сказанное - нет, брошенное ему в лицо, - или он только прочел его на лице
мистера Стоунли.
вмешаться...
Кинни, вспомнив, кто он, призвал на помощь чувство оскорбленного
достоинства.
хочу...
предпочитаю, чтобы вы находились вне его. Поэтому убирайтесь.
казался таким страшным, так сильно походил на опасного сумасшедшего, что
Кинни, который не так-то легко пугался подобного рода людей, сделал шаг
или два назад.
Лицо его выражало что-то среднее между гримасой и насмешкой. Он вдруг стал
общительным.
глупой, грязной, безответственной и опасной. Теперь я знаю, на что она
способна. Ваши газетчики, кажется, уже не в состоянии переживать настоящие
человеческие чувства, но я постараюсь, чтобы вы испытали их собственным
задом. Так вот, если вы _сейчас же_ не уберетесь, я сам вышвырну вас, и
это не образное выражение, - я действительно вышвырну вас и сделаю это
_по-настоящему_. После того, как я с удовольствием дам вам пинка, вы
можете предпринимать меры, какие найдете нужными, мне все равно.
Стоунли, миновал тяжело дышавшего ее мужа и выбрался на улицу в
мутно-серый вечер, очень прохладный и свежий, в котором дышала какая-то
своеобразная ирония.
автомобиле парень.
Лондон в два часа ночи!
переживать оскорбление, голодный, усталый Кинни злился на все, что угодно,
не говоря уже об обслуживании пассажиров в этом глухом углу.
начала раздражать пассажира.
собираешься ехать сейчас?
всяких плакатов вроде "Опасно!", "Не курить!", "Не подходить!". Вот что
такое Аттертон.
были посланы ему в испытание.
- весело объяснил паренек. - Порядочная дыра этот Аттертон.
получить бифштекс с картошкой, пирог с яблоками, сыр. И кровати там
неплохие.
и мокрой бечевки, появился Аттертон. Он оказался именно таким, как описал
его парень, и Кинни, не любивший небольшие промышленные города, мрачно
рассматривал его. Если не считать его личного присутствия, для города не
было ни одной основательной причины, чтобы не взлететь на воздух к как
можно скорее. И "Стейшен армс" была... была настоящей "Стейшен армс". В
начале своей карьеры Кинни ел, пил, писал в сотнях таких вот гостиниц, и
хотя иногда он мог проникнуться сентиментальными чувствами, вспоминая
начало карьеры, его глаза никогда - и сейчас тоже - не блестели от
непролитых слез при виде какой-нибудь "Стейшен армс".
столом - они, несомненно, были коммивояжерами, - третий, казалось, приехал
в Аттертон специально, чтобы покончить жизнь самоубийством. Он был занят
своим последним и самым худшим на земле обедом. В щель между полом и
дверью невыносимо дуло. Официант страдал от гриппа. Здесь можно было
получить бифштекс с картофелем, сколько угодно сыра, во яблочного пирога
не было, а были консервированные персики и кастард. (В Аттертоне этот крем
в ходу). Меланхолия здесь царила до тех пор, пока в кафе стремительно не
влетел молодой человек в очках без оправы на длинном носу.
поздоровался он с присутствующими и пристально посмотрел на Кинни. - Прошу
прошения, - начал он уже без стремительности, - вы, если я не ошибаюсь,
мистер Кинни? - Взгляд его тоже переменился.
выступление на последнем ежегодном обеде нашего "Объединения бережливых".
Я ради этого ездил в Лондон.
местный корреспондент "Трибюн". Моя фамилия Чантон. - Он достал визитную
карточку и положил ее на стол перед Кинни, на которого несомненное
уважение молодого человека подействовало благотворно.
Кинни.
сидит за одним столом с великим Хэлом Кинни, шутит с ним, смеется и почти
уже выпивает.
Шаклворсу ему было не с чем. История Стоунли оказалась мыльным пузырем, а
в этой унылой части мира он не видел даже и тени большой "гвоздевой"
статьи. Об этом он должен был после обеда позвонить Шаклворсу и, значит,
унизиться. Унизительным было и то, как он ушел из дома Стоунли. Весь этот)
проклятый день был полон унижений. И для Кинни присутствие Чантона, в
глазах которого он был одним из полубогов, было просто удачей. Он как на
солнце нежился под восхищенным взглядом внимательного и тактичного
Чантона. Он вновь почувствовал себя великим журналистом. Он еще покажет
им. И он, как на параде, вовсю демонстрировал себя перед молодым
человеком.
было легко и приятно. Сначала Кинни рассказал о лондонских журналистских
делах, затем Чантон, не нуждаясь в особом поощрении, рассказал о местных
журналистских делах. Он не жил постоянно в Аттертоне, но знал его хорошо и
дал Кинни обстоятельный отчет о политике его представителя в парламента
(Аттертон был городом, имевшим такого представителя). Какое-то дело -
Кинни так и не узнал, да и не хотел знать какое, - связанное с этим
представительством, привело Чантона в Аттертон и до сих пор задержало его,
так как ему было необходимо встретиться с чьим-то советником или с
советником кого-то.
вести разговор собеседнику, надеясь, что обрывки местных новостей и
сплетен подскажут ему тему для обзорной статьи или для "гвоздя", Несколько
раз он напоминал себе, что все еще не позвонил Шаклворсу, но каждый раз
отыскивал объяснение и не подходил к телефону.
встретиться с советником. Он обещал освободиться как можно скорее и
вернуться. Кинни не был обречен на одиночество, так как в курительной
основательно засели несколько человек. Пропустив несколько рюмок с самого
начала вечера, он готов был говорить с каждым и каждого слушать. Он
находился в том приятном состоянии, когда рассудок перестает замечать
грубую действительность и старается видеть во всем только приятное и
красивое. Сам он себе казался человеком больших возможностей. В любую
минуту может произойти что-нибудь удивительное. И он был готов писать
знаменитые статьи Хэла Кинни.
команда. Все подошли к двери. В небе не было зарева, которое указало бы,
где горит.
начеку. Одна из лучших команд в Англии. Вот эта, что сейчас сигналила.
Заметили, с какой скоростью она проехала мимо? Куда они поехали? - спросил
он человека, который стоял, опираясь о стенку.