тоже хотелось расцеловать эту удивительную машину, подарившую тебе весь
мир, а мне - тебя.
сознание. Кстати, разве я не говорил, что такое бывает только с очень
сильными людьми, большой воли? Так вот. Однажды я подключил тебя к
испанскому рыбаку Артуро Васкесу. И ты начала читать чьи-то прекрасные
стихи. О море, о звездах...
любви?" Ты повернула ко мне сразу ставшее строгим лицо, помедлила с
ответом.
пропасть.
судороги сотрясают тело.
их раннему гостю, и уже раскаивается, что согласился на его уговоры. Почти
три часа "эстафеты" - это не шутка.
себе и шепчет:
таким, таким... Возвратите меня. Я хочу иначе. Начать все сначала.
Иначе... Возвратите!
невозможного. Требует спасения. Мы не волшебники, поймите это, милый
дедушка. И простите эту странную машину - поливит..."
лужах мертвые листья. Егору больно смотреть на него. Он отводит взгляд от
стены-окна. И натыкается им на веселую мордашку Солнца на груди у Славика.
Солнышко, наше солнышко, думает Егор. Как мало ты еще согрело человеческих
душ, как часто - гораздо чаще, чем врачи - мы разводим руками: поздно,
жить будет, но душу спасти невозможно. Плохо, что нас зовут на помощь,
когда беду уже не спрячешь. Ни от себя, ни от других. А многие и не зовут,
и не подозревают даже, что им нужна какая бы там ни было помощь.
Три месяца! Три месяца сидим на этой станции и не можем уразуметь, что
внутренний мир человека не может быть и никогда не станет общественным
достоянием... Хоть ты ему, Ольга, скажи. Он все думает, что меня случай с
Ильей ополчил против поливита...
Совести. Потом. А сейчас у нас конкретное задание сектора по изучению
социальных последствий развития науки и техники: дать рекомендации где и
как можно использовать эту странную машину - поливит. Обнажитель душ, как
еще называет его Славик".
Загляну куда-нибудь - и домой. Так хочется побыть зрячей, полюбоваться
осенью.
в которые сразу веришь. Ну как тебе рассказать, что дождь уже кончился и
стволы желтого света выросли в нашей роще? Что засыпает полуденным сном
речка, и вода тщетно пытается смыть у берега отражения багряных и
золотистых крон. Как объяснить тебе, Оля, что сейчас мне тоже хочется
писать стихи?
поливита и подключу твое сознание к себе... И тогда ты сама все поймешь. И
узнаешь, почему я так упорно молчу.
во второе кресло. Надевает биошлем. Лицо Ольги все еще ищет его, ожидает
ответа.
НЕДОСТРОЕННЫЙ ДОМ
плесом, уплыла вдаль. Дальше - поле, лес, какой-то маленький город, опять
поле, паутина дорог...
Антоновичем он объявился недели через две. Загорелый, обветренный,
веселый. Друзьям он сообщил, что только что вернулся из Северной Америки,
откуда привез уникальную запись. В Школе знали: Илья с детства увлекается
голографическим кино, в частности съемками деревьев, и вовсе, чужд
хвастовства. Раз говорит, уникальная, значит так оно и есть.
проектора сидел Юджин Гарт. Он просматривал новинки.
всепрощающе и радостно. "Я рад тебя видеть, - говорила улыбка руководителя
школы. - Как читатель ты, конечно, баламут и годами путаешь личное с
общественным. Ладно, я прощаю тебе это. Я готов простить тебе большее -
неудачу с экзаменом, но все же хочу знать: что ты намерен делать дальше?"
кристаллы в бункер коллектора. - Я его чувствовал - грех. Еще когда от
Анатоля уходил - чувствовал. А понять не мог. И когда Иван Антонович меня
отчитывал - тоже не мог. Думал так: ну, пусть метод порочен, - виноват,
согласен, - но ведь главное-то достигнуто: понял я беду человека, понял...
Начал в Калифорнии фильм снимать - тоже не клеится... Тут-то дерево и
объяснило мне все.
имена ее - музыка. Веллингтония, Мамонтовое дерево... Нашел такое. Не
секвойя - красавица. Высота - сто семь метров. Общие планы я за полчаса
сделал, а что потом?.. С гравипоясом вокруг нее вертеться, думаю? Душа не
принимает. Слишком серьезное дерево, гордое. Оно же минимум три тысячи лет
прожило. В муках и радостях крону возносило. Вырастало. Эта крона как раз
и напомнила мне душу человеческую. Высоко она, далеко до нее - факт... Я
решил взобраться на дерево. Сам. Без помощи всяких там технических чудес.
Решил - и начал восхождение.
крючья, веревка с карабином... И кадры пошли косяком. Оригинальные,
неожиданные, смелые. Потому что я повторял путь дерева: я вырастал вместе
с ним... Так вот. Первых веток я достиг под вечер. Что за ветер там был!
Какие только песни он мне не насвистывал. Вальсы, марши, гимны. И у всех
одно название - Вел-линг-то-ни-я.
Над головой ходили темно-зеленые, почти черные, волны кроны и шумели,
шумели. А я снимал сон коры и тревогу хвои... Утром я достиг вершины. С
меня сошло семь потов, но я мог объявить всему миру: "Я познал душу этого
дерева, потому что познал его жизнь". Там, на головокружительной высоте, я
и спросил себя: "А как же ты мог подумать, мельком взглянув на срез
сознания человека, подслушав несколько мыслей, что ты уже понял беду его и
познал его душу? Стыдись, Илья, - сказал я себе. - И действуй".
маленький городок со смешным и поэтичным названием. Городок Птичий Гам.
Это родина Анатоля, и я хочу там пожить. Узнаю друзей его, родных. Прочту
его любимые книги... Словом, я должен стать для Анатоля братом, другом,
кем угодно, но только не гостем, нарочно сломавшим лыжу... Я вам позвоню,
Юджин.
обтекателя. Пока Илья вспоминал прощание со школой, модуль миновал желтый
мазок берега и бесшумно заскользил над океаном.