Чтение 8–й страницы книги ~Архангелы и Ко~

Мерный тяжелый шаг.

Черных мундиров вал.

Там, впереди, - враг.

Здесь, позади, - капрал.

Рев. Барабанный рев.

Злобно визжит гобой.

Нет в головах умов -

Лишь барабанный бой.

Мысли, раздумья - вон.

Вред от мыслей велик.

За них думает он -

Прусский король Фредерик.

Как на плацу идут.

Грозно грохочет шаг.

Там, впереди, - редут.

Там, впереди, - враг.

Словно по нивелиру выровненные шеренги роботоподобных гвардейцев; слитное качание холодных злых отблесков на серебряном шитье диковинных треугольных шляп, на аспидном зеркалье ботфорт, на льдистой, геометрически безукоризненной линии штыков... в такт мерному шагу, в такт пульсирующему дробному реву полковых барабанов... ближе, ближе...

И вдруг - жгучая резь въедается в ноздри, разгрызает веки; и извращенно четкие квадраты надвигающихся батальонных шпалер вспухают безобразными кляксами, сливаются, законопачивают пропыленной своей размеренно грохочущей чернотой всю землю, все небо, весь мир вокруг; а мгновением, или годом, или тысячелетием позже черноту эту оплескивает жгучая прозрачная горечь, растворяет, смывает с земли, с неба, с мира... из глаз.

Матвей забарахтался, пытаясь обтереть ладонями веки, сесть, сделать еще что-то, для него самого пока не вполне понятное... Но удалось только обтереть веки - и то не без проблем, поскольку одна из вскинутых рук уперлась в нечто, на ощупь показавшееся камнем, слепо трепыхнулась, торкнулась туда-сюда, но обхода так и не разыскала.

Пришлось открывать глаза (естественно, не руке).

И тут же многое разъяснилось. Например, недозавершившийся бред, оказывается, проистекал не исключительно лишь из виданных еще в детстве исторических визионок. Некоторое количество черноты имело место и в реальности, а именно - широкая физиономия Макумбы, обнаружившаяся прямо перед Матвеевыми глазами (это, между прочим, плечо Большого черного Мака секунду назад показалось молчановской руке камнем, и это могучая длань большого и черного секунду назад не позволила Матвею сесть).

И едкий грызущий запах имел место по правде - он проистекал из крохотного испмехсанитара, угнездившегося у Матвея на груди.

И давящий размеренный грохот тоже имел место по правде. То есть вообще-то грохот уже почти не имел места, он уже стремительно утихал (спасибо воняющему аммиаком паукообразному медику).

И даже немецко-милитаристская направленность бреда объяснилась. Сквозь угомонивающееся барабанное громыхание пульса пробивалось в уши откуда-то не издали раздраженное покрикивание: "Линкс... Линкс... Линкс... Хальт! О, эс ист шлимм... Нох айн маль линкс!" Левой, левой - прямо как сержант на плацу. А интересно, что же это обстоит плохо?

Матвей снова попробовал сесть, и снова Макумба придержал его:

- Не так быстро, мистер! - Огромная лапа бережно, как стеклянного (в смысле из НАСТОЯЩЕГО стекла) сняла с молчановской груди медицинского робота. - Если вы уже на пути к норме, я вернусь к нашему пожилому джентльмену. А вы лучше еще полежите.

Доброму совету Матвей не внял. Как только Большой Мак отошел, Молчанов осторожно приподнялся, пододвинулся к ближайшей стене и сел, опершись о нее спиной.

Вокруг по-прежнему была рубка "Каракала". Достойные прусского капрала вскрики производил, естественно, азиат Клаус. Он сидел за пультом, внимательно смотрел на экран, по которому рывками двигалась слева направо какая-то невообразимо сложная схема (кажется, корабельных внутриобшивочных коммуникаций), командно порявкивая на чиф-брэйн, каковой, очевидно, и транслировал схему на главный экран.

Заслышав Макумбовы слова и Матвеевы трепыхания, Клаус оглянулся и глубокомысленно изрек на глобале:

- Ввиду нехватки хирургического персонала аппендицит прооперировал дежурный патологоанатом. - Размыслил немного и добавил: - Жалоб от больного не поступало.

Лицо у Кадыр-оглы было обвислое, под глазами синели преизрядные мешки, а под носом и на небритом подбородке засохли ярко-бурые пятна.

- Мак, что там с Лафоржем? - спросил Кадыр-оглы, вновь отворачиваясь к экрану.

- Сердце. Скоро все будет в порядке, - сказал Макумба.

- Уже все в порядке, - сказал Лафорж голосом хорошо выдержанного трупа.

Матвей скосил глаза и увидел престарелого программиста. Тот тоже сидел, привалившись спиной (правда, не к стене, а к рубочному входному люку) и был бледен до полной прозрачности. До такой полной прозрачности он был бледен, что огромных его растопыренных по стене ушей Молчанов с первого взгляда попросту не углядел. Зато он углядел, как с левой стороны Лафоржевой груди дергается-пульсирует под комбинезоном вздутие размером с кулак. "Ни себе чего сердце у папаши схватило..." Не успел, впрочем, Матвей додумать эту весьма содержательную мысль, как пульсирующее вздутие стронулось с места, выбралось из-за дедушкиной пазухи и оказалось все тем же медмеханизмиком.

С нервным смешком Молчанов вернул голову в прежнее положение, и... и смешок его мгновенно оборвался перепуганным вскриком.

Схема с главного экрана исчезла. Теперь там колыхалась струйчатая бурая муть, из которой яростно пыталось вломиться в рубку нечто, состоящее преимущественно из глаз, бородавок и умопомрачительного несметья всевозможных зубов.

Азиат Клаус, не оборачиваясь, самодовольно хмыкнул:

- Хорош красавец? Всего полдюйма длины, а гонору на десяток кашалотов. Ух, как щелкает! О! А?! Еще объектив отгрызет... А отогнать нет никакой возможности. К сожалению, межзвездные беспосадочники почему-то не оснащаются устройствами для отпугивания рыб от внешних следящих камер. Такое вот техническое недомыслие.

Кадыр-оглы совсем утонул в кресле. То ли он задрал ногу на ногу, то ли обе ноги на пульт - во всяком случае, макушка его гулькнула за кресельное подголовье, а потому казалось, что дальнейшую речь Клаусовым голосом повел гоноровитый полудюймовый кашалот.

- Почтенные господа, капитан нашего лайнера приносит извинения за причиненные неудобства и легкие телесные повреждения. Тем не менее удар, в результате которого половина здесь присутствующих глубокоуважаемых господ изволила лишиться своих драгоценных чувств... Кто-нибудь еще помнит начало фразы? Молчание... Молчание - знак согласия... Так вот, за этот удар капитан несет ответственность лишь отчасти. Мы вошли в атмосферу на слишком большой скорости, и она (атмосфера) в наказание за нарушение соответствующего параграфа летной инструкции оторвала от нас модуль-обойму орбитальных лифтов. И большое ей спасибо. Проклятый фрегат все-таки успел плюнуть нам вслед, но мы уже были довольно глубоко, и все та же атмосфера соблаговолила ослабить разряд примерно наполовину. И вся эта половина досталась модуль-обойме. Так что предлагаю почтить память наших покойных лифтов минутой молчания, ибо, если бы не они, чувств бы лишились поголовно все здесь и не здесь присутствующие, причем навсегда... Верзейхунг, битте, за словесное недержание. Просто раньше мне слегка некогда было трусить, и теперь я, кажется, наверстываю... Короче говоря, мы, как ни странно, сели. Причем грязные швайнехунден на орбите наверняка засекли пламенную гибель лифт-обоймы, но, надеюсь, считают покойничками не лифты, а нас с вами. Так что мы пока - пока! - в безопасности... по крайней мере, от орбитальных швайнехунден.

- Черта с два, - хмуро сказал Матвей.

Краем глаза он заметил, что Мак с Лафоржем, одинаково вытянув шеи, воззрились на него, и Клаус, выглянув из-за кресельной спинки, тоже воззрился на него, и даже микрокашалот перестал елозить кусалами по экрану и тупо уставился в, кажется, уже слегка надглоданный объектив.

- Им нужна УВЕРЕННОСТЬ. - Молчанов осторожно потрогал свои заново расквашенные губы, вздохнул. - Вспышка на месте погружения "Каракала" в атмосферу их не удовлетворит. Они обязательно просканируют поверхность Байсана всеми доступными способами. Найдут нас (такую громадину, как беспосадочник, только идиот не отыщет с орбиты) и завершат начатое.

- Вот поэтому я и сел в лужу. - Немец Кадыр-оглы сказал это по-русски, но тут же перешел обратно на глобал. - Поэтому я и сел в озеро. "Каракал", к счастью, плавучестью не обладает. На Байсане есть концентрированные железистые руды - нам это тоже к счастью. Так что металлоискатель им не поможет, а сканеры, локаторы, оптика и все остальное не найдет нас под водой... во всяком случае, не найдет без труда.

Матвей приоткрыл было рот для возражений, но ни единого звука издать этим самым приоткрытым ртом не успел. Клаус произвел некое междометие, подозрительно напоминающее посконное русское слово "цыц", а затем как ни в чем не бывало осведомился, выбираясь из кресла:

- Месье Лафорж, вы как, в норме?

Ветеран бортпрограммирования истово заверил, что да, и притом уже давно.

- Тогда вы и Мак пройдите по каютам и сообщите пассажирам... гипнопассиваторы я сейчас выключу... сообщите, что прибыли на Байсан, что при выходе из сопространства потеряли лифты... я о таком ни разу не слыхал, но вот этого им как разговорить не надо... вот... потеряли, и потому после совещания с руководством фирмы решили садиться по аварийной схеме - это чтоб не откладывать начала работ. Земля об этом якобы знает, вспомогательный корабль к нам уже вылетел. Так, что еще им?.. Ну, приземлились не вполне штатно, но без серьезных проблем и завтра приступаем к работе по плану. Все. Больше ни о чем распространяться не надо. Про Шостака скажите... да просто скажите, что очень занят. Поверят - они за время полета все равно его ни разу не видели.

Помогая Лафоржу подняться на ноги, черный Макумба вдруг захохотал.

- А... А пассам будет это... весело просыпаться! - кое-как проикалось сквозь его хохот. - Ставлю сотню против десятки: нет такого, кто не выпал из колыбельки и заполучил меньше пяти синяков.

Клаус (он уже сидел перед чиф-брэйном) обернулся и протянул руку:

- Давай!

- Что? - оборвал смех Мак.

- Сотню давай. Когда только запахло тряской, я прихлопнул спасалки. Так что господа пассажиры спят себе безмятежно в своих уютных гробиках и видят приятные сны. Ну, марш. Да осмотритесь там по отсекам. И "Вихрь" проверьте.

Когда люк за Маком и Лафоржем закрылся и самозадраился, Кадыр-оглы бормотнул что-то в брэйновский микрофон (вероятно, скомандовал отключить гипнопассиваторы и отворить крышки коек), а потом развернулся вместе с креслом, уставился на все еще подпирающего стенку Матвея и осведомился по-русски:

- Ты знаешь, кто спровоцировал первый вооруженный конфликт с флерианами?

Матвей не знал.

- Первый вооруженный конфликт с флерианами развязала Международная ассоциация кулинаров. Верней, ее председатель. Этот кретин преподнес главе флерианской делегации красочное сувенирное издание "Шедевры земной кухни". Цыпленка табака и простую глазунью клювомордый еще кое-как вытерпел - даже на самой Флерии, дескать, в некоторых слаборазвитых районах тоже еще сохранились всякие изуверские похоронные обряды. Но вот омлет... Смешать останки невинного младенца с омерзительными выделениями гнусного млекопитающего... А знаешь, отчего началась Глобальная Флерианская Агрессия? Это они наконец сумели точно перевести слово "кухня".

- Н-ну, что еще расскажешь? - поинтересовался Молчанов.

- Еще? Загадку могу загадать. От безрассудного обращения с чем гибнет больше всего народу?

- Народу - это в смысле людей? - терпеливо осведомился Матвей, тщетно пытаясь устроиться поудобнее. - Тогда с бабами.

- Никак нет. С информацией. Знаешь, как Таблица Менделеева формулировала свой пе-ри-о-ди-че-ский закон? Кое-что можно рассказывать при посторонних ушах, только если посторонние уши отдельно от прочего лежат на столе и в них пе-ри-о-ди-че-ски стряхивают сигарный пепел.

Молчанов забыл про "поудобнее" и вытянулся этаким столбиком, на манер изумленного суслика:

- Это кто, говоришь, так говорил?!

- Ну, Менделеева, - снисходительно объяснил Клаус. - Дочка того химика, который рассортировал по порядку атомы. Темный ты все-таки!

- Ага, - покладисто закивал Молчанов, - будем считать, что это именно я темный. И давай будем считать, что уже достаточно отгладили друг другу извилины. Че ты хочешь?

- Я хочу-у-у... - затянул было Клаус, но тут чиф-брэйн с мелодичным гудком высветил на дисплее надпись "Оперэйшн из дан" и добавил голосом: "Признаки визуального либо акустического контроля за рубкой не выявлены. Данная версия программы "Варварин нос" устарела. Если вы хотите быть уверенным в абсолютной без..."

- Заткнись, - сказал Клаус.

Брэйн послушно заткнулся.

- Жулики, - сказал Клаус. - Версия устарела... А месяц назад клялись, что самая последняя.

- Не жулики, а вымогатели. Это чтоб ты испугался и побежал покупать новую - в два раза дороже и с практически теми же возм... ой... можностями. - Матвей опять заерзал в поисках более удобной позы: от сусликового столбика у него моментально затекли ноги. Наверное, все суслики или очень накачанные, или самураи: "чем хуже мне, тем лучше для меня".

- Н-да? Ну, тебе виднее.

Кадыр-оглы вымолвил это с таким ехидством, что лжебухгалтер Рашн испугался, не вслух ли было ляпнуто про сусликов-самураев.

Да нет, вроде бы не вслух... А тогда почему?..

- Ладно, - Клаус вдруг очень посерьезнел, - поскольку посторонних ушей тут сейчас не присутствует даже в качестве пепельниц, можешь излагать свои соображения о происходящем.

- Сначала давай-ка ты. А я, если не возражаешь, найду себе более уютное место, - вздохнул Матвей, поднимаясь.

Долго искать более уютное место он не стал, а прямо отправился к противоперегрузочному креслу перед главным пультом. Клаус не возражал. Полдюймовый кашалот вроде бы тоже не возражал - он с прежним усердием глодал объектив.

- Собственно, у меня информации ничтожно, - сказал Клаус. - Две версии произошедшего. Первая (менее правдоподобная, но с понятным мотивом): Шостак и Фил просто-напросто струсили в ответственный момент и удрали, спасая шкуры. В этом случае SOS про вышедший из строя реактор дали они из своей "груши" - если пресловутая "груша" оказалась с двигателями, то наверняка она и не без коммуникатора. Что же касается фрегата... Ведь чего он от нас хочет, сделалось ясно с первого же взгляда - даже еще до того, как он успел по нам двинуть из своей артиллерии. А ты сам, едва узнав о целях экспедиции, предположил, что конкуренты попробуют с нами разделаться именно таким обр... - Он вдруг перебил сам себя поспешным (очень и чересчур поспешным) сообщением: - Это мне Крэнг пересказал ваш такой разговор!

- Ах, значит это Крэнг сам пересказал... - нарочито рассеянно промямлил Молчанов.

- Да, Крэнг. Вот... Я, правда, не думаю, чтобы "Макрохард" пошел на наруше... Ладно, цум тойфель. А вторая моя версия более правдоподобна, но какая-то безмотивная... - Немец Кадыр-оглы замолчал, выжидательно поглядывая на собеседника.

Минуту-другую собеседник эту выжидательность упорно игнорировал. Собеседник с неправдоподобной заинтересованностью любовался экраном: микрокашалот оттуда вдруг панически порскнул, а на его, микрокашалотьем, месте промелькнул задумчивый скорбный глаз в четыре микрокашалотьи длины диаметром. Потом глаз тоже исчез, и по экрану вальяжно поплыли этакие вертикальные тигриные полосы. Они все плыли и плыли, а Матвей их считал. Досчитав до пятидесяти черных и сорока девяти желто-оранжевых, он наконец снизошел вспомнить о Клаусе.

- Значит, говоришь, безмотивная... - протянул он раздумчиво. - А давай-ка... Ты меня баснями уже потчевал, так давай-ка теперь я тебе должочек верну...

- Я тебя баснями что?! - перебил Клаус, грозно приподнимаясь.

- Потчевать, - разъяснил лжебухгалтер, продолжая следить за проплыванием безразмерного полосатого бока, - это все равно что угощать.

- Так бы и сказал, - буркнул Кадыр-оглы, обмякая.

А Матвей гнул свое:

- Стал-быть, баечка... Жила-была одна солидная фирма. Очень солидная фирма с очень солидными проблемами. И вот однажды владельцы фирмы задумали свои проблемы решить, для чего постановили отправить за тридевять планет исключительно ответственную (а значит, исключительно дорогую) экспедицию. Но оснастили экспедицию эту... по документам - снаряжением экстра-класса, на деле - завалью, а разницу положили себе в карман. Но чтобы махинации их не дай бог не всплыли, нужно было следы взять да и замести как-нибудь. А какой есть самый надежный способ замести следы? А такой: ВА-А-АЩЕ замести. Навсегда то есть. С летальным исходом. Например, перед самым отлетом укнокать бухгалтера, который проворачивал все упомянутые махинации и знает чересчур много. Уавтокатастрофить его, догадосного, и на завакантневшееся место принять какого-нибудь хлопа (желательно поразвесистей). Но этого мало. Ведь хозяева фирмы - люди, а для человека какое свойство натуры характернее всяких-прочих?

- Разум, - сказал Клаус.

- Жадность, - сказал Матвей.

И продолжил:

- Поэтому заметать следы хозяева фирмы решили опять-таки с выгодой. Человечество уже давным-давно придумало способ наживаться на летальных исходах. Этот способ называется словом "страховка". Правда, примерно так же давно то же самое паскудное человечество навыдумывало всяких приемчиков для выведения на чистую воду тех, кто с выгодой заметает следы. Поэтому хозяева фирмы сделали все очень-очень хитро. Они через подставных лиц купили прекрасный корабль и... Старая мудрая истина: чтоб хорошо зарабатывать, нужно хорошо тратить. Они так хорошо потратились на свой корабль, что страховая компания прямо-таки внутрь себя провернулась, выклянчивая заключить договор на максимальную сумму страховки. Понимаешь? Сама! По собственной инициативе и воле. Воображая, что уж с таким-то кораблем ничего случиться не может; что идиот-владелец внесет страховой взнос по максимуму, а она - компания - будет вынуждена заплатить приблизительно никому и приблизительно ни хрена. Даже сам "Ллойд Гэлэктик", сей древний великий монстр, во могуществе своем как бы даже не обогнавший Промлигу вкупе с ее подпольным хозяином, - даже он услужливо клюнул на якобы стопроцентную вероятность дармового заработка. Каковой факт наглядно иллюстрирует мой давешний тезис о жадности.

А еще хозяева фирмы хорошо потратились на каких-то чинуш в профсоюзе и в департаменте кадрового контроля, чтоб те зажмурились на формирование экипажа из никчемной завали (миль пардон, мон ами... то бишь верзейхунг, майн фройнд, но давай называть вещи своими именами)... И теперь, если страховщики попросят тот чертов департамент или тот не менее чертов профсоюз о независимой экспертизе... Ну, ты понимаешь, что это будет за экспертиза. Беззаветные то ли герои, то ли, верней, дураки, орущие "Я сам себе друг, но истина дороже", давным-давно вымерли.

Но хозяева фирмы не только страховкой озаботились. Они озаботились еще и ПБРЕстраховкой. Они сформировали экспедицию из людей, которые в случае какой непредвиденности... нет, не только да и не столько воздержатся от жалоб во всякие официальные органы. Гораздо важнее, что ИЗ-ЗА этих людей в такие органы тоже обращаться никто не станет. Новоэдемцы для своих предатели, отрезанный... как это... а, во: ломоть; а про остальных даже объяснять скучно. Вторая перестраховка: один из хозяев, чтоб кем чего до срока не уподозрилось, возглавил экспедицию лично. Ах, какой риск! Ура герою, мать его заломать! Бурные аплодисменты в зале! Впрочем, аплодисменты, пожалуй, пока отставим. "Ах, какой риск" заботливо сведен к минимуму: на глиссер хитрое противоугонное устройство поставили, дооборудовали корабль спасательной "грушей на кишке", в якобы секретари наняли ломаного мужика Фила... Кстати, не знаешь, кто он?

К чести Клауса следует признать, что он хоть и с запозданием, но все-таки сообразил, кому адресован этот вопрос. Сообразил и сумел ответить:

- Совершенно случайно знаю. Это твой соотечественник. Полное его имя Филипп, Филипп Горчаков. Бывший шеф-пилот испытательной эскадрильи КБ имени Сухого. Года четыре назад его фотографии были во всех масс-медиа... ну, то есть во всех некоторых. В специальных. Первая и пока единственная попытка забортного выхода при сопространственном перелете. Неудачная попытка - испытатель потерял руку. А вообще-то он считался одним из крупнейших асов около- и межпланетного пилотажа.

Матвей скрипнул зубами. Не многовато ли всякой всячины "случайно знает" этот чертов афгано-немец?! Кто где с кем на каком языке говорил... Теперь вот это... "Твой соотечественник"... Плюс давешнее ехидненькое "тебе виднее"...

Нет, ничего этого бухгалтер Бэд не озвучил. Не считал он еще покамест себя готовым к подобному разговору. Он просто сказал, подразумевая услышанное:

- Чего-то в этом роде я и ожидал. И еще о перестраховке. Фрегат без опознавательных знаков. Небось тенью шел за нами, а когда стало ясно, что с реакторам и торможением мы все-таки справились, - проявился и задействовал, как ты изволил выразиться, артиллерию. Кажется, артиллерию когда-то называли последним доводом... как их... фараонов, что ли? Ладно, неважно. Важно, что баечка получается до омерзения складной.

- И все-таки это всего лишь баечка, - тихонько сказал "чертов афгано-немец".

- Нет. - Матвей вдруг обнаружил, что за неприятной беседой проглядел хвост плавучей байсанской бесконечности: теперь на экране было мутно и пусто.

Он вздохнул и повторил:

- Нет. Дрянь, которой они трахнули корабельную локалку, могли применить только деятели из "Глобкэмикал". Вот... И из всего изложенного выше проистекает следующее... По логике этой затеи... Не знаю, как они планировали использовать полученные дивиденды. Скорее всего, собирались объявить фирму банкротом и начать на новом месте новое дело или еще что-нибудь - это нюансы. Но вот что НЕ нюансы: прежде чем отстегнуть им аж этакенную страховку, страховщики обязательно проведут расследование. Поэтому наши затейники-Шостаки не угомонятся, пока не удостоверятся, что улик действительно не осталось. Понял? Они будут очень тщательно искать, и, боюсь, не только с орбиты. Не знаю, сколько у нас еще времени. День? Неделя? Месяц? Не знаю. Знаю только, что они нас обязательно найдут. И доделают начатое. Понял?

- Пожалуй, - сказал Клаус. - А ты понял, почему я не хотел, чтоб ты ляпнул это при Лафорже и Маке?

- Пожалуй, - сказал Матвей.

Они глянули друг на друга и проскандировали чуть ли не хором:

- И им спокойнее, и нам только паники не хватало!

Потом Молчанов скользнул рассеянным взглядом по экрану, увидел все ту же скучную мутную пустоту, вздохнул и поднялся.

- Ладно, - еще раз вздохнул он. - Пойду посмотрю, что там у меня в каюте творится. И вообще.

- Погоди! - Клаус тоже вскочил и, оттолкнув Матвея, полез куда-то под пультовую консоль.

С мученическим вздохом Молчанов присел было на кресельный подлокотник, однако "годить" потребовалось недолго. Кадыр-оглы почти сразу же вынырнул из-под пульта и ткнул в руки лже-Рашну небольшой увесистый футляр:

- Это ноуткомп.

- Без тебя вижу, - сварливо хмыкнул Матвей. - Причем крайне дерьмовый: ставлю аутбрилл против зубной щетки, что у него вместо жесткой памяти сорокагиговая эллипсетка, обычное "семечко". А размеры-то, мама моя... Ты что, обчистил музей палеолита? Да примитивнейший школьный "хэлпер" в сто раз меньше, в тыщу раз легче и умней в миллион... Ну, так и на хрена же мне этот утиль?

Клаус выпрямился и присел на пульт.

- Встречаются это два преферансиста, - проникновенно сообщил он, рассматривая Молчанова (точь-в-точь так, как Молчанов недавно рассматривал полудюймового кашалота). - Один другому говорит: "Давай сыграем". И протягивает нераспечатанную колоду. Тот берет, небрежно взвешивает на ладони и возмущается: "Что ты мне суешь?! Здесь не хватает десятки бубен!"

- Этот анекдот даже еще древнее твоего ком-па! - выцедил Матвей злобно. - Даже какой-нибудь на хрен в душу затраханный ретромодой болван не станет играть в преф картами!

- Там все, что известно о всадниках и флайфлауэрах. И вообще о Байсане. Посмотри, тебе будет полезно. - Капитан "Каракала" помолчал секунду-другую, затем на всякий случай решил уточнить; - "Там" - это в ноуткомпе, а не в анекдоте,

Псевдо-Рашн не стал тыкать собеседника носом в очевидные факты. Что через сопространство можно перемещать не только материальные тела, но и информацию; что в распоряжении экспедиционного бухгалтера имеется вполне сносный комп; что оба упомянутые обстоятельства дали означенному бухгалтеру возможность доступа ко всей информации по Байсану, сколько ее ни поразвешено в Интерсети; что означенный бухгалтер не из тех, кто подобными возможностями пренебрегает... Ничего такого псевдо-Рашн не сказал, а только пожал плечами и, небрежно поигрывая антикварным ноутом, отправился прочь.

Он уже взялся за ручку люкового затвора, когда услыхал позади спокойное Клаусово "до свиданья, Матвей".

Клаус сосредоточенно возился с пультом, но свирепый взгляд почувствовал на себе безошибочно и моментально. Так безошибочно проницательный афгано-немец на себе этот взгляд почувствовал, что даже затылок потер, словно бы его и вправду ожгло.

- На крайне сомнительную работу добровольно нанимается человек под, я бы сказал, нагло вымышленным именем, - провозгласил Кадыр-оглы, не прерывая своего невразумительного занятия. - Тот же человек спьяну без единой запинки читает наизусть длинный стих Молчанова и спросонок да с похмелья решает компьютерную головоломку, перед которой спасовал Лафорж (а Лафорж, между прочим, старик не слабенький). Конечно, для суда этого мало. Но мы ж не в суде!

Некоторое время выведенный на чистую воду и из себя Матвей молча терзал Клаусов затылок совершенно уже озверелым взглядом. Потом просипел более или менее членораздельно:

- Чего ты хочешь, скотина?

- Да вот хочу поднять обзорную камеру над поверхностью, - миролюбиво ответил капитан "Каракала", "скотину" почему-то проигнорировав. - Надо же наконец осмотреться...

Муть на экране, словно бы специально этих вот слов дождавшись, плавно стронулась вниз.

- Осмотреться, отлежаться, отдышаться, - бормотал Клаус, трудясь, - отбрыкаться, не нарваться... Как бы из всего этого выпутаться живыми - вот вопрос! Тебе что-нибудь в голову приходит?

Матвей вздохнул, расслабленно привалился к так и не дооткрытому люку. По-подлому - вдруг и разом - рухнули на, кажется, изрядно-таки растранжирившего квалификацию афериста усталость, недосып, перепив... И боль - во всем теле вообще и в заново расквашенных губах в частности. Единственное, чего теперь по-настоящему хотелось упомянутому аферисту, так это упасть в прохладную ванну. Можно не раздеваясь, но обязательно именно упасть, повалиться, рухнуть. Чтоб брызги всхлестнулись аж до самого потолка (ну, или уж что там сверху окажется). Этого хотелось невыносимо, невыносимее даже, чем хоть разок двинуть по роже догадливого поганца Клауса.

Но...

Но.

Ежели какой из каракальских отсеков и был оборудован ванной, то это разве что оставшаяся где-то на орбите пресловутая "груша на кишке". И теперь единственная доступная к окунанию емкость с водой была там, за бортом. Но эта доступная емкость как-то не привлекала. Забортная вода казалась (по крайней мере в виде наэкранного изображения) мутной и неприятной, а самое главное, в ней уже наслаждались жизнью (и не только жизнью, и не только собственной) всякие другие - от полудюймового кашалота до остальных-прочих: более крупных, но вряд ли менее разнообразно зубастых. Все они успели нырнуть туда первыми и наверняка, сволочи, считают, что им и самим тесно.

Кажется, немец Кадыр-оглы опять спросил, приходит ли в Матвееву голову что-нибудь на тему "не нарваться - отбрыкаться". Матвей вздохнул и сказал безразличным голосом:

- Ну, приходит. Можно, к примеру, на ихнюю артиллерию ответить нашенской бухгалтерией... Да только мои идеи - так, дрянцо дряненькое. Это ж ты у нас весь из себя догадливый-знающий... Про все и про всех... Вот ты и думай. А я...

Нет, Клаус не слушал.

Клаус буравил взглядом экран.

На экране бесновалась грязно-бурая пена. Потом она стекла к нижней экранной кромке, и стали видны близкое клочковатое небо цвета загнивающей раны и плоский берег, покрытый какою-то губчатой дрянью - синюшной, пупырчатой, даже на вид гадко склизкой и мерзко вонючей.

А еще стали видны серые песчаные всхолмья, длинной грядой охватившие подлизанный пенной буростью берег; и на ближнем холме, на самой его макушке...

- А вот и кавалерия, - сипло выдохнул Клаус Кадыр-оглы.

- ...Ну, короче, мы ждем его, ждем... Уже светать начинает; кроме нас в заведении уже никого, и уже вышибалы кучкуются, дискутируют, значит: самим пытаться вышвырнуть или все-таки бронелобых звать. Короче, смотрю, один чего-то себе в воротник зашептал - так и есть, думаю, зовут... Ну, я Опсу говорю: пошли, говорю, на кой орган нам эти неприятности на бритом месте! А Опс уже искрит, как дестр на перенакачке. Раз, говорит, Лог сказал ждать, значит, ждем! Ну, короче, ждем. И дожидаемся. Только не Логарифма, а бронелобых. Целых трое ввалилось, да каких! Ну, короче, ты ж "Скользкий Хвост" знаешь? Так вот, эти трое в тамошние ворота бочком протискивались. И пригибаясь. В силовых касках, в жилетах, с хальтерами, с дестрами... Ну, короче, как на Пинг-Конга пришли. Или на Раздрызга. Или Джимми-Робота брать, да еще и пьяного. Вначале, правда, все по-вежливому: господа, вы создаете неудобства для персонала, настойчиво рекомендую покинуть... И Опс тоже в ответ без этих своих выражений, короче, по-вежливому: с каких, спрашивает, таких поросячьих кончиков всякие неотмытые дерьмохваты обнаглели командовать, где и когда нам можно сидеть? Правда, один из бронелобых при ближнем рассмотрении оказался кобылой, так Опс от смущения обозвал ее ассистент-самкой альбийской девятиполой крысы - но тоже интеллигентно так обозвал, без обычных этих своих... Ну и, короче, представь: вот так мы сидим, вот так они стоят, причем тот, что возле меня, уже начинает отстегивать с пояса шокер, захватки... короче, все свое подразделение по контактам с общественностью. И тут ворота с грохотом настежь, и вваливается Логарифм. Рожа красная, губы до затылка, под глазом свежий стоп-сигнал разгорается, а под мышкой - кобылка. В медузу нанюханная, ржет, как дура, и уже почти голая - короче, в одной сандале, и ту на ходу снять норовит. Ну, и такая вся, знаешь, - кругом пятнадцать. И ей лет пятнадцать, и за с ней лет пятнадцать без права на досрочное...

Дикки Крэнг, казалось, вообще не замечал, что его сотрудничек чего-то там повествует. Казалось, будто Крэнг не замечает даже самого этого сотрудничка - даром что тот всей своей нелегонькой тушей жался вплотную к слушателю (столь же неблагодарному, сколь и единственному). Но стоило только Матвею шагнуть через комингс предшлюзового бокса, как Дикки-бой отпихнул вдохновенного повествователя и буркнул:

- Ну все, Фурункул, не саунди.

Выражение лица Крэнга и его недозакрывшийся рот свидетельствовали, что Дик собирается предъявить вошедшему какие-то претензии (очевидно, недавнее слезоточивое обнимание в коридоре и пропажа лучевки полностью излечили Дикки-боя от комплекса вины перед другом детства).

Матвей не стал дожидаться разглагольствований про бессовестных скотов, которые одной рукой обнимают, а другой в это же время шарят по дружеским карманам. Задерживаться возле входа Матвей тоже не стал - тем более что, вздумай он хоть на миг загородить своим телом люковый проем, это самое тело тут же впихнули бы внутрь, в предшлюзье.

Не сбавляя шагу, кстати сказать весьма целеустремленного и решительного, Матвей подошел прямехонько к Дику (тот аж рукой заслонился на всякий случай) и с ходу уткнул в Крэнгов живот рукоять Крэнговой же лучевки:

- Держи, раззява. И больше не роняй, где попало.

"Не роняй" было, конечно, наглой брехней, но Крэнг предпочел поверить.