преданы земле со всеми подобающими воинскими почестями, а дохлые псы с
позором полетели в море. В конце концов под воздействием суровых
обстоятельств беглый король спустился с холмов и предложил начать мирные
переговоры. Мятежники отказали ему во всем, кроме сдачи на условиях
безоговорочной капитуляции. Соответственно следующее же судно, навестившее
остров, унесло развенчанную королевскую особу в Перу.
трудно колонизировать голые острова с такими беспринципными пилигримами.
хозяйством на территории Перу, чье правительство предоставило ему безопасное
политическое убежище, еще долгое время следил за каждым прибывшим с
Энкантадас, надеясь услышать вести о падении республики и мольбы населения о
возвращении законного правителя. Он не сомневался, что этот несчастный
эксперимент с республикой должен скоро лопнуть. Но не тут-то было -
инсургенты избрали такой тип демократии, который не походил ни на греческий,
ни на римский, ни на американский. В сущности то была вовсе не демократия, а
постоянно действующая бунтократия, которая процветала, избрав своим
единственным законом беззаконие. Вскоре ряды бунтовщиков просто раздулись от
притока всякого рода мерзавцев, бежавших теперь с любого корабля,
прибывающего на остров, тем более что дезертирам предлагались всевозможные
завлекательные приманки. Остров Чарльза был объявлен политическим убежищем
для угнетенных всех флотов мира. Каждый удравший матрос превозносился до
небес как страдалец за дело свободы и немедленно принимался в число
оборванных граждан этой вселенской нации. Напрасно капитаны пытались вернуть
скрывающихся моряков. За каждого из них новые соотечественники были только
рады навешать любое количество фонарей под глазом кому угодно. Следует
отметить, что при всей малочисленности местной артиллерии с их крепкими
кулаками нельзя было не считаться. Наконец, дела зашли настолько далеко, что
ни одно судно, мало-мальски знакомое с обычаями этой страны, не осмеливалось
приближаться к ее пределам, какой бы сильной ни была нужда в провианте.
Остров сделался анафемой, морской Альзатией, неприступным убежищем
всевозможных сорвиголов, которые во имя свободы творили все, что им только
заблагорассудится. Их количество постоянно колебалось. Моряки,
дезертировавшие на другие острова или удравшие с судов на шлюпках, толпами
правили к острову Чарльза, словно к родному дому; одновременно толпы других,
кому надоела островная жизнь, время от времени переправлялись на соседние
острова и там, прикинувшись перед неискушенными капитанами жертвами
кораблекрушения, частенько умудрялись наняться на суда, отходящие на
континент, не отказываясь по прибытии туда от небольшой суммы, предлагаемой
им из сострадания.
наше судно лежало на своем курсе, окруженное томной тишиной, на баке кто-то
закричал: "Вижу огонь!" Мы начали всматриваться в темноту и увидели примерно
по траверзу маяк, горящий на каком-то смутно очерченном берегу. Наш третий
помощник, мало знакомый с этими краями, подошел к капитану и сказал: "Должно
быть, это потерпевшие кораблекрушение, сэр. Позвольте сходить за ними на
шлюпке".
выругался и произнес: "Ну нет, дорогие мои. Будь проклята эта ночь, но вам
не удастся сманить мою шлюпку. Неплохо придумали, мошенники, но, впрочем,
благодарю за предупреждение. Ваш остров, как опасная мель, вполне
заслуживает сигнала. Ни один человек, повидавший виды, не станет совать нос
в ваши дела и постарается держаться подальше. Это остров Чарльза! Вызовите
людей на брасы, господин помощник, и приведите огонь на корму".
НАБРОСОК ВОСЬМОЙ
остального архипелага, лежит остров Норфолк. Каким бы малоинтересным ни
казался юн путешественникам, в моем сочувственном воображении этот одинокий
остров уподобился святому месту благодаря тяжким испытаниям, которым
подверглась на его берегах человеческая природа.
на суше два дня, охотясь на черепах, и, поскольку не располагали большим
временем для продолжения этого занятия, на третьи сутки, в полдень,
приступили к постановке парусов. Мы были готовы вот-вот тронуться в
путь-якорь, оторванный от грунта, еще не вышел из воды и плавно раскачивался
на канате где-то глубоко внизу, а наше добротное судно, накренившись, начало
медленно поворачиваться, приводя остров на корму. В этот момент матрос,
работавший со мной в паре на шпиле, внезапно остановился и обратил наше
внимание на какой-то движущийся предмет на берегу, мелькавший не у кромки
воды, а несколько далее, на возвышенности в глубине острова. Чтобы лучше
уяснить смысл этого повествования, следует рассказать, каким образом такое
крохотное пятнышко, никем более не замеченное, все же привлекло внимание
моего товарища. Дело в том, что, пока остальные матросы, и я в том числе,
занятые подъемом якоря, упирались в вымбовки, этот приятель, находившийся в
необычайно возбужденном состоянии, словно подстегнутый, вдруг вскочил на
макушку шпиля, который с каждым оборотом преломлял напряжение наших мускулов
в вертикально действующую подъемную силу, и застыл там в каком-то
восторженном порыве, впившись глазами в медленно отступающий берег.
Оказавшись таким образом вознесенным над нами, он поэтому и разглядел этот
предмет, совершенно недосягаемый для нашего зрения. Возвышение точки
наблюдения моего приятеля явилось следствием возвышенного состояния души, по
правде говоря находившейся под сильным влиянием перуанского писко из
бочонка, тайно предоставленного в его распоряжение нашим стюартом-мулатом в
награду за некую услугу. Конечно, писко творит гораздо больше зла в этом
мире, но тем не менее в данном случае оно оказалось тем средством, пускай
даже косвенным, с помощью которого человеческая жизнь была спасена от
ужасной судьбы. Имея это в виду, не следует ли, на всякий случай, отметить,
что иногда писко способно принести и добро?
скале, примерно в полумиле от берега.
платок!"
довел этот факт до слуха капитана.
высокий ют из каюты была вынесена длинная подзорная труба и просунута сквозь
такелаж бизань-мачты. В трубе ясно обозначилась человеческая фигура,
неистово машущая платком в нашу сторону.
обернулся, сделал несколько быстрых шагов вперед и скомандовал снова отдать
якорь, а затем приготовить и спустить шлюпку.
шесть человек, а вернулось семеро, и седьмой была женщина.
владею техникой рисования пастелью, потому что женщина являла самое
трогательное зрелище и только пастель своими мягкими, меланхолическими
линиями смогла бы передать трагический образ смуглолицей чоло.
немедленно понята, потому что капитан, давно уже занимавшийся коммерческими
сделками на чилийском побережье, прекрасно изъяснялся по-испански.
Перу. Три года тому назад вместе со своим молодым мужем Фелиппом, с которым
только обвенчалась и в чьих жилах текла чистая кастильская кровь, а также с
единственным братом-индейцем Трухильо она села на французское китобойное
судно, отправлявшееся под командованием жизнерадостного капитана в какой-то
отдаленный район промысла. Судно должно было пройти совсем близко от
Энкантадас. Маленькая экспедиция ставила себе целью заняться там выгонкой
черепахового масла - жидкости настолько чистой и обладающей таким тонким
привкусом, что высоко ценится повсюду, где только известна, особенно вдоль
всей восточной части Тихоокеанского побережья. Хунилла и ее спутники
благополучно высадились в избранном месте со всеми пожитками: платяным
сундуком, инструментами, кухонной утварью, примитивным аппаратом для
топления масла, несколькими бочонками сухарей и прочим имуществом, включая
двух любимых собак, которых чоло просто обожают. Француз же, согласно
контракту, подписанному перед отплытием, обязался подобрать их на обратном
пути по возвращении из четырехмесячного плавания в западных водах - этот
Каменистый Артем
Трубников Александр
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Браун Дэн
Журавлев Владимир