Чтение 8–й страницы книги ~Оборотень в погонах~

Эльф поглядел на меня так, точно я предложил ему плюнуть на могилу матери.

- Нет, нет, как можно! - пропел он, едва ли не вырывая у меня из рук хрупкий стебелек. - Этот цветок совершенно не подходит!

- Но почему? - осведомился я, совершенно сбитый с толку.

- Если следовать правилу золотого сечения, - с терпением преподавателя в школе для дебилов объяснил эльф, - в букет следует поместить вот эту веточку эеннеле, и эту. И не более. А для контраста... мм... вот еще так и... - Он с немыслимой быстротой выхватывал из огромной вазы какие-то листики, потом жестом балаганного фокусника выхватил из воздуха моток перламутрово-белой ленты, перевязал букетик и с торжеством продемонстрировал мне.

То, что у него получилось, больше всего напоминало данное кем-то в приступе сплина определение высокой моды - амбициозная нищета. Я-то рассчитывал получить букет. А мне протягивали одинокую розочку в окружении довольно жалких листочков, по-моему, не первой свежести. Я машинально принял его, и только потом сообразил, что делать этого не стоило - таким образом я как бы примирялся с неприятной действительностью. Эльф, избавившись от букета, протянул руку, достал с полки аккуратный бумажный квадратик вроде открытки, надписал и той же ленточкой привязал к букету.

- Вот теперь ансамбль завершен, - сообщил он, с непонятной мне гордостью взирая на дело рук своих, - приложением подарочного сертификата, удостоверяющего, что букет составлен мастером-цветочником.

Я прикусил губу, чтобы не разрыдаться. Вот же незадача! Называется, зашел в лавочку купить букетик. А кончится, предчувствую, тем, что останусь я с пустым кошельком.

Понаехали, сволочи.

А ведь надо мне было понять, к чему дело клонит, еще когда я увидел продавца-эльфа. С каких это пор чужестранцы в России торгуют цветами? (Ну, кроме орков-горцев, конечно). А тут, видишь ли, британец. Я его сразу распознал. Дивьи народы отличаются друг от друга на людской взгляд не то, чтобы очень сильно, но эльфа вряд ли можно спутать с российскими дивами или польскими божетами.

Я покорно расплатился (вышло меньше, чем я с дрожью предполагал, но намного больше, чем я готов был выложить за единственную розочку в ворохе сена) и вышел, напоследок злобно глянув на вывеску: "Цветы и букеты от Эглариона".

Из-за нелепой истории с букетом до кабака со смешным названием "У Ательстана" я добрался не с солидной форой, как рассчитывал, а едва-едва вовремя.

Заведение сразу показалось мне знакомым до тошноты. Я вначале не понял, отчего, - я был совершенно уверен, что захожу сюда в первый раз, - и пару минут бесплодно удивлялся, покуда до меня не дошло. Все кабаки подобного пошиба похожи. Не обстановкой, а атмосферой. Вот эту-то атмосферу я и уловил, благо нанюхался ее за время многочисленных облав.

Некоторое время я вяло размышлял, как хорошо было бы устроить тут шмон прямо сейчас. Выйти на середину зала... нет, на эстраду, выпустить две пули в потолок, обождать ровно шесть секунд - чтобы даже самые медлительные успели вытащить попрятанные под камзолами от Версаче и размахайками от Урманова жезлы и самострелы - и только тогда предъявить корочки. Жалко, что нельзя. Я бы столько барахла стряс с прижравшихся тут сволочей - хватило бы открыть оружейный магазинчик.

Потом до меня дошло, что я опаздываю на оперативно-розыскное свидание.

Столик, на удивление, я нашел с первого взгляда. Вообще-то мне по чину положено из самых невнятных описаний выцеживать смысл, но тут и выцеживать ничего не пришлось. Проблемы начались на втором взгляде.

За столиком уже кто-то сидел.

Странный это был тип. Для начала, я не смог определить сразу - нравится он мне, или нет. Нюх на такие дела у меня просто собачий. Как правило, я раскалываю преступника еще до того, как он выцедит первое слово. Но про этого парня мое шестое чувство решительно отказывалось говорить.

А что мне скажут глаза? Это, без сомнения, человек. Как минимум в трех коленах. На вид, пожалуй, мой ровесник. Лицо невыразительное, и в то же время запоминающееся - красивое, правильное лицо много повидавшего, но не ожесточившегося человека. Таких любят женщины, дети и собаки. Мужчины их не любят, потому что завидуют. Часто за такими лицами прячется гнильца, но в этом человеке гнильцы нет. Есть что-то другое. И это что-то мешает мне проникнуться к нему дружелюбием, которое прямо-таки излучает его физиономия.

И, кстати - похоже, он тоже ждет девушку. Иначе какого черта он приволок и вывалил на стол охапку роз, при виде которой мне мучительно захотелось упихать творение господина Эглариона вместе с сертификатом подлинности в ближайший мусорник?

Я остановился в двух шагах от намеченного столика и принялся ждать. Парень с розами покосился на меня, но промолчал. Вблизи я заметил трудноразличимый в тусклом сиянии эльмовых огней шрам у него на виске. Шикарное все-таки лицо. В розыск такого объявлять - сущее удовольствие. К сожалению, преступники обычно имеют гораздо более заурядную внешность. Вроде моей.

Я поглядел на часы. Проклятая мгла! Кто придумал, что в темноте людям кушается привольнее? Или это чтобы никто не разглядел, что тут по тарелкам распихивают? Совершенно столбик тени не отбрасывает. Прищурившись, я все же разглядел подплывшую под тень риску. Запаздывает госпожа Валевич. Что ж, женщинам простительно.

- Брат во Христе, - вежливо обратился ко мне парень с розами, - не отойдете ли от моего столика?

- Никак не могу, брат, - развел я руками, стараясь ничего не задеть убогим эльфийским веником. - Видите ли, мне назначено свидание как раз за этим столиком. Мне сказали, что обычно он пустует.

- Понимаю, - улыбнулся парень. Вот улыбка у него была какая-то напряженная. Словно этому лицу привычнее напряженный оскал. Или кривая усмешка. - Мне тоже назначили свидание здесь. И по той же причине.

- Раз вы заняли место первым - ваше право, но подождать мне придется здесь, - уточнил я.

- И долго вам придется ждать? - Похоже было, что парню не терпится меня сплавить. Что ж, взаимно. Если Марина Валевич увидит его хоть краем глаза, мои далеко идущие планы можно смело сдавать в утиль. Интересно, сколько стоит фунт воздушных замков?

- Минус три минуты, - ответил я.

Губы парня с розами дернулись - "шутишь, мол?".

- А вот и госпожа Валевич, - заметил он. - Боюсь, что должен попросить вас отойти.

- С какой стати? - поинтересовался я. - Вообще-то именно с ней у меня назначено свидание.

Сам я, как ни старался, углядеть эту двуличную особу никак не мог.

- Очень интересно, - с напором проговорил парень, вставая. - У меня тоже.

Он обернулся ко мне, и на лице его отразился дикий ужас.

Словно рядом со мной - или за моей спиной - стоял призрак.

Всеволод Серов, среда, 16 июня

Первой моей - и очень яркой - мыслью было: "Ну, все, приехали!". Точнее, съехала. Она, моя крыша.

Это, пожалуй, мой самый потаенный и самый большой страх - сойти с ума. Отнюдь не беспочвенный, если учесть, что по моей бедой черепушке шкрябало и взрывной волной, и саблей плашмя, и пулей по касательной. А уж если учесть, что мне довелось увидеть и пережить там, за речкой...

И я прекрасно знал, что меня ждет в этом случае - спустя пару месяцев после дембеля, когда я мыкался, неприкаянный, пытаясь найти свое место в новом и таком неожиданно враждебном мире, одной из испробованных мной работ стала должность санитара... в сумасшедшем доме. Чистая случайность, что я не угодил туда как пациент.

Работал я там ровно неделю. Хватило. Не знаю, как выглядит настоящий ад, но сильно подозреваю, что намного страшнее он быть не может.

Там были такие как я - простые ребята, посланные своей страной на святую войну - и война вцепилась в них и уже не выпустила. Она стала их жизнью - хриплые вопли басмачей, подсвеченное разрывами ночное небо, визг пуль над головой и запах горелой человеческой плоти. Были и другие. Особенно мне запомнился один, внушатель с диагнозом, кажется "посттравматическая кататония", хотя такой болезни нет - это мне уже потом объяснил знакомый костоправ... Его бредовые виденья были необычайно ярки и реальны, и, хотя палата в которой его содержали, имела отдельную защиту, случалось, что подхлестнутый безумием дар прорывал ее - и тогда полкорпуса заходилось в криках, а нам с напарником и дежурной сестричке приходилось бежать туда... и все время, пока сестра вкалывала ему успокаивающее - видеть!

- Что с вами? - озабоченно спросила двойник Марины Валевич, стоявший за спиной навязчивого парня с розочкой. - Вы так побледнели.

- А... - Я оглянулся. Вторая Марина по-прежнему стояла рядом с эстрадой - отнюдь не собиралась растворяться в воздухе, проваливаться сквозь пол или оборачиваться маленьким зеленым чертенком.

- Вы знаете, мне с самого начала не совсем нравилась эта идея, - продолжил доппельгангер. - Но Маринка...

- Просто решила немного пошутить, - улыбнулась первая Марина Валевич, подходя к столику. - Вы ведь на меня, - она глянула на меня, взмахнув ресницами, и виновато потупила взор, - за это не обидитесь?

- Думаю, - неожиданно пришел мне на помощь мой оппонент по столику. - мы не обидимся на столь очаровательных дам. Если, конечно, хоть одна из них соблагоизволит объяснить - что, собственно, происходит?

- Все очень просто, - рассмеялась Марина-первая. - Это - указала она взмахом руки на своего двойника, - моя младшая...

- ...на целых десять минут...

- ... сестра Арина Валевич. Это, - кивок в мою сторону, - Сева Серов, профессиональный заводчик аквариумных рыбок, ну, а это...

- Валентин Зорин, - отрекомендовался парень с розочкой, озадаченно переводивший взгляд с одной сестры на вторую. - Господство Зорин, следователь по особо грешным делам пресвятого благочиния.

Он машинально потянулся за корочкой, прежде чем одернуть себя.

Моя, начавшая было возвращаться на место, челюсть снова оказалась где-то в районе пупка. Мысли в голове совершили скачок, сальто, стали на мостик и раскланялись под бурные аплодисменты спинно-мозговых рефлексов.

- Раз уж все познакомились, - предложил я, подхватывая со столика свою охапку роз, выглядевшую, надо признать, по сравнению с изящной конструкцией в руках благочинного, несколько вульгарно, - может, присядем?

После чего замер в нерешительности с букетом в руках. Ибо букет был один, а девушек, как выяснилось, ровно в два раза больше.

Справиться с дилеммой буриданова ослика мне снова помог брат благочинный, протянув свое хрупкое произведение цветочного искусства ближайшей к себе сестре. Кажется, это была Арина - я еще не научился уверенно их различать, особенно с учетом того, что на обоих сестрах были абсолютно одинаковые платья.

После этого мне не оставалось ничего другого, кроме как вручить розы второй сестре, и, предоставив ей самой решать проблему, куда девать сей колючий веник, нарочито старательно углубиться в изучение меню.

- Итак, - осведомился я, шелестя страницами, - кто что будет заказывать?

- Если не возражаете, - холодно произнес брат Зорин, наклоняясь к соседнему столику, - я бы предпочел решить этот вопрос самостоятельно.

- Ваше право, - отозвался я. - Но предупреждаю заранее - платить буду я.

- Это отчего же, - все те же холодно-опасным тоном опытного инквизитора поинтересовался благочинный, - вы так решили?

"Оттого, что на всех каналах эфирника постоянно плачутся - ах, какое бедное у нас благочиние, какие нищенские зарплаты у его сотрудников" - с неожиданной злостью подумал я. "Интересно, ты кого и от каких сроков на свои шиши отмазал? "

- Ну, потому что... в общем, инициатором этой встречи был я. Хотя, конечно, - я озадаченно покосился на Марину - та едва сдерживала смешок, перевел взгляд на Арину (или наоборот?) - эта была сама серьезность, - первоначально планировалось немного меньшее количество участников, но... раз уж так получилось... я не собираюсь отказываться от своих обязательств.

- Но, - перебил меня брат Зорин, - я бы все же предпочел...

- Брат, - проникновенно сказал я. - Давайте договоримся так - вы оплатите следующий вечер. И все, тема закрыта.

- Ну... - Неуверенно произнес благочинный. - Допустим.

Значит, денег у него все же немного. Меньше, чем гонора. Или просто жлоб.

- А что пожелают милые дамы? - обратился я к сестрам Валевич.

Девушки переглянулись. Улыбочку, появившуюся на милом личике Марины я бы, пожалуй, даже осмелился назвать хищной, а тихий вздох и еле уловимое пожатие плеч младшей сестры нельзя было истолковать иначе как: "Делай как знаешь, но не говори потом, что я тебя не предупреждала".

- Дамы, - заявила Марина, откидываясь на спинку стула, - желают гулять.

- Что ж, - отозвался я, снова погружаясь в меню, - гулять, так гулять.

"Стрелять, так стрелять", пропел где-то в моей многострадальной голове чей-то неуловимо знакомый голос.

Валентин Зорин, среда, 16 июня

Я чувствовал себя, словно только что поднятый зомби - голова набита гнилыми соплями. Густо пересыпанное французскими словечками меню, в которое я уткнулся, чтобы не видеть жуткого зрелища удвоенной барышни Валевич, тоже не способствовало ясной работе мысли. Во всяком случае, я не запомнил, что именно заказал. От необходимости разбираться еще и в карте вин меня избавил аквариумист Серов - и очень хорошо, потому что там кириллицей были напечатаны только две буквы в самом верху - "у.ё.".

Пока официант тащил бутылку, над столом висело нервное молчание. Серов отпил из предложенного бокала, удовлетворенно кивнул, и, шуганув пытавшегося было разлить вино официанта, занялся этим сам. Получалось у него, как у заправского соммелье.

- Я тут недавно услышал хороший тост, - сообщил он, закончив. - На поминках. Один из близких друзей усопшего, встав, произнес буквально следующее: "Ну, за покойника и, чтобы два раза не вставать, за присутствующих здесь дам". Первая часть для нас, слава Богу, не актуальна, а вот со второй предлагаю начать. За наших прекрасных дам!

За прекрасных дам выпили с удовольствием, в том числе и сами дамы.

- А теперь, - проговорил Серов, когда пауза опять затянулась, - предлагаю познакомиться поближе. Раз уж воля прекрасной женщины свела нас здесь...

Я пожал плечами.

- А что, собственно, говорить? Я уже представился... хотя, если это кому-то интересно, могу добавить, что веду сейчас дело Парамонова. Собственно, поэтому...

Фразы я не закончил, надеясь, что понятно будет и без того. Мне показалось, что аквариумист поперхнулся вином, но, возможно, это был лишь обман слуха.

- Ну, положим, мне тоже о себе рассказать особенно нечего, - отозвался Серов с явно напускной вальяжной ленцой. - Только я не заводчик, простите, рыбок. Я аквариумист-декоратор, а заодно - владелец магазинчика экзотических, действительно, рыбок.

- А вы их не разводите? - с какой-то странной интонацией полюбопытствовала Марина.

- Я, - с насмешкой ответил Серов, - стараюсь не вмешиваться в чужую личную жизнь.

Естественно, Валевич-старшая (я решил про себя так их именовать) тут же прожгла его взглядом. Серов смутился, и мне пришло в голову, что он, похоже, просто не различает сестер. Мне это показалось странным - при всем сходстве близняшки совершенно по-разному себя вели. Даже выражения лиц у них были настолько своеобразные, что лишь в первую секунду я мог счесть их неразличимыми.

- Вообще-то разводить по нынешним понятиям полагается простаков, - решил я поддержать собрата по мужскому полу. - Лохов, так сказать.

Серов шутки не принял.

- Знаете, - проговорил он серьезно, - аквариумное рыбоводство - это очень спокойное, неторопливое, размеренное занятие. Поэтому я его и выбрал.

Это следовало понимать так, что господин рыболюб намекает на свое бурное прошлое. В наши времена принято хвалиться криминальными подвигами, но мне небезынтересно будет полюбоваться, как он это сделает - в моем-то присутствии?

После такого вступления следующий вопрос был неизбежен, как труба Гавриила, и он прозвучал.

- А откуда у вас этот шрам? - с любопытством спросила Серова Арина.

Всеволод Серов, среда, 16 июня

- Ах, это... - Я коснулся виска. - Память о месте под названием Бай-Муры. Или, как его еще называли, долине Шангри-Ла.

Вилка благочинного замерла на полдороге, и я отчетливо осознал, что ляпнул лишнего.

Долина Бай-Муры находится в сотне верст к северу от Кандагара. Базовый укрепрайон. На тамошних складах есть все, даже плавленый сыр в хрустящей обертке.

Полгода назад его пыталась взять 17-я бронестрелковая, но при выдвижении попала в засаду в Ойхотском ущелье. С тех пор это Ущелье Кровавого ручья.

На этот раз местному шейху скормили дезу, что на новый штурм снова пойдут бронестрелки и он клюнул - вывел отряды на дороги. В долине осталась только охрана - около сотни рыл. И склады.

Мы подлетаем к долине спустя три минуты после начала атаки. Две эскадрильи штурмовых драконов выстроили в небе круг и время от времени ныряют вниз, подхлестывая царящий там огненный ад.

Но кто-то все же уцелел. Черный зев пещеры выплевывает навстречу снижающимся коврам трассу "гатлинга". Очередь проходит левее и выше, а на пещеру немедленно пикирует очередная пара драконов - черная дыра превращается в огненное вулканическое жерло.

Ковер тяжело плюхается на вершину холма. Ссыпаемся вниз по склону. Неожиданно из-под земли, словно чертики, выскакивают трое басмачей - и тут же катятся вниз, схлопотав по паре пуль. Запоздало грохочет коверная магистволка.

Нора, из которой выскочили басмачи, извергает клуб белого дыма - кто-то швырнул туда фосфорную гранату.

У подножья бывшая огнеточка - позиция "гатлинга". Кто-то из летунов прицельно засадил по ней заклятьем, скорее всего "ледовым копьем", и теперь "гатлинг" покрыт толстым слоем мясного фарша, в который превратился расчет.

Снова грохочет магистволка, выбивая фонтанчики пыли саженях в тридцати впереди. Там выскакивает еще один басмач, несколько мгновений исполняет под пулями какой-то дикий танец, затем пули все же настигают его и отшвыривают обратно.

Замечаю за каменным бруствером какое-то зеленое шевеление, палю навскидку - в ответ дикие вопли и выстрелы. Троллебойщики лупят по брустверу бомбочками. Кто-то из соседей добавляет файербол. Вопли стихают, через ограду переваливается клубок косматого огня, пробегает пару шагов в нашу строну, падает и продолжает гореть дальше, тихо потрескивая. Странно, но среди всей какофонии боя именно это потрескивание слышно очень отчетливо.

Десяток саженей вправо - еще одна нора. На этот раз фосфорка летит туда сразу, не дожидаясь, пока кто-нибудь соизволит выползти.

Сверху грохочет взрыв. Нам на головы валятся два дымящихся трупа... и один живой - бородатый басмач в черном халате и саблями в обеих руках. Быстрый - прежде, чем мы успеваем развернуть в его сторону стволы винтовок, он наотмашь рубит Олега, достает второй саблей Беорна, бросается вперед, ко мне - чертовский быстрый! - и я уже не успеваю ни выхватить револьвер, ни даже поднять винтовку, только отшатнуться и удар, предназначенный развалить мой череп, задевает меня совсем чуть-чуть... я лечу кувырком, вижу, как, хватаясь за живот, падает на колени Беорн, как Пасечник в упор разряжает в грудь басмача троллебой - заряд картечный и то, что валится на глину... а потом мир вокруг меня темнеет.

Темнеет... мне стоило немалых трудов вернуться обратно в обыденную реальность.

- Вы были участником крестового? - с ноткой, как мне показалось, сочувствия в голосе спросил Зорин.

- Да.

- Некоторым моим друзьям, - объяснил благочинный, - тоже довелось побывать, как они говорят, "за речкой". Один из них рассказывал мне про долину Шангри-Ла. Это был опорный пункт еретиков?

- Укрепрайон, - поправил я. - Там это называлось укрепрайон.

- И, насколько я помню, - продолжал благочинный, - взять его удалось только один раз. - После чего выжидательно уставился на меня.

- 147-й отдельный егерский полк. - Правая ладонь привычным коротким жестом взметнулась к виску.

-Ты - егерь? - непритворно удивилась Марина. - Но... я думала, что в егеря берут только эльфов.

- А также людей, обладающих каким-либо особым талантом, - поправил благочинный. - Оборотней, например, теневиков...

- Воистину так, брат, - кивнул я.

- Там, наверное, было очень страшно, - задумчиво сказала младшая сестра. - Мы-то здесь практически ничего не знали об этой войне. Только победные славословия, проповеди по эфирнику... и слухи.

- Страшно? - переспросил я. - Да нет, не очень. Вначале да, а потом... человек, знаете ли, не может бояться постоянно. Первый бой, второй, а потом война превращается в работу, пусть тяжелую и опасную, но привычную.

- Расскажите нам что-нибудь? - попросила Арина. Странно - я, скорее, ждал подобной просьбы от старшей сестры. Или надеялся?

Ждал, но все равно оказался не готов к ней.

- Ну... - Чтобы скрыть замешательство, я принялся вновь наполнять опустевшие бокалы. - Так, с ходу, даже и в голову ничего не приходит.

- Сева, если тебе не хочется это вспоминать... - начала Марина.

- Нет, все в порядке, - поспешно отозвался я. - Просто я действительно... ну, вот, например, замечательная история о том, как мы охраняли джелалабадскую дракошню.

- И как же вы её охраняли?

- Весело, - улыбнулся я своим мыслям. - Когда тамошние еретики в очередной раз достали всех своими обстрелами, кто-то из высшего командования схватил карту окрестностей и натыкал карандашом полсотни точек, где, по его мнению, необходимо было выставлять посты. На долю нашей роты выпало две такие точки. Одна из них была вершиной голого холма, не представляющего абсолютно никакого интереса с любой точки зрения, а вторая, та, что досталась моему взводу, - я сделал паузу, - пришлась точно на плац местных вояк. Вечером мы приезжали туда, ставили палатки и безмятежно спали всю ночь под бдительной охраной тамошних часовых.

Марина Валевич, прикрывшись салфеткой, тихонько хихикнула.

- И что, никто не сообщил вашим... командирам, что они ошиблись?

- Первый закон армии гласит: командир всегда прав! - процитировал я. - Второй же закон сообщает, что если командир не прав, следует обратиться к пункту первому.

На этот раз мне удалось добиться улыбки и от Арины.

Валентин Зорин, среда, 16 июня

Я нахмурился, но девушка тут же бросила на меня короткий взгляд искоса и вновь стала - сама серьезность.

- А расскажите еще что-нибудь! - потребовала Марина.

Серов помялся.

- Понимаете... большая часть военных историй... как бы это выразиться... не к столу.

Он плеснул мне еще вина в бокал, который я незаметно для себя осушил по новой.

- Ничего-ничего, - подбодрила его Валевич-старшая. - Мы привычные.

Интересно, с какой стати?

Покуда Серов виртуозно излагал сказ о том, как полковой некромант минное поле мертвыми басмачами разминировал - история, которую мне рассказывали в разное время бывший мой сослуживец Костя Долгаев, Смазлик (тоже, к удивлению всех его знакомых, побывавший "за речкой" и вернувшийся), и еще кое-кто из знакомых, причем каждый уверял, что был этому эпохальному событию свидетелем - я поглядывал то на одну сестричку Валевич, то на вторую, и лихорадочно раздумывал, как мне выпутываться из идиотского положения, в котором я очутился по их милости.

Больше всего мне хотелось отвести Марину в сторонку и вытряхнуть из нее все, что она знает о своем соседе Парамонове. Но чем дальше, тем больше складывалось у меня впечатление, будто сестры нас с Серовым уже давно поделили, и мне досталась как раз Валевич-младшая. У меня бы и возражений не было - скромная Арина нравилась мне куда больше своей развязноватой сестры с извращенным чувством юмора - но дело, дело, черт!

Хотя, в конце концов - почему я не могу расслабиться? Приударить за красивой девушкой... сколько лет у меня уже не бывало красивых девушек? Выпить и закусить, в конце концов? Нет, не выходит.

Может, это Серов мне не нравится? Я вгляделся в его лицо, стараясь распознать в тусклом освещении малозаметные приметы, выдающие оборотней тем, кто умеет видеть. Нет... чист. А жаль - как обходиться с перекидышами, я знаю, а вот теневики для меня - закрытая книга.

Зато я понял - этот Сева... постоянно наполняющий мой бокал торговец аквариумными рыбками с опытом убийцы... мне не нравится. Вот теперь - не нравится. И не потому, что он теневик, хотя многие их недолюбливают - точно прокаженных, хотя эта болезнь едва ли заразна.

Воспользовавшись моментом, я принялся якобы незаметно чертить на салфетке черенком вилки линии. Невидимые, само собой, но после стольких лет тренировки мне достаточно сделать первый штрих, а дальше рука идет сама.

На последней черте я прикрыл веки, а когда знак был завершен - отворил. И мир, конечно, предстал для меня в иных красках.