значительном месте и, чтобы не оплошать, контролирует каждое свое движение,
мучительно призывая на помощь с мутные образцы хороших манер, виденные в
каких-нибудь фильмах про благородную жизнь, где роли столбовых дворян
исполняют томные внуки аптекарей и огородников. Когда мы пригласили его
присесть за наш столик, он ответил нам коротким поклоном, которым в этих
самых кинокартинах обычно заканчивают переговоры о месте поединка,
секундантах и прочих дуэльных подробностях.
показывая пустую банку.
официантку.
впредь довольно много, поэтому читатель, любящий прямоезжие сюжеты, может
сразу отложить это сочинение.)
она обладала всеми тремя основными признаками женской привлекательности:
большими глазами, большой грудью и большим задом. При этом фигура ее
оставалась достаточно стройной, а волосы радовали взор аккуратной
парикмахерской курчавостью. Судя по тому, что в течение нескольких лет она
частенько появлялась на работе с тщательно запудренным синяком под глазом,
Надюха была девушка замужняя. Правда, в последние несколько месяцев никаких
брачных отметин на лице не наблюдалось, и это наводило на мысль, что ее
супружество распалось. Более того: в карих Надюхиных глазах возникло то
загадочно-задумчивое выражение, которое всегда выдает томящуюся в
одиночестве женщину. Не путать с насмешливо-призывным взглядом женщины,
томящейся в браке! От прочих официанток она отличалась еще и тем, что
обслуживала быстро, грубила вполсилы, а обсчитывала очень умеренно, не
жалуясь при этом, что детское пальтишко в магазине стоит чуть не половину
ее официантской зарплаты. Детей, кстати, у нее не было.
неба, видневшийся сквозь приоткрытое витражное окно, -- пиво кончилось.
Последний портвейн взял Закусонский. Остались шампанское и коньяк -- очень
дорогой!
реформ и с малолетства привыкшему к изобилию веселящего зелья везде и в
любое время суток, эта возникшая у нас проблема может показаться надуманной.
Но напомню, что описываемые события происходят как раз накануне
спровоцированных мной, дураком, реформ, и мы, воспитанные справедливой, но
суровой социалистической действительностью в духе жесткой борьбы за каждый
децилитр алкоголя, восприняли эту весть спокойно. Коньяк, даже безумно
дорогой, в условиях разразившейся антиалкогольной кампании -- это просто
подарок судьбы. В конце концов расплатиться можно и завтра, оставив в залог
на крайний случай часы или писательский билет. И чтобы закрыть тему, выскажу
соображение, давно не дающее мне покоя. Перестройка лишила нас главного --
жизненной цели. Создавая массу препон и преград перед пьющим человеком,
социализм имитировал, пусть неумело, цель, а значит, -- и смысл жизни.
Капитализм с его ломящимися от горячительных напитков витринами оставил
нас один на один с леденящей онтологической бессмысленностью бытия. И нет
ему за это прощения!
рассматривать кусочек неба в окне.
с таким видом, будто у меня там филиал госбанка.
а ничего не подозревающий новичок вынимает деньги, после чего можно
сообщить, что забыл бумажник в пальто, давая ему возможность потратиться.
Опытные в секретах застольного мастерства, Стас и Арнольд сделали то же
самое. Так мы некоторое время и сидели, точно три мафиози: каждый сунулся в
карман за стволом, но начать пальбу первым никто не решается...
посмотрели на Витька.
не смутившись тем, что наше знакомство начинается с прямого вымогательства.
-- Меня же со стройки уволили...
к бабе без...
тоже были "без".
него долгим взглядом женщины, забывшей, когда ей в последний раз дарили
цветы.
свои "командирские". -- Завтра принесу деньги...
понемногу осваиваться.
папуасу оставить в колониальной лавке свой амулет -- мумифицированную и
ставшую священной погремушкой мошонку любимого дедушки. (Пошловато, но все
равно надо запомнить!)
"Тик-так" тут откроем! -- ответила она с той чисто бабьей сварливостью,
после которой обычно следует согласие.
испакостил.
посельсоветуемся...
столика, и Витек проводил ее жадным глазом. Некоторое время мы сидели молча,
стараясь не смотреть друг на друга, а потом Арнольд, крякнув, полез в рюкзак
и выставил на стол литровую бутылку из-под венгерского вермута, наполненную
жидкостью, по цвету напоминающей отработанное моторное масло.
чуть-чуть, нам со Стасом побольше, а Витьку -- граммов сто. -- Тебе до
краев. Ты молодой, у тебя еще вся печень впереди!
который уронили кусочек селедки иваси с луком. Витек, опрокинув рюмку,
замер, прислушиваясь к тому, как алкоголь теплой мышкой бежит вниз по
пищеводу. В тот момент, когда мышка достигла желудка, он согласно кивнул.
внутрисемейных, -- разъяснил Арнольд. -- Даже самый плевый мужик, как
выпьет, места себе не находит, пока кого-нибудь не прищемит. У нас ее
поэтому "амораловкой" и прозвали. Вы сегодня больше -- ни-ни, а то резьбу
сорвете.
какой разговор без рюмахи?
работы?
трибуне колотил! -- подсказал Арнольд.
горячее беспокойство вполне определенной направленности. А бредовая идея
сделать из Витька мировую знаменитость вдруг показалась мне не такой уж
глупой, но даже волнующе заманчивой, как первое прикосновение к незнакомой
девичьей коже. Я глянул на Стаса: его бледные впалые щеки зарумянились,
залысины запотели, а в глазах появилась похотливая целеустремленность. У
Витька на лбу тоже выступила испарина, и он своими толстыми пальцами пытался
слепить из хлебного мякиша нечто женское. Арнольд же наблюдал за действием
"амораловки" с тихой улыбкой юнната.
некоторой паузы.
возникшую неловкость.
месте...