Чтение 8–й страницы книги ~Верхом по темной тропе~

Некоторое время постоял, вслушиваясь, но не услыхал ничего лишнего и
вернулся в конюшню, принес сена лошади, осмотрел ее. Затем пошел в барак и
подобрал старые, выброшенные кем-то сапоги, принес их в дом.

- Мэм, - сказал я Пеннивелл. - Поносите их. Она поглядела на сапоги, а
затем на меня:

- Они очень большие и очень старые. А потом, у меня есть ботинки.

- У вас нет ботинок, которые оставляют мужские следы, а это то, что
нужно.

Она надела сапоги, и мы прошли за ворота к тому месту, где был лагерь
бандитов Фланнера. Мы походили вокруг, оставляя следы. Они поймут: большие
следы - мои, но подумают, что на ранчо есть еще мужчины.

Позже я вынул из седельной сумки мокасины, надел их и снова вышел. Эти
следы они тоже увидят.

Сакетты - горный народ, а это значит, что сначала мы жители леса, а потом
уже наездники. Все мы выросли среди индейцев и научились носить мокасины. В
них человек чувствует под ногами сухую ветку и никогда на нее не наступит. В
сапогах или ботинках не так-то просто ходить без шума.

Вернувшись, решил поспать час или два. Проснулся, когда солнце начинало
клониться к западу. Быстро оделся и прошел на кухню.

Там хлопотала Эм Тэлон, а на печи стоял горячий кофе:

- Я подумала, что ты собираешься уезжать. Ничто так не настраивает на
дорогу, как кофе.

- Спасибо. Тетушка Эм, вы великолепная женщина.

- Я всегда мечтала быть выше ростом, - сказала она. - Все мои братья были
за шесть футов, и мне хотелось быть такой же высокой. Но так и не доросла.

- Вы достаточно высоки для любой компании. Жаль, что я не знал вашего
мужа.

- Рид был мужчиной... самым настоящим мужчиной. Он жил сильно, думал
правильно, ни один человек не выходил из нашего дома голодным, будь то
индеец, негр или белый. И он ни от кого не терпел унижений.

- Тэлон разбирался в земле и в женщинах.

- Нам с ним было хорошо, - тихо промолвила Эм. - Мы прожили спокойную
жизнь и никогда друг другу не жаловались. - Она помолчала. - Просто я
смотрела на него, он на меня, и знали, что чувствует другой.

Да, они были счастливы. Вряд ли смогу найти себе такую же женщину. Хотя
мужчины и утверждают обратное, нет ничего лучше мужчины и женщины, идущих
рядом. Когда они идут вместе, для них не существует ни длинных дорог, ни
темных ночей.

5

Через час резвая лошадь уже несла меня в Браунс Хоул.

Севернее протянулась железная дорога Юнион Пасифик, а за ней пролегал
трансконтинентальный путь в Калифорнию. На тихоокеанской стороне Южного
перевала этот путь разветвлялся, и северная его часть становилась дорогой на
Орегон.

Шайки, орудовавшие в районе Браунс Хоул, процветали, воруя скот на одной
дороге и продавая его на другой. Иногда воры пригоняли сюда скот для того,
чтобы продать его в следующем году. Трава здесь была хорошая, а зимы
довольно теплыми.

На северо-востоке находится местность, известная под названием Дыра в
стене, а к западу от нее - горы Крейзи Маунтинз, откуда уже недалеко до
канадской границы. На юго-востоке от Браунс Хоул, в штате Юта, лежит Сан
Рафаэль Свелл, знаменитый своим Разбойничьим гнездом, а к югу, около
Прескотта, - Долина конокрада, за ней, в штате Нью Мексико, возле городка
Альма, одинокое ранчо. Вся эта обширная территория называлась Воровской
тропой.

На самом деле это был лабиринт троп, широко известных и тайных. Владельцы
ранчо и поселений здесь дружелюбно относились к бродягам, не задавали лишних
вопросов и не рассказывали о своих и чужих делах незнакомцам.

Большинство троп было известно индейцам и трапперам. Они всегда находили
убежища, недоступные постороннему взору. Бродяга мог проехать от
мексиканской границы до Канады и быть уверенным в том, что ему не будет
отказа в еде и крове и что по пути он сможет поменять лошадей.

Однако те, кто путешествовал по Воровской тропе, не всегда скрывались от
закона. Одни были крутыми ковбоями или бродягами, у которых место жительства
менялось вместе с временем года и у кого были друзья среди лихих ребят с
Тропы. Другие занимались воровством, уводя несколько голов скота, когда
подворачивался случай, и живя в ладу с законом остальное время.

Майло Тэлона на Тропе знали. Так как по Тропе беспрестанно путешествовали
взад-вперед, лучшим способом связаться с ним было приехать в Браунс Хоул.

К рассвету "Эмпти" осталось далеко позади, а я ехал по тропе, змеящейся
среди сосняка и опушек осиновых рощ. Утро было свежим и ясным, чисто умытым
после дождя, и на каждом листочке еще серебрились его капли.

У меня и моего коня было одинаковое настроение. Мы не спешили, дышали
свежим воздухом, на всякий случай поглядывая по сторонам, и наслаждались
путешествием. Далеко внизу я увидел темное пятно: скорее всего бизоны.
Большую часть их перебили, но здесь маленькие стада еще скрывались в горных
долинах.

Неожиданно выехали на травянистый склон, круто спускавшийся в долину.
Прямо и чуть выше лежал густой осинник. Повернув коня, мы поехали по опушке,
пока не нашли подходящее место. Отпустив лошадь пастись, собрал сухие ветки
и кору, разжег костер.

Я нарочно обогнул рощицу. Если смотреть снизу, то на фоне беловатых
стволов и серо-зеленой листвы дымок незаметен. Рядом с осинником журчал
между камнями и сбегал в долину ручеек, местами такой маленький, что почти
скрывался в траве. Зачерпнув воды, поставил котелок на огонь, засыпал кофе и
стал ждать, пока он закипит. У меня были кофе, немного вяленого мяса и
свежеиспеченного хлеба.

Нет на свете места красивее, чем осиновая рощица. Лоси и бобры любят
горьковатую кору осин, и их почти всегда можно найти там, где они растут.
Никакое дерево не дает животным столько пропитания, сколько осина.

Обычно там есть и хворост. Вытягиваясь к солнцу, осина быстро растет и
сбрасывает нижние ветки. Они быстро сохнут и отлично горят.

Хотелось как можно быстрее возвратиться на ранчо, но у меня вовсе не было
желания рисковать из-за этого скальпом. Остановка давала лошади отдых, а мне
- завтрак и возможность осмотреться и понаблюдать за тропой, которую только
что прошел.

Я надеялся, что выехал с "Эмпти" незамеченным, но, полагаясь только на
надежду, можно легко оказаться убитым. Если кто-то шел по моему следу, то,
прежде чем съехаться, следовало увидеть его... или ее.

Сидя на солнышке в ожидании кофе, пока наслаждался прекрасным утром.
Когда еду один, никогда не тороплюсь. Мне нравится не спешить, дышать
воздухом, чувствовать его... Я люблю ощущать его свежесть, его вкус.

Вскоре кофе закипел. Он оказался крепким - такой сдерет шкуру с быка.
Парень, с которым однажды пас коров в Соноре, говорил, что моим кофе можно
снимать рога: капнешь - они и растворятся. Конечно, неправда, но что-то в
этом есть. Дремоту словно рукой снимает.

Прожевывая мясо, я прихлебывал кофе, прислушивался ко всем звукам и
поглядывал на коня. Он был диким, а у дикой лошади чувства как у оленя и
намного больше соображения.

Вдруг чалый поднял голову, насторожился и раздул ноздри. Я пододвинул
винчестер и скинул ремешок с рукоятки револьвера, придерживающий его в
кобуре. Сам не ищу приключений, хотя мне случалось хоронить тех, кто искал.

Их было двое. Они ехали, изучая следы на тропе, и поэтому не заметили
меня. Я медленно встал с винчестером в руках. В этот момент мой конь заржал,
и они одновременно резко повернули головы, словно те сидели на одной шее.

- Вы что-то ищите, ребята? - Винчестер легко лежал в моей ладони. Я
никогда не целюсь, а просто смотрю туда, куда стреляю.

Им это не понравилось. На вид они были тертыми калачами. Оба сидели на
лошадях с клеймом "Восемь-лесенка-восемь" моргановской породы. Прекрасные
животные, и притом переклейменные, что сразу видно невооруженным глазом.

- "Восемь-лесенка-восемь", - сказал я с иронией, - и к тому же
моргановские. В здешних краях не так уж много моргановских, но умелый парень
с кольцом от подпруги и при помощи жаркого костра может переделать
"Шесть-четыре-шесть" в "Восемь-лесенка-восемь", почти не стараясь.

- Ты думаешь, мы их украли?

- Вы или кто-то еще, но на вашем месте я бы от них избавился, и поскорее.

- Почему? - спросил один из них.

- Вы слыхали про Голландца Бранненбурга?

- Не он ли гнал тех ребят от Монтаны до Техаса?

- Ага. Тот самый. - Я усмехнулся. - Вы, может, и не знаете, но это он
зарегистрировал клеймо "Шесть-четыре-шесть". Вы сидите на его лошадях.

Мне показалось, что их лица под загаром слегка посерели.

- Ты шутишь, - сказал один из них. - Да мы!..

- Заткнись, чертов дурак! - Тот, что постарше, был так же зол, как и
испуган. - Я тебе говорил, это было слишком легко!

- А теперь он, наверное, едет прямо за вами. Я слыхал, Голландец времени
даром не тратит. Так что пока ездите, учитесь молиться. Голландец гордится
своими лошадьми.

Они развернулись и понеслись прочь. Ну а я допил кофе, затянул подпругу и
собрался уже сесть в седло, когда услышал, что кто-то приближается.

Голландец показался мне жестким мужиком. У него было квадратное злое
лицо. На вид можно дать лет пятьдесят, и выглядел он таким же широким, как и
высоким, но каждая унция его веса - это хорошо продубленная кожа и железо.
Их было девять. Они подскакали и тут же охватили меня полукругом. Я встал к
ним лицом, крепко сжимая винчестер.

Они сразу оглядели и оценили меня и коня.

- Эй ты! - крикнул Голландец. - Здесь проезжали двое, ты их видел?

- Не приглядывался, - сказал я в ответ.