Чтение 8–й страницы книги ~Северная Пальмира~

- Я - твое счастье.

ГЛАВА VI

Игры в Риме

(продолжение)

"Вчера по приказу диктатора Бенита охрана Дома весталок усилена. А ведь

раньше весталок охраняло одно их имя".

"Требования Бирки о размещении ее баз в портах Полонии недопустимы".

"Чтобы не дать нашему миру закостенеть, надо поддерживать постоянное

состояние беспокойства".

"Акта диурна", 3-й день до Ид сентября1

Много лет подряд Валерия смотрела на огонь. Она смотрела на огонь и ослепла. Но не до конца. Она различала лица и дома, деревья и птиц, камни под ногами, позолоту на крыше храма. Видела статуи Великих весталок, стоящие вдоль бассейна, и их отражения на водной глади. Но при этом постоянно видела отражение огня. Огонь, пылающий в главном очаге Рима. Огонь, оберегающий его душу.

Уже давно она не отличала лица по характерным чертам. Ни нос, ни рот, ни скулы не интересовали ее. Но она видела в зрачках горящие огоньки и понимала, что в душе собеседника пламя. Заглядывала в другую душу - и замечала лишь тлеющие угли. Начинала беседу с третьим и замолкала на полуслове - ибо в этой душе никогда не горел огонь. С некоторых пор ей все реже встречались огоньки в зрачках римлян, все чаще - тлеющие угли или остывший пепел. И она отворачивалась от людей. И с каждом днем мир за стенами храма становился все призрачнее, условнее. Мысль, что храм придется покинуть, приводила Валерию в ужас. Она бы осталась здесь до скончания дней. Но Валерия была достаточно умна, чтобы понять, что едва минет тридцать лет ее службы, она должна будет уйти. Уже сейчас Манлий высекает ее статую, дабы установить у бассейна. В Доме весталок останется лишь ее отражение в воде. А сама Валерия исчезнет.

После того как ей удалось вырвать Курция из лап Бенита, Валерию постоянно мучил страх. Она ожидала, что месть Бенита будет немедленной и страшной. Верма охраняла Великую Деву, не отходя от нее ни на шаг. Но день проходил за днем, и ничего не случалось. Они ждали нападения - никто не появился. При встрече Бенит был сама предупредительность. Но чем вежливее становился Бенит, тем больше пугал он Валерию. Возможно, Бенит простил и забыл? Нет, конечно! Бенит способен на все. Но только не на прощение.

Марция не посмела обвинить Бенита. Испугалась. Бежала, и теперь неведомо где. Элий тоже не вернулся в Рим из плена. Неужели и он испугался? Но если Элий не смог бороться с Бенитом, то как может Валерия не трепетать от страха? И куда ей бежать? Куда? Пока Дом весталок защищает ее. Но с каждым днем эта ограда кажется все менее надежной. И выход один - драться. И нападать. Но как может весталка сражаться с диктатором? Нелепый вопрос, и ответа на него не найти. Женщина может сразиться с мужчиной только одним оружием - хитростью. День за днем придумывала Валерия немыслимые ходы и фантастические планы, придумывала, чтобы тут же от них отказаться. И все же некий план созревал как бы сам собой, день за днем, вырастая из одного-единственного слова. "Жертвоприношение". От него пахло благовониями, дымом и кровью. И сам план был столь отчаян и дерзок, что граничил с преступлением. И все же Валерия решилась его осуществить.

Еще не получив согласия, она расписала роли помощников. Помощников было двое. Охранница Верма и актер Марк Габиний. Преданная подруга и тайный поклонник. Они совершат жертвоприношение. И огонь жертвенника отпугнет Бенита. В Марке Валерия была уверена. Марк не откажется - он согласился очень давно. Но вот Верма... За последний год она сильно изменилась. Не то чтобы похорошела, но... сделалась более томной и более загадочной. Завила волосы, заказала новый броненагрудник. Сандалии в обход привычной формы украсила золотыми ремешками. Кокетство и форма гвардейца - нелепое сочетание даже на взгляд весталки.

Что-то тревожило Валерию. Неужели ревность? Она и не знала, что будет ревновать к Верме. Но вот ревнует и... План казался уже не так и хорош. Но отказаться от него Валерия не могла - слишком долго он вызревал. Слишком много ночей провела весталка, обдумывая детали. Теперь оставалось только одно - рисковать.

Не хотелось бы, чтобы Бенит переиграл Валерию вновь. В прошлый раз диктатор ворвался в Дом весталок с бичом, рассчитывая отхлестать Великую Деву. Но не посмел. Ушел взбешенный. Отступил. Выходит, его можно победить. Бенит проиграет! Ей хотелось верить в это. Но вместо веры всякий раз ее охватывал страх.

По Риму ползли слухи, что вдова императора Руфина, живущая в изгнании в Вифинии, помешалась. Криспина швыряла в служанок и охранников посуду, визжала, каталась по полу, утверждала, что родила нового наследника от старика Викторина, но сына-кровиночку отняли... Глупо. Умная женщина так не поступает. Она выходит замуж за того, кто подвернется первым, потом подыскивает себе подходящую кандидатуру, разводится, устраивает дела и ищет новую добычу - богаче, знатнее, поближе к обжигающему солнцу власти. Находит солидного жениха, разводится с прежним мужем, разводит с прежней женой своего избранника, заключает новый брак и совершает новый скачок наверх. И так - насколько хватит красоты, молодости, обаяния, ума и удачи... Так или примерно так рассуждала супруга Бенита, читая в вестнике кратенькое сообщение о болезни Криспины.

Но сейчас Сервилию мало волновала Криспина. Валерия - вот главная опасность для Бенита. Вскоре она покинет Дом весталок и тогда непременно выйдет замуж за Марка Габиния. Этого нельзя допустить. По крови Валерия - ближайшая родственница Руфина, Элия и Постума. Она не так еще стара и может родить. Если у нее будет сын, сенат может настоять, чтобы Постум его усыновил. Ситуация спорная и совершенно ненужная. Постум усыновит ее маленького Александра - вот каков план действий. Племянник оставит Империю дяде. Валерия с ее предполагаемыми детьми - лишняя в этой игре. Она только мешает. Как мешает Криспина со своей дочуркой.

Сервилия прошлась по таблину, глянула в зеркало. Она все еще была хороша. Косметологи, маски, массажи. Она еще может смотреться в зеркало. И неважно, что у Бенита молодая любовница. У Бенита много любовниц. Но время от времени он возвращается в спальню супруги. У Сервилии столько дел: приемы, встречи, обеды. И главное дело: будущее ее сына.

Нет нужды ждать, когда противник наберется сил. Куда проще нанести упреждающий удар. Вот если бы Валерия согрешила с Марком до того, как покинет Дом весталок, тогда бы...

А ведь это можно организовать. Лишь бы Марк осмелился.

Жаль Марка Габиния? Нет, не жаль. Он своей глупостью заслужил свои беды. Есть поверье, что жениться на бывшей весталке - к большому несчастью. Но ему плевать на древние обычаи, он демонстративно ждет Валерию. Ну что ж, он будет наказан за дерзость. Глупый Марк. Разве боги не наказали тебя однажды? Так пусть накажут снова.

III

От Сервилии явился личный посланник и передал приглашение Марку Габинию. На пир к Сервилии приглашали, как на аудиенцию к императору. Сервилия частенько звала к себе знаменитого актера. Но он почти всегда отказывался. Хотел отказаться и сейчас, но потом посмотрел на приложенный к приглашению список гостей и увидел, что первым стоит имя Валерии.

Валерия. Это имя действовало на него почти гипнотически. Ему чудилось, что весталка его зовет. Сколько ей осталось быть в храме? Год, два? Три? Он пытался счесть годы и не мог. А может, и не стоит ждать? Все и так валится в Тартар. И не важно совсем - целомудренна Великая Дева или нет? Разве это может кого-то или что-то спасти? Разумеется, их выследят и казнят. И это неважно. Разве жизнь имеет хоть какую-то цену? После мучительной смерти сына нелепо цепляться за жизнь. Минута наслаждения - вот истинная ценность. Такой поступок, разумеется, глуп, но с некоторых пор Марк Габиний полюбил глупость. Быть может, с тех пор, как волосы его густо забелила седина.

И, будто откликаясь на его немой призыв, явилась женщина в форме гвардейца и передала записку от Валерии. Весталка непременно просила быть на пиру у Сервилии. Быть было выделено киноварью, как выделялись рубрики в старинных свитках. И бумага была дорогая, надушенная галльскими духами. Все обещало. Неужели? Сердце Марка прыгало как сумасшедшее. Ему казалось - только вчера повстречал он на пиру у Руфина Валерию. Сегодня утром отправил признание в любви, и вот она отвечает... Неважно, что между этими событиями пролегло почти двадцать лет. Все равно они уже миновали. Только одно смутило его поначалу: почему дом Сервилии, то есть Бенита? Потом он понял - в их преступлении будет вызов. Они согрешат в покоях самого диктатора. И своим позором Великая Дева бросит тень на диктаторский пурпур. Театральный жест. Цицерон когда-то хотел покончить с собой в доме Августа, дабы Октавиану являлся по ночам гений мщения. Ну что ж, пусть Бениту после казни любовников явятся лемуры, пусть тревожат по ночам его покой. Валерия и Габиний создадут прекрасную легенду. А легенды так необходимы Риму. Его охватило воодушевление - такое с ним бывало, когда он выходил на сцену.

В последние дни он репетировал роль Божественного Юлия, при этом зная, что Юлия Кумекая, нынешний режиссер театра Помпея, ни за что не отдаст ему эту роль. Но все равно Марк выучил слова и время от времени произносил монологи. Он был уверен, что мог бы сыграть роль пятидесятилетнего диктатора, уставшего от власти и вечных сражений, предчувствующего собственную гибель. Ему даже ничего не понадобилось бы играть. Это все сейчас в нем - запредельное напряжение и запредельная усталость, понимание происходящего и невозможность ничего изменить. Рим, эта скользкая змея, не дающаяся в руки. А единственный ребенок, горячо любимый ребенок, умер.

Но, несмотря на усталость, несмотря на бесконечную горечь, он готов совершить нечто отчаянное, переступить черту. Он знает, что его за это убьют, но все равно переступит.

Он взял бутафорский венок, принесенный из театра, и водрузил на голову. Это был его ответ. Его решение. Он выбрал.

- Здравствуй, диктатор Бенит, ничтожнейший из смертных! Идущий на смерть приветствует тебя! - произнес Марк Габиний с пафосом.

Поэт Кумий сначала не хотел идти на пир Сервилии. После того как его выпустили из карцера, его все пугало - статуи и портреты Бенита, марши, несущиеся из громкоговорителей. Имена: Бенит, Макрин, Сервилия... Но в списке приглашенных (а список был длинный) он увидел и другие имена: Валерия и Верма - и не устоял. Со дня своего освобождения не видел он ни весталку, ни ее охранницу. Они злились на него за предательство, он же стыдился проявленной слабости. Но ведь когда-нибудь придется просить прощения. Почему бы не сегодня на пиру? Вино развяжет язык, он будет дерзким, Верма - более уступчивой, Валерия - почти снисходительной. Они должны его простить. Ведь его предательство было невольным. Лишь тот, кто выдержал допросы исполнителей и касторку с бензином, может осудить Кумия. Поэт - не Муций Сцевола, способный бесстрашно жечь на огне собственную руку. И еще произносить дерзкие речи при этом. К тому же Кумий никогда и не хотел быть Сцеволой. Героизм не для него. Оставим это другим. Пусть Элий претендует. А он, Кумий, будет складывать слова - одно к другому. Жаль только, что за последние дни он не написал ничего нового. Настоящие слова кончились, из горла лезли словесные пузыри. И еще жаль, что Кумию нечего надеть на пир к Сервилии - тога давно превратилась в серую тряпку (а во что она еще могла превратиться, если Кумий сам ее стирал, да еще без порошка и мыла), туники - одна страшнее другой. Лишь одна более-менее приличная - с цветной вышивкой. И вышито на ней "Я люблю Бенита". При одной мысли, что ее придется надеть, Кумия затошнило. Но, с другой стороны, почему бы и нет? Это будет полное уничижение. И одновременно насмешка. Да, да, это будет насмешка. Все поймут. Все.

Он испугался собственной дерзости и все же надел тунику с вышивкой. Здравствуй, Бенит, идущий на смерть поэт приветствует тебя!

На оставшиеся сестерции Кумий нанял таксомотор - не пешком же являться на пир Сервилии. Перед дверьми он, правда, занервничал - вдруг не пустят? Но, глянув на тессеру, привратник сделал приглашающий жест. И Кумий вошел... Как давно его не звали! Вокруг все новые лица, молодые, дерзкие. Юноши с повадками гениев. Девушки, готовые решительно на все. Молодая поросль заполонила дом. Кумий хотел протиснуться к Сервилии и напомнить о себе. И... Не стал подходить и напоминать. Он здесь лишний и зван по ошибке. Сервилия это знает, и он знает, и все остальные - тоже.

Триклиний Сервилии недавно отделали заново. От обилия позолоты рябило в глазах. Все ложа были из литого серебра, все чаши - золотые. Казалось, за то время, пока он ее не видел, супруга диктатора не состарилась, а похорошела. У нее появилась манера украшать себя золотом вызывающе и вычурно: по несколько колец на каждом пальце, роскошные серьги, ожерелье, диадема в волосах - она будто кричала о своем богатстве и могуществе. И еще появилась манера растягивать слова, невольное подражание интонациям Бенита.

Место для Кумия нашлось за последним столом. Но он и не претендовал на большее. Обсуждали последнюю книгу Неофрона. Одна Валерия ее не читала. Кумий постоянно острил и сам же первый смеялся, но никто не слушал поэта. Он намеренно поглаживал себя по груди - как раз по надписи на тунике. Но пирующие не замечали его жеста. Он постоянно бросал взгляды на Верму, но она была занята разговором со своим соседом. А соседом у нее был Марк Габиний. Вскоре Верма поднялась и вышла из триклиния. Кумий кинулся за ней. Но в перистиле никого не было. Журчала вода в фонтане. Выглядывавший из зелени лавровых роз сатир ухмылялся пьяно и нахально. Раздосадованный, Кумий вернулся назад и к своему изумлению обнаружил, что его место на ложе занято: какой-то тип с черными кудрями до плеч пил из кубка Кумия и вытирал губы его салфеткой. И Кумий не осмелился согнать наглеца. Он присел на табурет (где на самом деле должен был сидеть опоздавший наглец, занявший место Кумия), взял с подноса куриную грудку и принялся жадно ее грызть - давным-давно он питался одним хлебом да кашей, будто римлянин во времена Катона Цензора.

И вдруг кишечник, испорченный касторкой с бензином, заставлявший Кумия постоянно страдать, издал отвратительный звук. И к тому же вонь... Запах уловил молодой человек, занявший место Кумия. Он обернулся, глянул на поэта и рассмеялся. И возлежавшая рядом с ним девушка тоже захихикала.

Кумий вскочил и выбежал из триклиния. Он отыскал латрины, уселся на стульчак и заплакал. Он плакал от отвращения к самому себе. Отныне твое место здесь, Кумий. И поблагодари за это Бенита. Спасибо тебе, Бенит!

Марк Габиний почти не удивился, когда увидел, что место на ложе ему отведено рядом с Валерией. Ее белое платье было расшито золотом и мелким жемчугом - наряд, слишком вызывающий для весталки. Она могла надеть подобное платье, лишь покинув храм. Но Валерия дерзнула сделать это прежде. Увидев актера, она улыбнулась и поманила его пальцем довольно игриво. В первую минуту ему показалось, что она пьяна. Потом он решил, что несчастная рехнулась, если кокетничает так открыто. Потом подумал, что бояться теперь уже не имеет смысла. И улыбнулся. Его улыбка могла растопить любое женское сердце.

- Ты решила умереть, Валерия? - спросил он шепотом. - Ну что ж, давай умрем вместе. Я не против.

Он нее пахло дорогими духами. За одно это ее могли привлечь к суду. Но это - только первый шаг. А она готова идти дальше. Идти до конца. Он сразу понял это.

- Это не смерть, это борьба, - отвечала она нараспев и вложила ему в рот кусочек бисквита. - И мы будем бороться вместе.

Марк заметил, что у нее дрожат руки.

А еще он заметил морщинки вокруг ее губ и вокруг глаз. Приметил и дряблость тщательно напудренных щек. И выступившие жилы на шее. За последний год она поблекла. Или он не видел ее очень давно вблизи? Да, да, лучше бы он смотрел издалека. Она бы по-прежнему казалось ему молодой и желанной.

- Тебе осталось всего два года служить Весте, - пытаясь образумить скорее себя, чем Валерию, напомнил Марк Габиний.

Жрица, преданная лишь своей богине, девственница в тридцать восемь лет. Неужто в Риме нет женщин, кроме нее? Может ли она любить? Или умеет только ненавидеть и соблюдать ритуал?

Место напротив них заняла Юлия Кумекая. Валерию она сухо приветствовала, на Марка демонстративно не глядела. Недавно они очень крупно поссорились. И причиной ссоры была предстоящая премьера.

- А что дальше? - Валерия шептала ему в самое ухо и при этом поглядывала на Сервилию. Та делала вид, что ничего не замечает. - Жизнь кончена, Марк, неужели ты не видишь? Так пусть финал будет прекрасен. Сейчас я выйду в перистиль, а оттуда поднимусь в спальню. Это бывшая комната Летиции. А ты через пару минут следуй за мной.

Она ушла, обдав его терпким запахом лучших духов Лютеции под названием "Вененум". Роковой запах. Его обожают дорогие шлюхи Субуры, но весталки никогда не пользуются такими духами. Юноша, возлежавший напротив Валерии, тоже уловил запах духов и наморщил ястребиный нос, будто учуял легкую добычу. Марк осушил чашу до дна. Легкое облачко хмеля окутало голову, все сделалось нестрашным: и диктатор Бенит, и спятивший от страха Рим, и нестерпимая боль утраты, гложущая сердце, - все ушло в потустороннее далеко. Главное - рядом Валерия. И если она хочет умереть вместе с ним, ну что ж, он согласен. И уже неважно, что она так постарела и подурнела. Ведь он помнил ее молодой и прекрасной. Это будет самая эффектная и самая трагическая роль Марка Габиния.

Знаменитый актер медленно поднимался по лестнице в спальню. Ему казалось, что кто-то идет за ним. Но он не стал оглядываться. Не успел он взяться за ручку двери, как ему открыли. И запах духов обдал его пьянящей волной, горячие губы приникли к его губам.

В комнате было темно. Он даже подумал, что здесь вообще нет окон.

Он поднял женщину на руки и понес на постель. И подивился - уж слишком она тяжела для хрупкого своего сложения. И уже почти раздета - пальцы нащупали тонкую ткань нижней туники. Прочь тряпки. Рука коснулась груди... скользнула к талии, по крутому бедру...

Марк отстранился:

- Кто здесь?

Женщина вновь приникла к нему:

- Это я, я! Почти что Валерия. Запах ее духов и ее приказ - быть нам с тобой здесь.

Он догадался:

- Верма?

И вдруг стало легко, смешно и неинтересно. Он готовился к подвигу. А попал на очередной спектакль.

Едва весталка и Марк Габиний вышли из триклиния, как место Валерии занял Бенит. Будто он стоял за дверью и ждал, когда же парочка удалится. Диктатор выпил неразбавленного вина. Лицо у него было несколько отечным, под глазами - мешки. Печень пошаливала. А ведь он совсем еще молодой человек. Вот что значит власть - она буквально сжигает человека. Но кто из низших ценит жертвы властителей? Кто? Они готовы лишь насмешничать и требовать. Бесконечно чего-то требовать. Ненасытная, вечно жрущая утроба - вот что такое народ.

- Как я устал, - проговорил Бенит, осушая кубок. - Все как будто взбесились - претензии, требования, ноты посольств. Альбион наглеет на глазах, Бирка не желает уступать. И еще длинноволосые ученики риторских школ в Лютеции сжигают, видишь ли, мои портреты! Как мне это надоело! Кстати, чье место я занял?

- Валерии.

- Приятно лежать на том месте, где только что возлежала весталка. Воображаешь себя в ее постели. Сервилия, милочка, ты понимаешь, что сейчас происходит? В твоем доме теряет девственность весталка. Какой ужас! Теперь нашу престарелую красавицу Валерию замуруют живьем. А Марка Габиния...

- Бедный Марк! - с притворным сочувствием воскликнула Сервилия. - Оказывается, так опасно любить женщин добродетельных. Шлюхи гораздо доступнее и менее опасны!

- Как ты, моя голубушка, - захохотал Бенит.

Сервилия сверкнула глазами:

- Я - опасная шлюха.

- Дорогой Бенит! - обратилась к диктатору знаменитая актриса Юлия Кумекая, возлежащая напротив. - Я так рада, что ты нашел пару минут, чтобы посвятить их милой беседе со своими подданными. А если бы ты заглянул в театр Помпея на спектакль! Мы ставим "Божественного Юлия" драматурга Силана. Актер, играющий Юлия Цезаря, похож на тебя. У него точно такая же обворожительная улыбка и такая же походка. Я долго наблюдала за тобой, а потом помогла молодому актеру скопировать твои манеры.

- Я слышал, кто-то из актеров вашего театра... - нахмурился Бенит.

- Нет, нет, его давно уволили, - спешно заявила Юлия.

- Ну что ж. Я загляну в театр. И посмотрю, действительно ли Божественный Юлий похож на меня. А сейчас отправлюсь на Палатин, пусть мне позвонят и доложат обо всем, что здесь произойдет.

И тут Кумий возвратился из латрин. Он сильно захмелел от неразбавленного вина. Иначе он бы никогда не осмелился сделать то, что сделал. Он шагнул к Бениту и, низко поклонившись диктатору, пробормотал:

- Спасибо тебе, Бенит.

- За что? - спросил диктатор.

- У меня каждый день понос. - Кумий вновь поклонился. - Спасибо тебе, ВОЖДЬ!

И пошатываясь, направился к своей табуретке.

- У Бенита точно такая же задница, как у Юлия Цезаря. Ну надо же! Кто бы мог подумать... - бормотал Кумий во весь голос.

- Прости его, - улыбнулась Сервилия. - Он не в себе.

Бенит проводил Кумия снисходительным взглядом:

- Сердиться на него? За что?

VII

Центурион ворвался в спальню. С ним пятеро преторианцев, как будто ожидали, что любовники будут защищаться с оружием в руках. В спальне сразу же сделалось тесно. Вместе с гвардейцами вбежали два репортера "Акты диурны". Вспыхнул свет, и одновременно, соревнуясь друг с другом, всех ослепили фотовспышки. Марк Габиний невольно заслонился ладонью. А женщина даже не испугалась, тряхнула гривой черных волос. С любовников сдернули простыни. Они оба были нагими. Мужчина изобразил гнев. Очень хорошо изобразил, ведь он - артист.

- В чем дело? - спросила женщина без тени испуга, даже не пытаясь чем-нибудь прикрыться. - Сервилии не нравится, когда в ее доме предаются Венериным утехам?

Тут только центурион понял, что перед ним не Валерия, а совершенно другая женщина, как минимум лет на пятнадцать моложе весталки. В следующий миг он узнал ее. Она входила в одну из когорт гвардии. Туда принимали женщин - для охраны Дома весталок, Августы (когда та была в Риме) и супруги диктатора.

- Это же Верма, - сказал один из репортеров - и прекратил снимать.

- А где Валерия? - спросил центурион растерянно. Выглядел он сущим идиотом.

- Понятия не имею, - отозвался Марк.

И тут человек в тунике с надписью "Я люблю Бенита" проскользнул мимо преторианцев к кровати и влепил Верме звонкую пощечину.

- Ах ты, дрянь, дрянь! Сука! - заорал Кумий. - Твое место в лупанарии... - И залился слезами.

Преторианцы на всякий случай скрутили его.

- Марка Габиния арестовать! - приказал центурион. - И эту красавицу прихватите с собой.

И уже выходя из спальни, пробормотал:

- Как все фекально.

VIII

В доме Сервилии был очень маленький перистиль. Пальмы в кадках, мраморная скамья, бассейн, похожий на обычную ванну, вода, изливающаяся изо рта Селена, кажется, вот-вот его переполнит. Но прохладно, и воздух свеж - как и должно быть в перистиле.

- О чем ты хотела со мной поговорить? - спросила Фабия.

Она уже жалела, что явилась сюда. Но все-таки Сервилия ее дочь. И она так убедительно говорила по телефону о примирении. Фабия тут же все простила. Зло она не умела помнить. То есть помнила, но отстраненно, как будто случившееся с кем-то другим. А злиться, лелеять мщение - нет, это не для нее. Она шла дальше, обиды оставались в прошлом. А в сердце Фабии - лишь недоумение. Зачем все было нужно? Зачем Руфину было нужно губить Элия? Зачем Сервилии нужно было проклинать Летицию? Все поступки казались не имеющими смысла. Напоминало библион, написанный исключительно ради денег. Когда-то в Риме книги писали только для души. И для славы. А теперь продается каждая строчка.

Так зачем ее позвала Сервилия? Фабия сразу подумала, что ради какой-то своей интрижки, и, значит, ради тайной цели Бенита. И к тому же здесь Валерия. Ясно, что они затевают что-то против весталки. Если бы Фабия могла предупредить, она бы предупредила. Но о чем? Она ничего не знала. Она могла лишь выкрикнуть: "Бди!" А потом отстраненно наблюдать.

Валерия стиснула руки. Руки почему-то мешали. Все мешало - повязка на голове, платье, сандалии, собственная кожа. Даже губы не желали двигаться так, как надо.

- Что... что ты сейчас пишешь? - спросила Валерия ненатуральным голосом.

- Очередной судебный библион, - Фабия тяжело вздохнула. - Римляне их обожают. Про то, как Тит судится с Авлом, Гай с Марком, потом Авл с Гаем... Комбинаций гораздо больше, чем позволяет комбинаторика, ибо можно ввести такой захватывающий поворот сюжета, как обжалование суда в высшей инстанции.

- Насколько я поняла, жуткая абракадабра, - через силу рассмеялась Валерия. Она бы тоже могла написать библион. Но о чем может писать весталка? О таинствах, которые нельзя разглашать? А более ничего ей не открыто.

- О чем ты на самом деле хотела спросить?

- Мне осталось два года, - Валерия откашлялась - голос почему-то сразу изменил. - Два года, а потом я могу уйти. И уйду.

- Зачем? - Фабия насторожилась.

- Ну... - Пауза была почти бесконечной. - Ведь я могу уйти. Уехать. В конце концов у меня есть деньги. Немного, правда, но... - Она вновь замолчала, потом спросила: - А ты не собираешься замуж?

- Ах вот о чем речь! - Фабия ненатурально рассмеялась. - Марк, значит. Нет, не собираюсь. И знаешь почему? Потому что я стара и не смогу родить ему сына. И хочу... очень хочу, чтобы он женился на молодой! - Она произнесла это последнее слово так, что Валерия ощутила каждый свой седой волос, каждую морщинку возле глаз. И все свое тело, еще сильное, но вряд ли уже способное выносить наследника Габиния.

- Я... я понимаю.

Послышался шум. Шаги. Чей-то крик. Но зелень еще скрывала идущего. Лишь поток воздуха, вызванный сквозняком, заставил листья зашелестеть.

- Она здесь!

Валерия выпрямилась, ожидая. И перед ней возник преторианец. Центурион.

- Валерия Амата, - сказал центурион, хмуро глядя на жрицу Весты. - Ты должна последовать за мной.

- Куда? - Валерия откинула голову и окинула гвардейца высокомерным взглядом. - Бенит приказал бросить меня в тюрьму? Я - Великая Дева. Кажется, диктатор Бенит забыл об этом, как и ты.

- Ты отправишься с нами в Эсквилинскую больницу, и тебя осмотрит гинеколог.

- Ч-ч-что? - прошипела Валерия, изображая праведный гнев, а может, и не изображая вовсе, - краска хлынула ей в лицо, глаза загорелись. Центурион невольно попятился.

- Ты нарушила древний закон. Ты... ты потеряла невинность... - центурион сбился и оглянулся по сторонам, будто искал поддержки. Но его люди старались держаться поближе к двери - так, чтобы Великая Дева их даже не видела. - Изволь следовать за мной! - выкрикнул гвардеец.

- Это ложь! - вскипела Фабия. - Я была все время с ней. Не бойся, милая! - Матрона сжала руку Валерии. - Эта подлость им не удастся. - Казалось, она готова была сразиться с центурионом. И сжала кулаки. Ей бы меч в руки! Наивная Фабия!

- А как же Марк Габиний? - спросил центурион.

- Его здесь нет! Или ты слепой? Или Марк украл шлем у Плутона и явился сюда невидимым?! - кинулась в атаку Фабия. - Что ты мелешь, центурион? Оглядись! Или старой женщине, и к тому же родственнице, нельзя поговорить с весталкой наедине?

- Марк Габиний там, наверху, в спальне. - Центурион и сам понимал, что все обвинения выглядят по-идиотски. Но у него был приказ. Приказ задержать Марка Габиния и весталку Валерию, где бы они ни находились, и отправить Габиния в тюрьму, а весталку - в больницу на обследование. Личный приказ диктатора. И центурион не смел ослушаться.

- А мы здесь! Внизу, в перистиле! - Фабия, кажется, окончательно вышла из себя. - Что тебе надо, в конце концов?!

- Но у него там женщина. Верма. Охранница Дома весталок.

- Охранница - не весталка, - отвечала Валерия почти весело и улыбнулась. - Или ты не знаешь об этом?