взбежала на веранду отеля, сгрудилась за одним из столиков - и все стали
колотить по нему кулаками и кричать на официанта, наперебой заказывая каждый
свое, и дети храбро присоединились к общему шуму и гаму.
обыкновенно - в темно-синем полотняном платье и широкополой синей шляпе,
которая наполовину скрывала ее черные волосы, миловидное личико и
внимательные синие глаза, - не без отвращения посмотрела в сторону испанцев;
потом приподняла рукав на правой руке и еще раз оглядела то место, где ее
недавно ущипнула нищенка. Повыше локтя вздулась и отвердела опухоль и уже
проступали багрово-синие пятна. Женщине хотелось кому-нибудь показать этот
болезненный след, сказать легким тоном, словно и не о себе: "Дикость
какая-то, просто не верится - неужели так бывает?" Но рядом никого не было,
и она опустила смятый рукав. С утра, приняв холодную ванну, напившись
горячего, хоть и премерзкого кофе и чувствуя себя чуть получше оттого, что
удалось выспаться, она уже не в первый раз отправилась в Бюро выезда и виз.
Нищенка сидела на земле, прислонясь спиной к стене, и ела горячий зеленый
перец, прихватив его лепешкой; подтянутые к животу колени ее торчали под
бесчисленными драными юбками. Заметив американку, она перестала есть,
переложила лепешку с перцем в левую руку, неловко поднялась и, стремительно
переступая тощими ногами, направилась к намеченной жертве; на темном, словно
дубленом лице ее желтые глаза были точно нацеленные клинки.
иностранку по локтю; той и сейчас помнилась приятная дрожь справедливого
негодования, с каким она, собрав все свои познания в испанском, ответила,
что ничего подобного делать не намерена. И тогда нищенка, точно нападающий
коршун, мигом ухватила когтистой лапой мякоть ее руки пониже плеча и
ущипнула жестоко, с вывертом, впиваясь в кожу длинными, точно железными
ногтями, - и тотчас кинулась наутек, только босые пятки замелькали. Да, это
было как страшный сон. Такое просто не может случиться в обычной жизни, по
крайней мере со мной. Она ссутулилась, отерла лицо платком и посмотрела на
часы.
шептались, наклонясь друг к другу и согласно кивая головами. Потом, захватив
свою корзинку с провизией и собаку, перешли площадь и уселись на другом
конце скамьи, на которой сидел недвижимый индеец. Они развертывали
промасленную бумагу и неторопливо поедали огромные белые бутерброды, по
очереди запивая их из стаканчика-крышки большого термоса. Толстый белый пес
сидел у их ног, доверчиво задрав морду, и, громко захлопывая пасть, ловил
все новые куски. Они жевали и жевали важно, деловито, с достоинством, а
маленький индеец на другом конце скамьи не шелохнулся, неслышное дыхание
едва приподнимало его впалый живот. Немка хозяйственно завернула остатки еды
и положила на скамью подле индейца. Он мельком глянул на сверток и опять
отвернулся.
спросили бутылку пива и два стакана. Нищий калека вылез из-под дерева,
принюхался и пополз на запах пищи. Приподнялся, обхватил сверток обернутыми
кожей культяпками и сбросил наземь. Прислонился к скамье и стал есть прямо с
земли, давясь и чавкая. Индеец не шевелился, смотрел в сторону.
но словно бы нерешительно, не глядя в глаза незнакомке. По-английски она
говорила почти без акцента. - Он такой терпеливый, я только иногда боюсь,
может быть, он думает, что мы все это устроили ему в наказание.
почти ласково посмотрев не на неприглядную, неприлично одетую молодую
американку, а сквозь нее, равнодушно отвернулась.
вдруг вскочила на ноги и пронзительно закричала по-немецки:
под мышкой. Не спеша, легкими мелкими шажками они направились к одинокому
индейцу на скамье. Он смотрел, как они приближаются, но и бровью не повел; а
у них лица были ничуть не суровые, только непроницаемые и равнодушные. Они
остановились перед сидящим, окружили его; и сейчас же, без единого слова или
взгляда, он поднялся и пошел с ними, все они неслышно ступали в своих драных
сандалиях, белые холщовые штаны болтались вокруг тощих щиколоток.
решили не утруждать себя вопросами, на которые все равно не получить ответа.
Притом что бы ни произошло в этом городишке, даже и с кем-то из них,
остальных это не касается.
женщине в зеленом. - Здесь это обычная история. В конце концов они его
расстреляют, только и всего. Может, он стащил пригоршню стручкового перца. А
может, у них в деревне немножко поспорили о политике.
ручищами и ножищами. До сих пор он сидел согнувшись в три погибели, нога на
ногу, а теперь выпрямился и устремил мрачный взгляд на жирного поросенка.
быть, что дело в политике. В этой стране ничем больше не занимаются.
Сплошная политика, забастовки да бомбы. Им даже понадобилось бросить бомбу в
шведское консульство. Уверяют, будто по ошибке, - врут, конечно! Почему
именно в шведское, хотел бы я знать?
спросил он. - Почему бы и иным прочим в кои веки не хлебнуть? Почему одни
немцы должны терпеть всякие неприятности в этих паршивых заграницах?
очень светлые глаза белесыми ресницами и принялся тянуть через соломинку
стоявший перед ним фруктовый напиток. Все немцы, сколько их сидело
поблизости, беспокойно зашевелились, сурово нахмурились. Лица их выразили
чопорное осуждение: вот уж не к месту и не ко времени! Из-за таких-то
личностей обо всех нас идет за границей дурная слава. Толстяк побагровел,
надулся, казалось, он оскорблен в своих лучших чувствах. Настало долгое,
пропитанное нестерпимой жарой и потом молчание; наконец все зашевелились,
отодвигая стулья, собирая пакеты и свертки, и медленно двинулись к выходу.
Отплытие назначено на четыре часа, пора идти.
поручней, твердо упершись ступнями в палубу, руки опущены, поза свободная,
но не расслабленная, и стал присматриваться к веренице пассажиров,
поднимавшихся по трапу. У доктора Шумана был орлиный профиль, строгая,
красивой лепки голова, на левой щеке два темных, грубых шрама - следы
дуэлей. Один - настоящее "украшение", как говорят немцы: всем на зависть
удар рассек лицо от уха до угла губ, так что наверняка сбоку обнажились
зубы. За многие годы рана затянулась, но остался узловатый неровный рубец.
Благодаря ему доктор Шуман выглядел молодцом, он и вообще выглядел молодцом
в свои шестьдесят лет: и шрам и возраст были ему к лицу. Светло-карие глаза
его спокойно смотрели в одну точку, к которой приближались и проходили мимо
все новые пассажиры, и взгляд этот не был ни оценивающим, ни любопытным, а
лишь рассеянно благожелательным, почти ласковым. Казалось, вот человек
приветливый, воспитанный, с отменной выдержкой; он сразу выделялся среди
светловолосых, очень молодых и мелковатых помощников капитана в белых
кителях и среди снующих взад и вперед рослых, крепких матросов с тупыми,
лишенными всякого выражения лицами - проворных, старательных, отлично
вымуштрованных служак.
ослепленные ярким солнцем, все они похожи были на калек, из последних сил
сползающихся в больницу. Доктор Шуман заметил горбуна, каких прежде не виды-
вал: сверху казалось, что ноги у этого карлика растут прямо из-под лопаток,
грудь торчала острым углом, затылок почти касался огромного спинного горба;
он ковылял, весь раскачиваясь на ходу, длинное высохшее лицо застыло в
гримасе терпеливого страдания. Вслед за ним высокий юнец с великолепной
гривой золотистых волос, мрачно надув губы, рывками и толчками катил в
легком кресле на колесах маленького иссохшего полумертвеца; в обвисших усах
умирающего поблескивала седина, бессильные руки простерты на коричневом
пледе, глаза закрыты. И никаких признаков жизни, только голова тихонько
покачивается в такт движению кресла.
мексиканка, смягченная и утомленная недавними родами, в изящном и строгом
черном платье - вечном трауре женщин ее касты; на другой руке индианка несла
младенца, завернутого в длинное вышитое покрывало, оно струилось складками
чуть не до земли. В ушах индианки сверкали камнями серьги, скромно
переступали, едва виднеясь из-под ярко расшитой сборчатой негородской юбки,
маленькие босые ноги. Затем поднялась по трапу ничем не примечательная чета
- бесцветные родители такой высокой и плотной девицы, что, идя по обе
стороны от дочери, они казались худыми и малорослыми; все трое тупо,
растерянно озирались. Два священника-мексиканца, с одинаковым угрюмым
взглядом и синеватыми бритыми щеками, проворно обогнали эту медлительную
процессию.
капитана другому, и оба, люди воспитанные, отвели глаза.
если монахинь везти, тогда пойдешь ко дну!
уши черными волосами, в черных туфлях на тонкой подошве, слишком узких и со
сбитыми высокими каблуками, неторопливо целовали на прощанье подряд одного
эа другим полдюжины провожатых - молодых жителей Веракруса - и принимали от
Березин Федор
Сертаков Виталий
Лукин Евгений
Маркеев Олег
Прозоров Александр
Шилова Юлия