Чтение 8–й страницы книги ~Урнгур~

Солдаты в бурых плащах задвигались, обступили воинов с трех сторон. С четвертой же к ним двигался вчерашний знакомец с медным факелом на обруче. Но когда желто-коричневый подошел поближе, то оказалось, что обруч не медный, а из настоящего червонного золота. Красные сандалии с толстыми деревянными подошвами громко ударяли о камень.

- Подлежащим власти Хаора Могучего, Доброго и Великого над богами возвещаю о счастье! Я, недостойный хвалы жрец Хаора Могучего, Доброго и Великого, говорю о счастье: скоро Владыка примет вас!

- Пожалуй, я откажусь! - негромко сказал Нил.

Но жрец уже повернулся к ним спиной:

- О, Колесница Дарования!

Из темного зева Храма раздался грохот, и полминуты спустя оттуда выкатилось громоздкое сооружение на шести деревянных колесах, своеобразный помост с железными столбами. Волокли его жрецы. Шум колесница производила невообразимый. Объехав кругом немаленький двор, колесница остановилась в центре.

Кунг указал на Эрда. Несколько солдат крепко взяли его за руки и плечи, и потащили на помост. Светлорожденный оглянулся на Нила, но тот качнул головой: не сопротивляйся. У него появилась идея.

К железным столбам были прикреплены цепи, в которые и заковали Эрда. Теперь он стоял на платформе, разведя в стороны руки. Цепи не давали ему опустить их.

Настала очередь вагара. Тут возникла трудность: руки маленького воина оказались слишком коротки - длины цепей не хватало. В конце концов вторую руку привязали простой веревкой.

Пока жрецы возились с Биорком, идея, пришедшая в голову Нилу, оформилась окончательно. Он легко стряхнул с себя солдат и сам поднялся на помост.

- Хаор! - заревел он так, что у стоявших вблизи заложило уши. - Хаор! - И сам защелкнул браслеты на ногах и на левой руке. Четвертый пришлось застегнуть одному из жрецов. Сделав это, жрец спрыгнул с колесницы, которую уже покинули другие. Поведение Нила, похоже, не удивило никого.

Колесница тронулась. Когда она проехала около входа в Храм, Нил увидел, что между колоннами из земли торчат вкопанные в землю черепа в остроконечных ржавых шлемах точно такой же формы, что были на урнгурских солдатах. Грохоча и лязгая, колесница завершила круг и остановилась.

На помост взобрался Кунг. В руке у него был здоровенный нож из черного обсидиана.

- Иди ко мне, червь! - гаркнул Нил на языке Империи.

Жрец вздрогнул от неожиданности. Но к Нилу не подошел, а остановился перед Эрдом. Светлорожденный с вызовом глядел на жреца. Но Кунг смотрел на склон горы над головой Эрда.

- Тебе, Хаор! - вскричал он и взмахнул ножом.

Толпа завыла. Алая полоса пересекла лоб Эрда. Кровь залила лицо. Но светлорожденный был жив. Каменное лезвие всего лишь рассекло кожу.

А жрец уже стоял перед Биорком.

- Тебе, Хаор! - и черный нож рассек ему лоб.

Третьим был Нил. Кунг поднял нож, но его третий возглас утонул в раскате хохота великана. И тем не менее жрец нанес удар.

Толпа, уже дважды разражавшаяся воплями, на сей раз безмолвствовала. Кунг с удивлением уставился на неповрежденный лоб Нила. Гигант глядел на него сверху вниз, сощурив насмешливые глаза. Жрец облизнул пересохшие губы. Сотни раз он помечал жертву. И давно уже не промахивался. Что ж, бывает!

- Тебе, Хаор! - возгласил он на этот раз в полной тишине.

Черное лезвие рассекло воздух... И только воздух! На белой коже Нилова лба не было ничего, кроме упавшей пряди волос.

Жрец, посерев, замахнулся в третий раз... И в четвертый...

Нил напряг плечи, и удерживающие его цепи лопнули с оглушительным звоном. Жрец тупо смотрел на великана.

Нил отобрал у него нож и переломил широкое лезвие об колено, как деревянную палочку.

- Хаор-р! - зарычал он так, что Кунг попятился. Огромный кулак с обрывком цепи ударил в широкую грудь.

- Хаор-р! - И Нил выбросил вверх руки с обломками ножа.

- Убить! - истошно завопил Кунг, указывая пальцем на Нила.

Лишь трое солдат из стоявших впереди подчинились и метнули тяжелые копья. Нил не уклонялся. Он так и остался стоять с поднятыми над головой руками, а копья, ударив великана в грудь и живот, упали на помост, не причинив вреда. Наконечник одного из копий сломался.

Нил схватил жреца за длинные волосы, и ноги Кунга оторвались от помоста. Жрец пронзительно закричал.

Нил швырнул его вниз, и Кунг врезался в строй, опрокинув нескольких солдат. Никто не посмел вмешаться: происходило нечто сверхъестественное. Нил подошел к краю помоста, сцапал за шиворот одного из полосатых и вздернул на колесницу.

- Ну-ка освободи моих слуг! - зарычал он по-урнгурски.

Глаза жреца полезли на лоб, и он со всех ног кинулся выполнять приказ.

- Я - Хаор! - закричал Нил, и голос его эхом отразился от склона горы. - Я - Хаор! - Свирепыми глазами он озирал стоявших внизу. Вдруг взгляд его остановился.

- Ты! - указал он пальцем на одного из жрецов, совсем молоденького, с перепуганным лицом. - Ты! Ты узнал меня!

Юноша едва не сомлел. Он повалился на колени. У бедняги отнялся язык от страха. А следом за ним повалилась на колени вся масса людей, бывших во дворе Храма.

- Я наказываю праведных! Я дарую неправедных! - вещал между тем Нил, справедливо полагая, что его никто не поймет, хотя говорил он на языке Урнгура. - Я люблю преданных мне, а те, кто сойдет с моего пути, пожалеют, что не умерли от огня. Узнаете ли вы меня?

- Да! Да! Узнаем! - ревела коленопреклоненная толпа.

Еще бы им не узнать!

- Я сотрясаю землю, и только я сотрясаю ее! - ревел Нил.

- Только ты, о Великий! - вторила ему толпа.

- Мне стыдно за них, - сказал Биорку освобожденный от цепей Эрд.

- Радуйся, что ты жив и не с ними! - сказал вагар, вытирая кровь с лица. - Надеюсь, обратно нас не повезут как овец?

Обратно они возвращались верхом на пардах. Как победители. Но вдвоем. Нил решил остаться в Храме.

"Я должен изучить свое имущество", - заявил он.

Северянам вернули оружие и поселили в лучшем из домов, том, где расположились три брата, начальники королевских хогр. Последних же очень интересовало: действительно ли Нил - воплощенный Хаор, или же он просто могущественный маг-самозванец.

Было съедено немало вкусной и дорогой еды, выпито изрядное количество хорошего вина, и беседа за столом, вернее над ковром, стала совершенно непринужденной. У хогранов развязались языки. И друзья кое-что узнали о таинственном государстве Урнгур.

Правила Королева. Ей повиновались (до определенных пределов) Женщины селений, армия, жрецы. Впрочем, для Женщин она была первой среди равных. Единовластным и неумолимым богом Урнгура был Хаор Добрый. Он же дал Урнгуру законы, по которым следовало жить. Кстати, то, что они не должны покидать пределов отведенной им Хаором земли, - оказалось правдой. И именно он, Хаор Добрый, решил, что урнгриа - лучший из народов Мира. Почему? Пусть спросят у Хаора, раз они его слуги. Первый военный советник, Верховный Жрец, великий маг, брат богов, повелитель демонов и так далее - сирхар. Но Королева - выше. Она для сирхара - как Женщина для мужа. Эрд удивился, но тут же сообразил, что семейные отношения в Урнгуре своеобразные. Женщины селений сирхара недолюбливали и доходами с ним не делились. У них были свои, домашние, отношения с Хаором. Бог, по преданию, создал сначала их, а уж потом - мужчин, через посредство своих Дочерей. А самого Хаора создала Мать. Но ей не поклонялись - она слишком велика и могущественна. Ей не до людей. Клан жрецов имел свои земли, своих рабов, а при нынешнем сирхаре - даже своих женщин. Не настоящих, а привозных. Это было нарушением традиции, но Королева не запрещала, а Женщинам селений было все равно. Для них чужеземки были хуже мужчин. Зато Этайа, как они узнали, была как равная принята Женщиной Гнона. И Санти был с ней. Говоря о юноше, урнгурцы отпустили ему несколько комплиментов эротического толка. Первый хогран даже выразил сожаление, что столь привлекательный юноша достался женщине. И тут же сообщил, что не хотел обидеть двух гостей: они не менее привлекательны, но раз уж они слуги (понимай - соложники) Хаора, они, хограны, не решаются предложить им свою любовь. Хаор ревнив, не так ли? Друзья не стали их разубеждать. Еще бы ему не быть ревнивым! Свой собственный народ, урнгриа, он отделил от других, поселив в суровых горах, а не в изобильном Конге исключительно из-за своей ревности. Зато потом он уничтожит другие племена и подарит Мир своим возлюбленным. И может быть, это случится скоро, так как по его, Хаора, Высшей Воле нынешний сирхар одарил бессмертием девять избранных, сделав неуязвимыми для вещества и пламени.

- Так их можно жечь огнем и пронзать сталью, а им - ничего? - спросил Биорк, незаметно подмигнув светлорожденному.

Три военачальника наперебой стали рассказывать о "бессмертных", и, под влиянием выпитого, те стали могучими великанами, отращивающими новые головы и извергающими пламя.

- Это не те! - шепнул Биорку Эрд. - Те голов не отращивали.

- Раздели рассказ на восемь кувшинов, - предложил Биорк, - и ты получишь то, что надо!

* * *

Нил, ведомый выбранным еще утром юношей-жрецом, шел по подземному коридору "собственного" Храма. Юноша нес зажженную лампу и принимал как должное то, что Нил не испытывает нужды в освещении. Пещера была естественного происхождения, но в некоторых местах расширена и украшена надписями и барельефами, в которых неизменно присутствовала мужская фигура с множеством рук, многократно превосходящая размерами всех остальных. И по искаженному гневом лику, по вздыбленным змееподобным волосам можно было точно сказать, какие чувства обуревают вырезанного в камне гиганта. Непонятно только одно: почему в Урнгуре Хаора называют Добрым?

Гнетущая атмосфера подземелья скверно действовала на идущего впереди юношу. Хотя с ним был сам воплощенный Хаор, парнишка буквально трясся от страха. Нил не разделял его ужаса. Никто в Мире не мог причинить ему вреда. Дар богов, без которого человеку не под силу совладать с демоном. Конечно, Хаор может оказаться посильней демона, но не сильней высших богов. Только одно, как сказал Нилу Трой-Странник, может отнять у воина дар неуязвимости: если он сам отнимет человеческую жизнь. Но последнее - во власти самого Нила.

Подземелье ветвилось на множество уходящих в стороны, вверх, вниз коридоров. Но проводник Нила хорошо разбирался в этом лабиринте. Опасность заблудиться им не угрожала. Зато атмосфера страха все сгущалась и достигла апогея, когда они вышли в широкую пещеру с низким потолком, похожую на вмятину от круглой лепешки. Здесь даже Нил потерял часть своей уверенности. Будто некие токи, витавшие в этом сдавленном горой пространстве, поколебали его дух. Юноша-жрец обливался потом, хотя в подземелье было довольно холодно. Лампа в его руке ходила ходуном, и тени от нее прыгали, как безумные магхары.

- Поставь на пол и жди меня здесь! - велел Нил.

Бас великана заполнил подземную полость и немного успокоил юношу. Сам Нил тоже успокоился. Сила собственного голоса всегда ободряла его. Даже если он просто говорил, а не произносил Слова Власти.

Великан двинулся к центру круглой пещеры. Грубый потолок ее был так низок, что Нил мог бы дотянуться до него рукой. И на нем совершенно явно были видны следы инструмента: пещера была искусственной. Это открытие не привело сына вагара в восторг. Сотворенное по злой воле человека опаснее природного. Левую щеку Нила холодил ветерок - воздух в пещере был достаточно свеж и не отдавал сырой затхлостью, как в коридорах. Полая "лепешка" на самом деле оказалась не так уж велика. Низкий потолок и темнота увеличивали ее. По всему периметру, примерно через равные интервалы, чернели круглые дыры сходящихся к центру коридоров. В центре же самой пещеры громоздился широкий камень в три локтя высотой. Нил приблизился к нему и обнаружил, что камень круглый и полый внутри. На его верхней поверхности Нил нащупал углубление примерно в пять локтей длиной и два - шириной. А в самом глубоком месте - сквозное отверстие размером с кулак. С боков камня тоже имелись отверстия, причем одно - достаточно большое, чтобы пропустить внутрь человека.

Корка темного вещества покрывала камень снаружи и изнутри. А прямо над ним, в потолке пещеры, зияла дыра, в которую выходил воздух. Тяга здесь была настолько сильной, что ветер шевелил волосы Нила.

Пока великан стоял около камня, гнетущее чувство настолько усилилось, что Нил трижды повторил тайное имя Тура-Победителя. Место Тьмы! Нил понял, что сделал ошибку, когда пришел сюда. Хотя врага не было здесь, но след его ощутим. И враг, вернувшись, несомненно, тоже почует след Нила. Чье-то осторожное щупальце уже торкалось в сознание, пыталось проникнуть в мысли великана.

Пора уходить. Великан окликнул юношу-жреца, и они отправились в обратный путь. Спустя час они увидели звездное небо в квадратном проеме портала.

Нил тронул носком сапога вкопанный в землю череп.

- Зачем это? - спросил он.

- Сторож! - ответил юноша, счастливый оттого, что снова видит звезды.

* * *

А в это время, в одной из роскошных комнат Королевского Дворца в Шугре маленький человечек с торчащим вперед подбородком выл и брызгал слюной от злости, как пойманная крыса.

- Ушел! Ушел! - вопил он, позабыв о собственном достоинстве и шокируя Королеву своим неподобающим сану видом.

- Если я правильно поняла тебя, сирхар, - холодно произнесла Первая из Женщин, - твой враг улизнул, и больше ничего важного ты сказать мне не можешь?

- Уы-ырх! - взвыл колдун, потрясая кулаками. - Я!.. Я!..

Королева поднялась и с высоты своего роста посмотрела на низенького сирхара.

- Ты мерзок, как паук! - уронила она надменно.

Глаза мага уставились на нее.

- Ты!.. Ты... - Он подступил к ней, но Королева спокойно отодвинула его рукой.

- Сейчас не Время Слияния! - резко сказала она. - Не забывайся! Впредь! - И, отстранив мага, вышла из комнаты.

Ди Гон, озлобленный еще более, пробормотал заклятие, достаточно сильное, чтобы наказать гордячку. Но только впустую щелкал пальцами. Приступы бешенства были его слабостью, ценой за поражение. И расплачивался он своей силой. Хлыст и тот становился бесполезной игрушкой. Даже не будь Королева Королевой, он и тогда ничего не смог бы ей сделать, маленький человечек в диадеме сирхара, до той поры, пока не иссякнет его гнев.

* * *

Большая лодка с высокой прямоугольной палубой неторопливо скользила по спокойной черной воде озера. Середина ночи. Луна зашла, а масляные светильники горели так ярко, что плывущие на лодке почти не различали звезд. Скрестив ноги, они сидели на прекрасном ковре, над которым трудился не один десяток ткачей. Ронзангтондамени с тремя из своих мужей, а напротив - Этайа с Санти.

- Ты сказала, Этайа, сестра, что юноша твой - певец? - сказала Женщина Гнона. - Попроси его спеть. Я никогда не слышала конгских певцов. Вы не против, мои милые? - она посмотрела на мужей.

Трое мужчин одновременно кивнули ей, нежно улыбнувшись.

- Он здесь, - ответила Этайа. - Попроси его сама.

Глаза Ронзангтондамени расширились. Она была удивлена и обрадована:

- Ты разрешаешь мне? Благодарю!

Она посмотрела на Санти столь откровенно, что юноше стало неуютно.

- Ты споешь? - спросила она ласково.

"Что мне делать?" - воззвал Санти к фьёль.

"Она кажется тебе некрасивой?" - Фьёль отлично поняла заданный вопрос.

"Нет, но я не хочу!"

"Разве тебя принуждают?"

В мысленном общении не бывает недомолвок. Что не сказано, то увидено. Если не желаешь что-то скрыть. Санти немного обиделся, но тут же улыбнулся. То, что в ответ показала ему фьёль, действительно, казалось забавным.

Ронзангтондамени отнесла улыбку на свой счет. И обрадовалась ей.

- Да. Я спою, - вежливо сказал Санти, перестав улыбаться. - Что ты желаешь услышать, госпожа?

- Все, что ты захочешь спеть! - ответила Женщина Гнона. - Все, что пожелаешь! Я никогда не слышала конгских... песен!

* * *

Мощные бронзовые крылья были почти неподвижны. Ветер и восходящий ток теплого воздуха несли дракона над синими морскими водами. Длинная шея, туловище, рогатая голова дракона тоже почти не шевелились. Двигался только хвост с широкой горизонтальной лопастью на конце. Гестион ощущал мысли дракона, медленные, окрашенные удовольствием полета. Мальчик держался руками за выступающий шип с темной верхушкой. Цвет кожи на позвоночном выступе менялся от основания к концу так же, как цвет загибающегося вперед рога на голове. Ногами Гестион чувствовал тепло, исходящее от несущего его живого тела, а спиной - тепло тела Учителя, сидевшего сзади.

- Тебе нравится управляться с драконом? - раздался голос за спиной.

- О да! Никогда не думал, что это так приятно! И совсем не страшно!

- Верно! Ты понравился бронзовобрюхому! - засмеялся маг. - Теперь, даже если ты и захочешь упасть, он тебе не позволит. Это хорошо! Тебе придется летать одному!

- Одному? - Гестиону стало немного не по себе. - А когда?

- Не сегодня. И не завтра. Не робей! - Учитель похлопал его по плечу и засмеялся. - Тебе будет о чем рассказать в Руне, мальчик!

Дракон слегка опустил левое крыло, и Гестион увидел внизу маленький островок.

* * *

- Спой мне еще! - попросила Ронзангтондамени.

Они сидели на третьем этаже ее дома. Глядя вниз, Санти видел матовую поверхность воды с синей лунной дорожкой. Он спел почти все свои песни. Он пел ей в лодке, он пел ей внизу, когда они вернулись. Он пел и здесь, в маленькой комнате, с окном от самого пола и стенами круглыми, как походный шатер. Уютная комнатка на третьем этаже Озерного дома. Санти было спокойно в ней. Она принадлежала Ронзангтондамени, была пропитана ее запахом, похожим на запах смешанного с вином свежего молока. И ее уверенностью.

- Я устал, госпожа моя! Горло мое пересохло! - сказал Санти.

- Не зови меня "госпожой"! - голос женщины был мягок и наполнен силой. Он был знаком Санти, этот тембр, этот тон. - Зови меня Ангнани! - И хлопнула в ладоши, призывая слугу.

- Как скажешь! - улыбнулся Санти. - А что это означает?

Женщина смутилась.

- Это не перевести на конгайский, - ответила она.

Санти чувствовал: она говорит неправду.

Вошел слуга, гибкий, как речной тростник, юноша в белой одежде, перехваченной на талии голубым кушаком.

Ронзангтондамени произнесла несколько слов по-урнгурски, а когда слуга поклонился, погладила его мимоходом по щеке, и юноша улыбнулся смущенно и заискивающе. И тут Санти вспомнил, почему ему кажется знакомой интонация женщины. Именно таким тоном, нежным и вкрадчиво-уверенным, он сам разговаривал с девушками там, в Фаранге, когда чувствовал их готовность прийти к нему, когда тонкая ниточка близости начинала сплетаться в кокон, что отделит двоих от всего остального мира.

И Санти по-новому посмотрел на Ронзангтондамени, на женщину, привыкшую повелевать мужчинами. Женщину, которая не слышала слова "нет" не потому, что была желанной, но потому, что желала сама. Он словно впервые увидел это смуглое лицо с высокими скулами и большим ртом, синие ясные глаза, тонкий нос с высокой горбинкой, толстые косы, длинную, сильную по-мужски шею, охваченную несколькими нитками грубо отшлифованной бирюзы, высокую грудь, поднятую лифом платья...

- Ты красива! - сказал юноша голосом, заставившим Генани задрожать.

Много раз она слышала эти слова. Но никогда они не звучали так.

Вошедший слуга помог ей скрыть смущение. Женщина Гнона велела ему поставить поднос и удалиться. Она хотела своими руками налить Санти вина, нарезать редкие и дорогие здесь, в этой части Урнгура, фрукты.

Санти отпил немного из прозрачного бокала. Сладкое крепкое вино. Он пил медленными глотками, глядя на женщину сквозь выточенную из розового кварца стенку бокала. Ронзангтондамени налила ему еще, и Санти выпил второй бокал, а потом и третий. Теперь он мог пить много вина. Почти столько же, сколько и Нил. Оно почти не действовало на Санти. Но Ронзангтондамени не знала об этом. Она посмотрела в окно: скоро рассвет.

"У нас совсем мало времени", - подумала она, развязывая золоченый пояс, обегающий широкие бедра. Санти выпил четвертый бокал.

"Этак он совсем опьянеет", - подумала женщина и протянула руки, чтобы обнять юношу... Но наткнулась на взгляд его удивительных глаз, и руки ее упали...

- Ты хочешь, чтобы я спел для тебя... Ангнани? - голос Санти был таким же трезвым и чистым, как и прежде.

- Спел? Да, хочу! - И она кивнула обреченно, подчиняясь воле этого юноши. Воле мужчины! О боги!

А Санти вновь взял ситру. Он пел о синей реке забвения. И о моряке, смытом штормовой волной. И "Солдат, солдат..." - ту песню, последнюю песню Ортрана. И Санти сказал ей об этом. И больше уже не пел ничего. Юноша положил руку на плечо Ангнани. Они сидели и молчали, масло в светильниках иссякло, и огни погасли.

- Утро! - сказал Санти. - Пора спать! - И улыбнулся ласково.

Сердце Ронзангтондамени затрепетало.

- Скажи, твоя госпожа, она позволит... - по лицу Санти поняла, что говорит не то, смутилась, взяла юношу за руки и спрятала лицо в его ладонях, как девочкой прятала в руках матери. Санти легко коснулся губами ее головы, Ангнани подняла на него глаза, огромные, доверчивые... Санти взял ее руку, большую, чем его собственная рука, сильную, длиннопалую, поцеловал нежную кожу в центре ладони.

- Да! - сказал он. - А сейчас вели кому-нибудь отвести меня в мою комнату. Я устал. Сегодня был длинный день.

Глава восьмая

Некогда в стране, исчезнувшей так давно, что и имени ее не осталось, жил охотник Уру Дат. И была у него девушка. Семт-Хе звали ее. И был маг из носящих черное ожерелье, маг - Тысяча Обличий. Захотел маг девушку. И взял ее. Обратясь в дракона, унес он Семт-Хе в дом свой, в горы, что зовут ныне горами Забвения.

Узнал о случившемся юноша охотник, почернело лицо его. Пошел он в горы, подумав: "Верну Семт-Хе или умру".

Долог путь. Ослабел Уру Дат, сильно страдая от жажды на бесплодном горном плато. И встретился ему старик в серой одежде. Не спрашивая ни о чем, повел его старик к горной реке, что текла лишь в четверти дня пути от места, где встретил он Уру Дата. И утолил охотник жажду свою.

Спросил его старик: "Можешь остановить?"

О реке говорил он, но помнил Уру Дат, кому обязан жизнью, стерпел насмешку.

"Нет, не могу", - сказал.

И повел тогда его старик к истоку реки, к месту, где рождалась она из-под ледника.

- Смотри! - сказал. И дохнул.

Холод обьял юношу. Холод обьял и ледниковый язык. Сковал его. И иссякла река у истока своего.