и изголодавшаяся плоть частенько напоминает о себе. Что же делать?
съязвил Хаммонд.
женщинами. Во всем нужно знать меру. Но ты б меня посадил на голодный
паек.
жизнь подорвет... да что там - сведет на нет мою жизнь духовную. Я не могу
ограничивать свой мир семьей, не хочу сидеть на привязи и жить монахом!
Все это чушь и суета! Мне суждено жить, заниматься астрономией и иногда
спать с женщинами. Я отнюдь не такой уж сердцеед, но ничьих осуждений или
запретов не потерплю. Мне было бы стыдно видеть женщину с ярлыком, на
котором значится мое имя, адрес, - словно чемодан с платьем.
уязвить соперника.
сравнивая половое общение с разговором. Дескать, в первом случае - дела,
во втором - слова. По-моему, ты прав. И надо как можно полнее обмениваться
с женщинами чувствами, ощущениями, ведь можем же мы с ними многословно
рассуждать о погоде. Так и физическая близость: вроде обыкновенного,
только на уровне физиологии, разговора между мужчиной и женщиной. Ведь и
словесно ты заговариваешь с ней лишь тогда, когда чувствуешь что-то общее,
то есть, нет интереса - нет и разговора. То же самое и с близостью: нет у
тебя чувства к женщине, не станешь и спать с ней. А уж если чувство
появится...
женщиной, - заключил Мей. - Поступать иначе просто неприлично. Как и в
беседе: если тебе интересно, ты выскажешься, иначе просто неприлично. А
что, лучше быть ханжой и помалкивать, прикусив язычок? Нет уж, лучше, все
накопившееся излить. Во всех случаях лучше.
Вот ты тратишь на женщин половину сил. И не совершишь того, что мог бы,
ведь у тебя светлая голова. Но ты растрачиваешь себя попусту.
хотя ты и женат, и не "растрачиваешься". Только ум твой, праведный и
бескомпромиссный, давно высох. И вся твоя праведность и стойкость,
насколько я вижу, ушла в слова.
просто, случается, кое-какие мыслишки записываю. Я не женат, но и за
женщинами не волочусь. По-моему, Чарли прав: если ему нравятся женщины,
пусть спит с ними, часто ли, редко ли - его дело. Во всяком случае, я ему
запрещать не буду. А у Хаммонда возобладал инстинкт собственника, поэтому
для него праведность и смирение плоти - главное. Погоди, его еще при жизни
нарекут Великим английским писателем. Все у него четко, ясно и понятно, от
А до Я. А взять меня. Ничтожный человек, пустослов... А ты, Клиффорд, как
думаешь: постель и впрямь генератор успеха, движитель мужчины в жизни?
тени: в этой области его рассуждения маловажны. Теперь же он покраснел и
смутился.
что-либо сказать по существу.
не увечная, ум твой цел-невредим и по-прежнему глубок. И нам интересно
тебя послушать.
"Женись, и дело с концом", вот, пожалуй, суть. Ну, а если мужчина и
женщина любят друг друга, их близость - великое чудо.
Клиффорд, его, как девушку, смущали такие разговоры.
как речь. Случись женщине заговорить со мной на языке интимности, я,
естественно, поддержу этот разговор и пересплю с ней, когда время
подойдет. К сожалению, женщины не очень-то балуют меня такими разговорами,
так что приходится спать одному, что, впрочем, ничуть не хуже. Хотя откуда
мне знать, можно лишь предполагать. Ведь я не считаю звезды, не пишу
бессмертных романов. Я всего-навсего простой армейский бездельник.
стежок за стежком - продолжала вышивать. Да, она присутствовала при этих
разговорах! Но сидела молча - таков порядок - не вмешивалась в сверхважные
рассуждения высокодуховных джентльменов. И уйти ей нельзя - без нее беседа
у мужчин не клеилась. Они теряли велеречивость. А Клиффорд совсем терялся,
нервничал, трусил, если Конни не сидела рядом, и беседа заходила в тупик.
Больше остальных Конни симпатизировала Томми Дьюксу - очевидно, чувствуя
это, он старался вовсю. Хаммонд не нравился ей вовсе - в каждом слове, в
каждой мысли проглядывал себялюбец. К Чарльзу Мею она относилась более
благосклонно, но что-то в нем претило ей, что-то вульгарно-приземленное,
несмотря на высокие устремления к звездам.
к ним добавлялся один-другой гость. Конни нимало не трогало, что мужчины
так ни до чего и не договаривались. Она просто с удовольствием слушала,
особенно когда говорил Томми. Лестно! Мужчины открывали перед ней свои
мысли, а это, право, же, стоило всех их поцелуев и ласк. До чего же
лестно! Но сколь холоден их разум!
его голову гости обрушивали столько испепеляющего презрения: шавка,
рвущаяся к славе, невежественный нахал, каких свет не видывал. Пусть
шавка, пусть нахал, но он мыслил четко и по-своему, а не утопал в пышном
многословии, любуясь своей высокодуховностью.
слишком ли усердствовали друзья Клиффорда? Да, приятно сидеть в клубах
табачного дыма на этих славных вечерах закадычных (как она величала их про
себя) друзей. Как забавно и лестно, что им не обойтись без ее присутствия.
Она безгранично уважала мысль, а эти мужчины пытались хотя бы мыслить
честно. Однако мысли мыслями, а дальше-то что? Никак не могла она взять в
толк, в чем суть этих разговоров. Не раскрыл эту суть и Микаэлис.
не мытьем, так катаньем добиваясь своего и равно страдая от чужих козней.
Клиффорд со своими закадычными дружками считал его врагом общества. Сами
же они врагами не были, напротив, они радели об обществе, жаждали так или
иначе спасти человечество или, по крайней мере, просветить.
любовной темы.
Томми Дьюкс. - А вот знать бы, что это такое. У нас, например, связь, как
у разномастных шестеренок, только сцепляемся мы своими воззрениями. А в
остальном нас очень мало что связывает. Стоит разъять шестеренки, и мы уже
порознь, говорим друг о друге гадости - так заведено у интеллигентов во
всем мире. Впрочем, черт с ними, речь не обо всех, а о нас. А зачастую
злоба друг к другу у нас не на языке, а в душе, и вот мы ее прячем,
прикрываем лживой любезностью. Удивительно! Жизнь мыслителей цветет
прекрасным цветом, а корнями-то уходит в злобу, в бездонную, чудовищную
злобу. И так испокон веков! Вспомните Сократа, его ученика Платона и
сравните со всем их окружением. Сколько в них злобы, как рады они
растерзать кого-либо, например Протагора, если мне не изменяет память. Или
взять Алкивиада и всех мелких шавок-учеников [в тексте Лоуренса намеки на
отношения этих людей в "Диалогах" Платона]. Как упоенно травят они
учителей! Поневоле обратишь взгляд на Будду, смиренно сидящего под
священным деревом, или на Христа: в Его притчах ученикам столько любви,
покоя и никакой мишурной зауми. Нет, что-то в корне неверно в том, как
живет и развивается мысль. Ее питают злоба и зависть, зависть и злоба!
Дерево по плодам узнаешь.
хуже всех. Да я предпочту самую горькую пилюлю конфете, в которой сокрыт
яд. И когда я завожу, какой Клиффорд славный малый, тут его впору
пожалеть. Ради Бога, не жалейте меня, говорите самое мерзкое, тогда я, по
крайней мере, пойму, что вам на меня не наплевать. А начнете льстить -
все, значит, со мной покончено.
Хаммонд.
пакости говорим. А за глаза - и подавно! Я, пожалуй, больше всех!
положил блистательное начало критическому направлению, но ведь он не
только в этом преуспел, - важно произнес Чарльз Мей. Сколько тщеславия и
напыщенности прятали закадычные друзья под личиной скромности. Каждое
слово рассчитано на публику и вместе с тем сколь смиренно!
застенчивый смугляк. Он приехал на два дня повидать Дьюкса и остался.
приходит к нам посредством всех органов тела: и через желудок, и через
половой член, и, в том числе, через сознание, то бишь мозг. Сознание,
мозг, лишь анализирует и логически обосновывает. Стоит возвысить мозг над
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Ларссон Стиг
Прозоров Александр
Юрьев Сергей
Свержин Владимир