пушистую щетку и принялся за скафандр. Теперь он с недоумением смотрел на
спутника. Тот говорил, хотя ничего не думал.
было рискованно. Но я почувствовал, что-то произойдет. Даже не так. Я понял,
что если не выведу звездолет из подпространства, то не случится событие,
которое могло бы произойти.
щетку Бабичу. Тот продолжал: - Мы оказались недалеко от планеты, но я не
смотрел на нее. Правда, не смотрел. Я все время следил за образом. Что-то
должно было произойти. Я совершенно не удивился, когда увидел вашу капсулу.
Я просто понял, что предчувствие не обмануло меня, будни кончились, и
началось приключение.
Синяев, укладывая щетку на место. Невидимые лапы захватов приподняли
неподвижный уже механизм и спрятали в стенку. Даже сейчас, в сложенном
состоянии, рубка корабля Маб была почти такой же просторной, как тамбур.
Александр Синяев скользнул взглядом по стене, скрывшей механизм от их глаз,
повернулся и зашагал к пульту управления. Бабич последовал за ним. Вернее,
они шли рядом.
штурманом дальнего следования. В детстве такая работа казалась мне чуть ли
не верхом романтики. Я ошибался. Теперь я иногда завидую ученым из группы
Толейко. Они где-то высаживаются, что-то исследуют. Хотя и это рутина, все
планеты похожи. Но мы - просто извозчики. Космос, как вы знаете, пуст. А
появление вашей капсулы приоткрывало дверь в новые, захватывающие миры.
Версия об аварии - это для Толейко. Плюс ваша капсула - люди таких не
делают. Потом, я просматривал справочник, - он говорил торопливо, будто
боялся, что не успеет. - Я отыскал вашу фамилию. Двое, муж и жена, пропали
без вести очень много лет назад. При невыясненных обстоятельствах, но все
равно. Это случилось слишком давно. Следовательно...
продолжал: - Потом я забыл это чувство. Мне стало обидно, что вы не захотели
меня взять. Но теперь оно вернулось. Я не знаю, кто вы такой. Я не знаю,
откуда вы. Из будущего, из параллельного мира, откуда-нибудь еще. В любом
случае я счастлив, что дверь приоткрылась. И если бы я мог хоть раз
взглянуть туда, где я вас подобрал....
никого не было. Главное - ваше предчувствие. Из будущего поступает
непрерывный поток информации, но немногие, и очень редко, могут его
принимать...
ветер богов слова... Это Велимир Хлебников, русский поэт XX века...
управления. Бабич рассматривал его с восхищением. В нем проснулся
профессионал.
признался Александр Синяев. - Но кое-что я умею. Что вас конкретно
интересует?
полосой привода экстренной связи. Стена вместе с пультом немедленно
отодвинулась от людей, пол ушел из-под ног, и помещение рубки приняло форму
громадного шара. Они находились на равном удалении от всех стен, висели в
воздухе, хотя у Александра Синяева оставалось четкое ощущение, что они стоят
на полу, привязанные к нему магнитными подошвами. Стены рубки окутал мрак.
Предмет, к которому прикоснулся Александр Синяев, раздулся, став глобусом
метрового диаметра. Он лежал в воздухе перед ними, в геометрическом центре
помещения. От него отделилась короткая сверкающая игла.
рубки, против точек, к которым он прикасался, загорались звезды. Он
ограничился сотней покрупнее и кое-где пририсовал пятнышки туманностей.
Бабич молча следил за этими манипуляциями.
Александр Синяев. - Теперь следует сделать так.
Рука отскочила, как от мяча, а глобус уже слабо пульсировал, и светлые точки
на его поверхности медленно гасли. И так же медленно тускнел рисунок
созвездий на черных стенах рубки.
Млечном Пути.
Александр Синяев передал ему иглу. Раза четыре Бабич ткнул глобус, регулируя
силу нажима. После удара шар каждый раз начинал пульсировать, и небо над
ними гасло - жуткое, дикое небо с одной заблудившей звездой. Потом Бабич
начал старательно выкалывать звездный небосвод. Александр Синяев сразу его
узнал. Это было то самое небо - разумеется, слегка искаженное. Бабич ударил
по шару, тот запульсировал, и звезды на стенах рубки снова медленно
потускнели. Бабич посмотрел вопросительно.
неправильно передал рисунок созвездия Четырех Воинов. Кроме того, у него
дрожала рука, и некоторые звезды получились переменными.
Александр Синяев остановил его.
скорректировал его руку, пририсовал сверху диск Дилавэра и ударил по шару
ребром ладони.
расплывчатость очертаний. Кроме тех, которые были, на стенах рубки
засветились мириады более слабых. Под ногами вспыхнул ослепительный диск
Лагора, и крошечное пятнышко Дилавэра приобрело голубоватый оттенок. Бабич
оглядывал стены рубки, превратившиеся в окна обзора.
вросло в раздвинутые границы.
купол парашюта. Потом остановилась, закрыв небосвод, превратилась в
пятнистую крышу. Облака громоздились над ними, как опрокинутые торосы. На
дне прозрачных провалов синело зеркало океана. Все было как на ладони, и
лишь станция скрывалась вдали, за поворотом орбиты. Синяев отобрал у Бабича
сверкающую иглу и вложил ее на место, в висящий перед ними глобус. Он
немедленно съежился, и рубка приняла первоначальный вид.
поторопимся.
рядами, как тарелки серебряного сервиза.
понадобятся.
звездолета. В ноздри полезли запахи. Александр Синяев знал их язык. Они
звали в тоннели, обещали покой. Но этот язык был рассчитан на
неподготовленного.
- Как на вокзале!
торопились, как транзитные пассажиры. Александр Синяев опоясался кобурой и
бросил скомканный скафандр в угол. Бабич поступил так же. Скафандры сразу
исчезли, словно сдутые ветром.
растворялся на фоне неба, прячась в защитном поле. Они стартовали без шума и
перегрузок, и Александр Синяев закладывал крутое пике, уводя диск в облака.
Клочковатый туман уносился назад, не замечая вторжения.
восходящей ветви параболы, почти отвесно. Облака остались за флагом, и в
густой черноте на курсе блеснуло сооружение станции. Она вырастала, темнея