пудинг, - сказала миссис Морел.
подняться из шахты. Кое-кто оказывался там еще до четырех, до свистка,
означавшего окончание работы; но Морел, чей небогатый забой был теперь
милях в полутора от площадки, работал, как правило, до тех пор, пока его
напарник не прекращал работу, тогда и он тоже кончал. Однако нынче ему не
работалось. Он находился в безопасной выработке и в два часа, при слабом
свете свечи, глянул на часы, в половине третьего опять. Он врубался в
выступ скалы, который преграждал путь к завтрашнему участку. Садился на
корточки или опускался на колени и с силой ударял кайлом о камень -
"У-ух... у-хх!"
всех сил он наносил удары, врезался в скалу.
надрываться.
крикнул Морел.
скалы он так и не одолел. Столько сил потратил сгоряча, что впал в
неистовство. Мокрый от пота, он встал, кинул наземь кайло, напялил куртку,
задул свечу, взял лампу и пошел. По главному проходу, покачиваясь,
удалялись огни углекопов. Слышался глухой гул многих голосов. То был
долгий, тяжкий путь под землей.
капли воды. Множество углекопов, шумно переговариваясь, ожидали своей
очереди подняться из шахты. Когда обращались к Морелу, он отвечал коротко,
неприветливо.
кого-то сверху.
зонтик. Наконец он встал в клеть - и вот он уже наверху. Сдал лампу, взял
зонт, который когда-то купил на аукционе за полтора шиллинга. С минуту
помедлил у шахты, глядя в поля; все затянуло серой пеленой дождя. Стояли
платформы, полные мокрого блестящего угля. Вода стекала по бортам
вагонеток по белым буквам "К.У. и Компания". Не обращая внимания на дождь,
углекопы серой унылой толпой брели вдоль железной дороги через поля. Морел
раскрыл зонт, и приятно было слышать, как барабанит по нему дождь.
грязные, но красные рты не закрывались ни на минуту - не умолкал
оживленный разговор. В одной группе шел и Морел, но не говорил ни слова.
Шел и досадливо хмурился. Многие заходили в трактиры - к "Принцу
Уэлльскому" или к "Эллен". Недовольство, владевшее Морел ом, удержало его
от искушения, и он устало тащился под нависавшими над оградой парка
промокшими деревьями, а потом по грязи Гринхиллской дороги.
углекопов, идущих из Минтона, к их голосам, к хлопанью калитки, когда они
поднимались на приступку и уходили в поле.
пить, если не зайдет в трактир.
льет дождь. Что ему за дело до ребенка ли, до нее?
Она взглянула на дитя. Голубоглазый, с густыми белокурыми волосами, до
чего ж хорош. Горячая волна любви поднялась в ней, несмотря на все муки.
Он лежал рядом с ней в постели.
дорожке. Он закрыл зонт, поставил его в раковину, потом сунул в кухню
тяжелые башмаки. В дверях появилась миссис Бауэр.
в чулан, повесил куртку, потом вышел и опустился на свой стул.
кружкой, она поставила пиво на стол перед Морелом. Он отхлебнул, перевел
дух, утер концом шарфа свои большие усы, еще хлебнул, перевел дух и
откинулся на спинку стула. Повитуха не стала больше ничего ему говорить.
Поставила перед ним обед и пошла наверх.
Бауэр не постелила для него скатерть и поставила не большую мелкую
тарелку, а маленькую, потом принялся за еду. Его ничуть не трогало сейчас,
что жена больна, что у него появился еще один сын. Слишком он устал;
хотелось пообедать, хотелось посидеть, положив руки на стол, и не по душе
ему было, что в доме крутится миссис Бауэр. И огонь в очаге не радовал -
слишком был мал.
очаге. Потом, как был в одних носках, нехотя пошел наверх. Нелегко сейчас
увидеть жену, а он так устал. Лицо у него было черное, в грязных подтеках
от пота. Фуфайка теперь высохла, впитав грязь. На шее болтался грязный
шерстяной шарф. Так он вошел и остановился в ногах кровати.
беспокойство было ему ни к чему, он совсем не знал, на каком он свете.
сказано это было механически - он пытался изобразить отцовские чувства,
которых в ту минуту вовсе не испытывал.
осмелился. Ей, пожалуй, тоже хотелось бы этого, но не могла она заставить
себя подать ему знак. Она лишь облегченно вздохнула, когда он вышел,
оставив за собою слабый запах угольной пыли.
молод и очень беден. Жена его умерла первыми родами, и в пасторском доме
он жил один. Он получил в Кембридже степень бакалавра гуманитарных наук,
был очень робок и никудышный проповедник. Миссис Морел души в нем не
чаяла, и он очень доверял ей. Когда она была здорова, он часами с ней
разговаривал. Он и стал крестным отцом малыша.
пораньше стелила скатерть, доставала свои лучшие чашки с тонким зеленым
ободком и надеялась, что Морел вернется не слишком рано; в такие дни она
даже была не против, чтоб он посидел в пивной. Ей всегда приходилось
готовить два обеда - по ее мнению, детям следовало особенно сытно поесть
среди дня, а Морел обедал в пять. И вот, пока она месила тесто для пудинга
или чистила картошку, мистер Хитон держал дитя и, не спуская с нее глаз,
обсуждал с ней свою ближайшую проповедь. Идеи у него были странные,
причудливые, и миссис Морел с присущим ей здравым смыслом возвращала его
на землю. Сегодня они обсуждали брак в Кане Галилейской.
жизнь, даже кровь вступивших в брак мужа и жены, каковая прежде была
бездушной как вода, исполнилась Духа и стала вином, ибо, когда нисходит
любовь, весь склад души человека меняется, исполняется Святого духа, и
даже самый облик его, можно сказать, меняется.
вот он и обращает любовь в Святой дух".
скинутых шахтерских башмаков.
Он кивнул, поздоровался с пастырем, а тот встал, хотел обменяться
рукопожатием.
охота пожимать такую руку? Работаешь кайлом да лопатой, вот грязь и
въелась.
достала дымящуюся кастрюлю. Морел снял куртку, пододвинул к столу свое
кресло и тяжело опустился в него.
как я устал.