мелочь. Иное было у Чарли - он работал постоянным ночным грузчиком на
перевалочной продуктовой базе. Того, что он совершенно легально, по
разрешению и даже настоянию начальника смены, уносил с работы в сумках,
вполне хватало на ежедневное питание. Зарплата же, соизмеримая с получкой
высококвалифицированного токаря, шла на одежду и активный отдых. Доставалось
и матери с братишкой. Как Чаплину удалось устроиться на такую выгодную
работу, для всех оставалось загадкой. При этом никого не интересовало, когда
Чарли спит и как он готовится к занятиям. У нищих и ленивых коллег по
студенческой кагорте превалировало одно суждение: "Везет же человеку!"
Прежде чем произнести первое слово, он закатывал глаза, сжимал губы,
прерывистыми неглубокими вдохами втягивал в себя воздух, "настраивал" первый
слог, далее все предложение шло нормально: "Ха-ху-хо...хо-орошая погода,
пойдем пиво пить!" По возможности старался обходиться мимикой. Например,
если на его предложение следовало неуверенное возражение: "А как же лекции?"
- Чарли в ответ уверенно махал рукой, отметая неромантическое сомнение.
многие из его приятелей, как говориться, облизывались. И дело не в том, что
это были какие-то особые подруги - нет, самые обыкновенные студентки, наши
знакомые. Завидовали же количеству и той легкости, с которой Чарли удавалось
"прицепить" к себе очередную "чуву", той беспечности, с которой он с ними
расставался.
что Чарли неизменно отвечал: "Не-ни-не... Не родилась еще такая!..." - одна
рука, украшенная золотой "печаткой", вылетев из брюк, беспечно резала
воздух, вторая, как борец под ковром, продолжала пузырить карман, вероятно,
лепя свою миллионную фигу.
бывает, чтобы студент фартово жил, благодаря просто физическому "ломовому"
вкалыванию: не фарцевал, не имел богатых родителей - просто работал. Ой,
залетишь ты, думали друзья. Аномалия не может продолжаться долго. Где ни
будь да залетишь.
него забеременела "однокашница" Наташка. Разведенка, прожженная
очаровательная Натэлла, все четыре года безуспешно скрывавшая свое
деревенское происхождение толстым слоем помады и частым курением на
лестничной площадке общежития. Напившись в ресторане, она висла на
великолепном женихе в золотистой бабочке и громко причитала, не обращая
внимания на гостей: "Чарка, а я думала ты меня обманешь, бросишь. Если бы ты
бросил, это было бы в порядке вещей. Я была готова к этому, я привыкла...
Может быть, ты еще бросишь, а? Ты ведь вон какой, а я..." У Натэллы уже был
шестилетний сын, который рос без ее участия в деревне, что вообще-то -
Натэллкино очное обучение и воспитание ребенка - было подвигом ее
престарелых родителей.
проницательность, думали каждый про себя: "Ай, да Чарли, ай да залетел!"
Нет, немо возражал Наташке и всем гостям Чарли, используя бодливую голову и
другие мимические средства. Однажды все же, значимо обводя собравшихся своим
удивленно-уверенным взглядом, выдал тираду якобы в адрес невесты:
"Са-су-со...Со-обственно, а что, собственно, необычного происходит? Ты
останешься такой же, великолепной Натэллой. А я всего лишь продолжаю свой
род. Кто за меня это будет делать? Я еще никогда не допускал ошибок,
запомните. Не дождетесь!..." - Он нежно обнимал Натэллу левой рукой, правая
оставалась под скатертью - друзья, близко знающие Чарли, догадывались, что
она там вытворяла в их адрес.
удобства на улице. Зато отдельное жилье - Чарли за ценой не постоял. Он изо
всех сил старался следовать тому, что продекларировал на свадьбе: ничего
особенного не происходит. Они продолжали регулярно посещать рестораны,
именно те, завсегдатаями которых слыли по холостому делу. Даже когда
родилась дочка, приходили втроем в ресторан, поближе к вечеру: Чарли,
Натэлла, дочка в ползунках. Заказывали шампанское, ужинали, уходили, не
допив и не доев, давали официанту на чай. Иногда, если удавалось оставить у
кого-нибудь дочку, засиживались допоздна. Мало чего осталось от великолепной
Натэллы - она после родов оборотилась деревенской девахой Наташкой, сдобной
и наивной. Часто в ресторане, пригнувшись к столику, пугливо озиралась по
сторонам, как истинная провинциалка, будто и не было пяти лет жизни в
большом городе: "Чарка, давай будем, как нормальные люди... На нас смотрят,
мне кажется, завидуют. Ведь так, как мы, не живут, нам не простят."
любящим и верным мужем и отцом, но в остальном - тот же Чарли, а не
какой-нибудь заикающийся студент, успокаивал ее: "Ма-мо-мы... Мы-ы все
делаем, как надо. Что из того, что мы везучие? Мы же не мешаем никому, не
идем, так сказать, вразрез нормальному течению." - "Идем," - вздыхала
Наташка.
Ближайшую перспективу Чарли уже наметил: он заканчивает институт,
устраивается на хорошо оплачиваемую работу, продолжая подрабатывать
грузчиком, они выкупают этот домишку, привозят из деревни сына Наташи. "Ой,
ты бы не загадывал, - тихо, боясь спугнуть сказку, - говорила Наташа. - Ой,
ты бы поберегся! Хоть бы по ночам меньше шастал. Нужны нам эти рестораны,
пуп надрывать, кому чего доказываем!..."
Чарли остался на разгрузку рефрижератора, закончили заполночь. Он доехал на
дежурной машине до своего темного района, пошел вдоль бетонного забора к
дому. Метрах в тридцати по ходу замаячили фигуры. Чарли замедлил шаг,
осторожно вытащил из-за пазухи тугой бумажник и уронил под забор, стараясь
запомнить место. Продолжая идти, снял часы и "печатку", проделал с ними то
же самое.
страждущему:
куртку... Под утро он добрался домой, волоча ногу. Держась за грудь и
прикашливая, сказал ахнувшей жене: "Под забором, третья и пятая плита от
дороги. Бумажник, часы, перстень... Давай, пока не рассвело".
за собой сонную соседку-фельдшерицу, фартовый Чарли, похожий на великого
клоуна с нарисованным лицом, с огромными белками вместо глаз, лежал на полу
возле дочкиной кроватки - ступни разведены, изумленные брови, - чему-то в
последний раз улыбался, может быть девочке, невероятно похожей на отца,
которая, держась за плетеную загородку и покачиваясь, смотрела на него
сверху и удивленно "гулькала".
Ч Е Р Н Ы Й Д О К Т О Р
сезон заключительный этап отпуска, обратная дорога, проходил транзитом через
город, в котором проживает мой армейский друг Михаил Ряженкин. Я решил
воспользоваться случаем и порадовать приятеля сюрпризом - собственной
персоной. Будучи уверенным, что доставлю себе и ему немалое удовольствие.
Приехав в названный город рано утром, я позвонил с вокзала. Мишка
обрадовался, объяснил как к нему добраться. Признаться, в мечтаниях о первых
минутах моего неожиданного появления здесь, следовали другие слова: подожди,
не беспокойся, примчу за тобой на машине. Но, видно, колесами Мишка еще не
обзавелся. А пора бы, ведь прошло уже семь лет со дня начала вольной
самостоятельной жизни.
которой вполне хватает для моей пока небольшой ячейки общества - мы с женой
и трехлетняя дочка. С момента, как у меня появился личный автомобиль, я, к
моему стыду, стал относиться к "безлошадной" части народа несколько
снисходительно. Что касается Мишки, то здесь ощущения особые. Ведь я ожидал
его увидеть в полной гармонии с той перспективой, которую он уверенно
рисовал для себя в армии: коттедж в престижном береговом районе, катерок на
речной пристани, машина-иномарка, белокурая длинноногая супруга из породы
фотомодель... Крутой бизнес. Приемы, презентации и прочее. Я стал
догадываться, что между теми грезами и реальностью - как между землей и
небом. Но, в конце концов, это ничего не меняло: Мишка есть Мишка, и я
приехал к другу, а не к супермену.
"Черный доктор", который я, соблазненный необычным названием, вез от южных
виноградарей сибирским нефтяникам - моим коллегам по работе. Подарок бригаде
получался весьма оригинальный. В прямом и переносном смысле -
сногсшибательный. И я этим заранее гордился, представляя
удивленно-радостные, уставшие от плохой дешевой водки лица своих друзей.
Чемодан сдал в камеру хранения. Канистру, от греха подальше, решил оставить