опушке оливковой рощи и с любопытством разглядывали их. Трое критян
замерли в напряжении, и вид у них был довольно глупый. Они разглядывали
влажные каски железноголовых: к одной пристал комочек красной
кастеллийской земли. Они ждали, пока немцы поравняются с ними и пройдут
дальше. Немцы подходили тяжелым, заплетающимся шагом людей тупых и
равнодушных. Сапоги у них тоже были облеплены красной мокрой землей.
оливковыми рощами, тянувшими соки из плодородной почвы долины. Они
пробирались по узким тропам и часто днем проходили мимо белых домиков
селений, но старались держаться от них подальше, как и от встречных
критян, с мулами на поводу шедших к оливковым рощам. И Берк все чаще и
чаще чувствовал пульсирующую боль в ноге.
рисковал там, где, казалось, и рисковать было бесполезно. Они прятались в
сумраке предгорий и ни разу больше не встретили немцев, хотя издали видали
их часто.
пряный запах снизу, из мандариновых рот.
пластов. Железо было в этом запахе, разносившемся далеко по горам.
7
деревни, вытянувшиеся вдоль узкой прибрежной полосы. К ночи, когда уже
стемнело, они свернули на запад и шли опять без дорог и тропок, по холмам,
сбегавшим к самому морю.
деревушку. Она ютилась в глубине длинного узкого заливчика, напоминавшего
снимки норвежских фиордов. За ней темнела расщелина, уходившая далеко в
горы. Ее ясно можно было различить отсюда, сверху.
заинтересованного.
совершенно безмятежно. Было что-то афинское в неторопливом взгляде этого
человека. Как и в его рыжей бороде, которая щетинилась тоже как-то
безмятежно.
просто десятка полтора домов, вытянутых в один ряд. Они стояли у дороги,
бело-голубой от выстилавшего ее камня вулканической породы.
Противоположный крап дороги был извилистый, неровный и обрывался прямо в
море. Узкий залив впереди расширялся, переходя в Мессарскую бухту. Оба
берега были гористые и сходились у отрогов главной гряды в глубине, где
видна была мертвая, наполовину пересохшая речка.
первой хижине.
просто толкнул дверь, и они все вошли в низкую комнату с голыми стенами. В
полутьме ничего почти не было видно, но Нис повернулся и вышел.
соседнему дому, потом так же внимательно посмотрел на окно с закрытыми
ставнями. Дома все лепились один к другому, только двери указывали на
границы между ними.
вошел. Он пригнулся, чтобы лучше оглядеть комнату в темноте. В ней были
такие же голые стены и пахло как-то странно, не то дохлой рыбой, не то
краской.
ним.
Спада. - Он подождал немного. - Спада, - крикнул он уже сердито и прибавил
по-гречески: - Что, у тебя уши губкой заткнуты?
язычок огня поплыл к висячему фонарю, который вдруг вспыхнул и осветил
комнату. И Берк и Стоун сразу невольно глянули на руки человека,
державшего спичку. Они увидели, что одной руки нет, но боялись поверить
этому. Человек стоял перед ними в длинных шерстяных подштанниках, висящих
мешком, и грубой холщовой рубахе. Фонарь освещал одну руку и обрубок
другой.
от удовольствия.
вишнево-смуглое лицо, веселое и все в морщинках, и металлический взгляд.
Говорили они об отце Ниса. Он, Спада, знал, что когда их схватили, то его
взяли на броненосец, что было нешуточным делом. Ну, а после? Ничего,
сказал ему Нис. Он сам ничего не знает. Потом про тюрьму, и про
мобилизацию, и про то, что он еще ждет, но почти не надеется, потому что
скорее всего отца расстреляли.
них, и они оба встали. Спада протянул им руку, и они пожали ее неловко,
потому что рука была левая.
ждать.
Все трое смотрели на эту семнадцатилетнюю критянку, жену старого Спада.
Крепкий старик Спада. Нис быстро по-английски пояснил, что это Смаро -
жена Спада.
чувствовались удовлетворенность и успокоенность. Старый Спада - хороший
мужчина для этого яблочка-скороспелки, думал Берк. Стоун отметил про себя
смугло-розовое лицо и кожу, даже при слабом свете фонаря похожую на тонкую
апельсиновую корочку. И сосредоточенное лицо. Не от мыслей
сосредоточенное, а от суровой жизни.
бурку. Спада вслед ей собрать поесть.
бы я не лишился и другой руки, если меня накроют. - Он весело рассмеялся.