Чтение 8–й страницы книги ~Отражение птицы в лезвии~

Мимо них, с грохотом и лязгом, пронеслась на восток очередная конная сотня.

Аттон, стараясь не разбудить остальных караванщиков, осторожно переоделся на ощупь, в полной темноте. Скинув, свой, видавший виды, походный костюм, он натянул плотное шерстяное белье и черный, цвета ночи, кожаный комбинезон, принадлежавший, когда-то его отцу. Он оставил свои избитые, толстой кожи сапоги, так хорошо послужившие ему на большаках, и надел легкие, бесшумные, сделанные из перепонок мантикоры, сапожки, на тонкой прочной подошве. Потом, извлек из своего дорожного мешка водонепроницаемый ранец, и сложил туда, все, самое необходимое, и закрепив меч, ножи и метательные лезвия, подхватил лук, и вышел в полутемный зал таверны. Постояв немного над храпящим, как стадо форелнских туров, Крабом, он положил у его ног свой дорогой, красного дерева лук, и тихо, словно тень, вышел в ночь. Но, не пройдя и ста шагов, почувствовал, что за ним кто-то идет. Обернувшись, он увидел два горящих, ярко-зеленых глаза.

- Только не говори, монах, что нам с тобой по пути...

- Может да, Птица-Лезвие, может нет... Путь человека есть сон. Он так же сложен ночью, как и прост днем. И также мимолетен, как видение... Ты проходишь днем мимо реки, не оборачиваясь, по ночью... Ночью ты будешь судорожно искать брода, и бояться сделать лишнее движение... Ты узнаешь меня в ночи, Птица-Лезвие?

- Узнаю, если ты человек... Если ты не изменишься...

- Почему я должен измениться?

- Все меняется, монах... Посмотри, это написано в твоих книгах. Прощай... - Аттон, не оборачиваясь, зашагал к реке.

- Прощай, воин...

Утром Аттон, втиснувшись между двумя ящиками, плыл в темном чреве галеры на юг.

- Послушай, Ландо, что пишет Теобальд Расс об оборотнях... - Россенброк, сидел на низкой тахте, близоруко щурился в огромный фолиант, который держал на коленях. - "В далекой Борхее, где люди живут среди чудовищ всяческих, бытует обычай странный: рожениц, чей срок приходится на ночи проклятых, кои с полнолуния до новолуния длятся, режут прилюдно ножами острыми, ибо считают, что ребенок, родившийся в дни эти, есть оборотень проклятый. Обычай подобный существует и в Анбире, и других землях на севере..." Оборотни... Люди, превращающиеся в зверей... Древние кости ... В этом что-то есть. Ландо... Эх, не верю я в колдовство! Кто же тогда этот Торк? Один из крупных мошенников, засевших в Норке? Из тех, о ком мы нечего не знаем? Не зря, не зря в этом замешаны монахи...

- Позволю напомнить господину канцлеру, что до вторжения в Прассию, долгорские монахи были замечены на границах Бадболя. Их проследили почти до самого Виеста. В тоже время, в Виесте видели небезызвестного Аттона Сорлея. Птицу-Лезвие. Но, там путь славного головореза оборвался. По сообщениям, его повесили аведжийские купцы на базарной площади Виеста...

- Кого, Птицу-Лезвие повесили купцы? - Россенброк поднял глаза на Ландо. - Судя по тому, что мы о нем знаем, для того, чтобы его повесить понадобился бы целый арион купцов...

- Да, господин канцлер, подобная мысль также пришла в голову нашему человеку в Виесте. Он проследил все выходящие в сторону Прассии караваны, и в охране одного из, них обнаружил очень похожего человека.

- Они заметают следы, Ландо. Птица-Лезвие, также, как его отец когда-то, работает на кого-то из Норка... Может, на того, кого мы ищем?

- Вполне возможно, господин канцлер! В свое время, Птица-Лезвие оказал, правда, Империи неоценимую услугу, уничтожив банду Душегуба Крэя, предотвратив тем самым, возможный конфликт с Данлоном и Биролем.

- Душегуб мешал многим, не только Империи... Ты знаешь. Ландо, о том, что Крэй выдавал себя за внебрачного сына короля Венцеля?

- Да, господин канцлер. Такой слух имел место...

- А, что, если это правда? Можно ли допустить мысль о том, что Душегуб Крэй действительно был сыном короля? Тогда, убийство его, имеющего кровь венценосной особы, вполне укладывается в схему уничтожения правящих родов... Но, это, пожалуй, слишком сложное предположение. Проще допустить, что Птицу-Лезвие нанял кто-то из торговых кругов Норка, которым Душегуб тоже изрядно мешал.

- Также, наш человек в Виесте, сообщил, что мечником из Норка, очень интересовался Гайсер, по прозвищу Щуколов, правая рука господина Дибо... Однако, люди Щуколова, встретили неожиданное сопротивление со стороны аведжийской диаспоры...

- Ничего странного... Сами аведжийцы, из тех, кто имел с ним дело, не очень чтят господина Дибо...

- Так, при странных обстоятельствах сгорел в своем доме, некий Каммиус Кирр. Кирр был двойным, если не тройным агентом. Он работал на нас, достаточно продуктивно, так как, в основном имел дело с контрабандистами, и как выяснилось, позже, он работал и на Дибо, и возможно еще на кого-то...

- Почему сразу не придавили гадину?

- Господин канцлер, Джемиус посчитал, что проследив за Кирром, мы сможем кое-что выяснить...

- Ну что, выяснили? - Россенброк отложил книгу и, пыхтя и отдуваясь, взялся напяливать мягкие валенки.

- В общем... Господин канцлер, след вел, опять-таки в Норк...

- Гм. Сначала Тарр, потом Виест... - Россенброк встал и с помощью Ландо, принялся натягивать черный, шитый золотом, камзол. - Потом, Прассия... Прямо, не человек какой-то, этот Птица-Лезвие, а стихийное бедствие... Впрочем... - Россенброк замер. Ландо обеспокоено посмотрел ему в лицо. - Ардо Могильщик, отец Аттона... Ардо идет в Бриуль - вот тебе очередная Бриульская война... Идет в Штикларн - вот тебе Побоище... И везде, где он проходит, также замечают долгорских монахов... Ландо, спустись к Джемиусу. Пусть сопоставит все, что известно Тайной Канцелярии о перемещениях Ардо, с событиями, произошедшими в это время... Его брат, Степ, все время не покидал Норк. Он занимал большую должность в одном из банков и писал вольнодумные книги, очень кстати, интересные... И таинственно исчез, десять лет назад... - Россенброк посмотрел на замершего Ландо... - Это он. Ландо... Это он. Россенброк накинул шерстяной плащ.

- Вот, Ландо... Теперь они взялись за Великого Герцога... Непонятно зачем, пока, но я ему уже сочувствую. Иди, пригласи ко мне Коррона и Патео... Спираль Бытия сжимается вокруг наших слабых шей, я скоро, все вокруг завертится так быстро, что, вряд ли мы сможем за всем уследить... Нам пора на покой Ландо... Пора на покой...

Дибо сидел, сцепив на животе пальцы рук, в своей крошечной, скудно обставленной, комнатушке, под дворцовой лестницей, и зло смотрел, на стоявших перед ним, людей.

- Он ушел от вас, Гайсер! И ты тысячу раз можешь рассказать мне о том, как монаха забили камнями, я все равно знаю, что он вас перехитрил и ушел.

Щуколов, склонив голову, смотрел из-под бровей на Дибо злыми желтыми глазами. Рядом с ним, чуть не упираясь головой в потолок, стоял беловолосый великан, со смуглым, неприятным лицом и тупым взглядом красноватых глазок. Это был Ульер, потомок разорившегося рыцарского рода, хладнокровный убийца, причудливая смесь кровей нестских варваров и высшей аведжийской аристократии. Ульер посмотрел на Гайсера сверху вниз, и прогудел, как в бочку:

- Надо было меня послать, святой отец...

Дибо косо посмотрел на великана, и скривился:

- Тебя? С твоей рожей? То-то бы хохотал Россенброк, когда бы ему донесли, что по Хоронгу шатается знаменитый Ульер-засранец... - видя, что лицо рыцаря приобретает зверское выражение, Дибо махнул рукой. - Ты нужен здесь, Ульер. Нужен герцогу... А ты... Ты подвел меня, Щуколов. За те деньги, что я плачу тебе, ты доложен был вытрясти монаха из самой Обители... Где он сейчас? Где? Только не говори мне опять, что его забили до смерти пьяные холопы...

- Его ищут, святой отец... Везде...

- Где второй, тот о котором говорил предатель... Его тоже убили?

- Повесили...

- Ты идиот, Щуколов! Повесили наемника, винтирца, проигравшегося в кости, в пух и прах! Поволокли пьяного, как скотину, и быстро вздернули... Так и тебя, я чувствую, скоро поволокут... Его Высочество, Великий Герцог Фердинанд, не любит неожиданностей, кроме тех, которые спланировал сам ... Великий Герцог ненавидит долгорских монахов... Ищите. Ищите и найдите мне их, обоих... Они здесь, в Аведжии... Может быть, уже в Циче... - Ульер!

- Я слушаю вас, святой отец...

- Возьми своих головорезов, и прочешите весь город! Каждый дом, каждую нору... Трусите воров, моряков, контрабандистов, караванщиков, всех...

Аттон лежал на полу на сырых ветхих досках, в верхней комнате маленькой таверны, на краю города, и разглядывал в небольшое мутное окно возвышающийся над рядами жалких лачуг, огромный замок Циче. Неприступные, чудовищной высоты стены его, были выложены из целых глыб гладкого и твердого гранита, темно-серого цвета. За стенами, громоздились одна над другой высокие башни, из того же камня, а под ними, блестели, крытые золотом и серебром, купола дворца.

Замок Циче был больше Вивлена, больше Барги. Этот замок был огромен. Быть может, лишь Монолит Проклятых, на краю света, мог сравниться с ним громоздким величием и неприступностью. Но Монолит был прекрасен, а замок Циче подавлял своей серой тяжестью и нечеловеческой, режущей глаза, архитектурой.

Аттон пристально вглядывался в сплетения лестниц и пандусов, разглядывал бойницы и окна, намечая путь для вторжения. Огромные замковые ворота казались неприступными, широкий мост через пропасть охранялся многочисленным отрядом гвардии. Аттон проследил, как меняется караул на стенах замка

Отец Аттона, дважды побывал внутри замка, и оба раза выбирался, спустя недели, едва живой. Он рассказал сыну, о том, что нет ничего страшнее на землях Лаоры, чем бесконечные, уходящие в неизвестность коридоры Циче. Замок построили в незапамятные времена гномы, для своих королей. Та крошечная часть замка, которую и поныне занимает двор Правителя Аведжии, пристроили гораздо позже. Весь остальной замок - загадка. Отец Аттона рассказывал об хитроумных ловушках и потайных дверях, о тоннелях, из стен которых торчат живые руки, норовящие ухватить тебя, о страшных звуках, раздающихся в кромешной тьме, и о факелах, которые горят столетиями. О скульптурах, от вида которых человек может сойти с ума. О гобеленах, с которых, с укором, смотрят, словно живые, древние правители гномов.

Аттон помнил наизусть, весь план той части Циче, в которой жили люди. Но эта часть замка была лишь небольшим уголком, все остальные проходы и тоннели были перекрыты. Знал кое-что Аттон и об этом, но помня рассказы отца, опасался, спустя столько времени, рассчитывать на эти знания. А эти означало одно. Что идти ему придется в неизвестность. Если верить Торку, то его отец, дважды побывал внутри замка, но так и не добился успеха. Теперь его очередь.

Аттон почувствовал легкую дрожь в теле. Превзойти отца. Сделать то, что не смог сделать он. Торк знал, кого посылает, знал и мог бы не просить. Мог бы только намекнуть, и Аттон пошел бы. Пошел через лес Аллафф, через пустоши и ураганы... Не для того, что бы исполнить, то, чего он не понимает.

А для того, что бы сделать то, чего не смог сделать его отец.

Аттон, лежа на грязном полу, там, где возможно много лет назад, лежал и его отец, прикусил до крови губу, и сжав кулаки, прошептал:

- Я дойду. Я обязательно дойду.

Долгор. Фердинанд, сжав ладонями виски, склонился над пыльным фолиантом, в глубине своей библиотеки. Эта книга была единственной, принесенной им в Циче, из замка Барагма. "История Старой Империи"

Всё ложь... От первого, до последнего слова...

Фердинанд смотрел на корявые, словно танцующие, буковки древней аведжийской письменности. Он знал правду. Более, чем кто-то другой, во всей Лаоре, он знал правду о Старой Империи.

Проклятая Обитель... Фердинанд, с невольным восхищением, с затаенной завистью, вспоминал опаловые стены, изукрашенные мозаикой из янтаря и агата, легкую, сказочную дымку над вечнозелеными садами среди белых снегов, башни, из прозрачного хризолита и воздушно-легкие, ажурные беседки, среди неподвижных озер. Сон...

Он провел год, как во сне, в благоухающей тишине, нарушаемой порой, лить монотонным голосом настоятеля, да жужжанием пчел.

Он хотел многого, всего и сразу, в чудовищном самомнении своем, полагая, что, как сын Великого Герцога, достоин большего, нежели ковыряться в грядках и слушать длинные проповеди. И однажды проснулся... Когда не нашел своих вещей, и лишь после долгих поисков, обнаружил их валяющимися в пыли, на дороге за воротами Обители. Он, сын Великого Герцога, будущий архиепископ, ушел пешком, как бродяга, по грязной дороге, глотая, почему-то, горькие слезы...

По его лицу скатилась капля, и упала на тонкий пергамент. Фердинанд отпрянул. Долгорские монахи создали свою, ложную картину мира. Об этом, не знает даже архиепископ. Только он. Великий Герцог Аведжийский, достойный наследник Древних Правителей, только он знает истинную правду. Легенды, мифы, религии, официальная история, все это создавалось в недрах Обители, для того, что бы люди забыли, кто на самом на самом деле должен править Миром. Фердинанд знал, что монахи, за давностью лет, и сами потеряли путеводную нить. И во многом, благодаря стараниям предков Фердинанда. И сейчас, Обитель, запутавшаяся в собственной лжи, судорожно хватается за каждую возможность укрепиться в этом мире, который с каждым днем все больше и больше напоминает Старую Добрую Империю. То славное время, когда не было политиков и банков, когда чернь была чернью, а рыцари - рыцарями. Когда миром правил меч, а не презренный желтый металл. Когда люди боялись драконов, а не Истребителей Зла и Тайную Канцелярию. Мир, которым должен править он, Фердинанд, истинное воплощение древних вождей.

Аттон висел, улепившись за длинный узкий карниз, и терпеливо ждал, когда разойдутся стражники. Гвардейцы же, видимо, перебрав за обедом кислого вина, с удовольствием демонстрировали друг другу мастерство пьяной отрыжки. Аттон мог спокойно спуститься и порубить их как капусту, но рядом не было ни одного открытого помещения, где можно было бы спрятать трупы. Поэтому он продолжал спокойно висеть у них над головами и ждать. Когда прозвучал удар дворцового колокола стражники, пьяно пошатываясь, разбрелись по коридорам, и Аттон, бесшумно спустившись, осмотрелся по сторонам.

Он находился в самом дальнем крыле жилого уровня, здесь находились складские помещения, кухни, жили повара и прислуга. Охранники, патрулировавшие эти коридоры, могли позволить себе выпить, так как сюда вряд ли спускался кто-нибудь старше помощника дворцового курьера. Аттон прошел чуть вперед и заглянул в комнату, где потный стражник, весело похрюкивая, возился с дородной служанкой. Дальше, за двумя лестницами, ведущими в угольные подвалы, начинался невысокий подъем, заканчивающийся пандусом, сплошь забитым мешками с капустой и свеклой. Аттон, спрятавшись за мешками, понаблюдал ссору между двумя поварами, и воспользовавшись, особо громким всплеском эмоций, проник на кухню, и за спиною у незадачливых поваров, пробрался к потайному ходу, на который, в свое время, случайно наткнулся его отец. Ход вел в спальню одной из фрейлин двора, и Аттону пришлось, чутко вслушиваясь в каждый звук, ползти по-пластунски добрых две стрелы. За это время, он поднялся на три этажа, миновав при этом, как минимум десяток сторожевых. постов. Ход закончился сплошной чугунной перегородкой. Аттон приложил ухо к холодному металлу, и услышав визгливые женские голоса, улыбнулся.

За стенами замка спустилась теплая звездная ночь. Аттон проснулся в полной темноте секретного хода и прислушался. За перегородкой раздавались, едва слышные, вздохи и стоны. Наконец, в комнате успокоились, и Аттон, напряженно вслушиваясь в тишину, потянул на себя, предварительно смазанные маслом, задвижки. Где-то раздался едва слышный щелчок, и перегородка подалась вперед. Аттон, извиваясь, как червь, выполз в удушливый полумрак небольшой комнаты. От нахлынувшей смеси запахов у него закружилась голова. Вонь тлеющего жира, смешалась с запахом женского пота, запахом похоти и тяжелым ароматом духов. У Аттона запершило в горле, защипало в носу и появилось непреодолимое желание чихнуть. Полежав мгновенье, он пришел в себя, и обогнув ползком огромное, во всю комнату, ложе, приоткрыл дверь и выглянул к коридор.

Преодолев, крадучись, несколько лестниц, он выбрался к широкой анфиладе, ведущей в покои высшей знати. У небольшого фонтана с прозрачной водой стоял навытяжку гвардеец, вооруженный щитом и топором. Аттон, сориентировавшись, понял, что обходного пути здесь нет, вытащил ножи и открыл первую попавшуюся дверь.

Перед ним, на роскошной, покрытой алым бархатом софе, сидели лицом друг к другу обворожительной красоты юная девушка и темноволосый юноша, со смуглым заносчивым лицом. Они смотрели друг на друга, соприкоснувшись пальцами рук, словно не в силах отвести глаза. Аттон, на мгновенье замер, с поднятыми для броска лезвиями, но потом, заметив, что влюбленные не обращают на него никакого внимания, вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь. И, сразу же, ворвавшись в соседние покои, с быстротой молнии убил седовласого вельможу, в ночном колпаке. Потом, прокравшись к фонтану, одним движением свернул шею охраннику, и, подхватив труп, оттащил его в покои к мертвому старику. Прокравшись, словно, тень вдоль анфилады, Аттон попал в галерею, опоясывающую кольцом подножие башни. В конце галереи находились казармы гвардии, за ними - цейхгауз, дальше шли приемные залы и библиотеки, за ними находились покои самого Великого Герцога, и членов его семьи. Нужный Аттону туннель начинался сразу за казармами, но попасть в него можно было и из покоев герцога. Аттон прикинул свое нынешнее местоположение, и вытащил меч.

Дибо, спросонья хватая воздух открытым ртом, словно выброшенная на берег рыба, смотрел на Гайсера вытаращенными глазами.

- Святой отец, мы нашли его! Он переночевал в таверне "Сладкий сон" и утром ушел в направлении замка. Говночист из нижней прислуги клянется, что видел, как какой-то человек карабкался по отвесной стене у подножия Новой Башни. Он в замке... - Гайсер ошарашено вращал желтыми глазами и вытирал со лба холодный пот.

- В замке, мать вашу... В замке... - Дибо напялил свой бесформенный клетчатый балахон и вытащил из под койки длинный рифдольский меч. Гайсер с ужасом смотрел на оружие наемников. Всей Лаоре было известно, что рифдольские мечи не продавались, они передавались из поколения в поколение, и ложились в могилу вместе с последним из рода. Посторонний, прикоснувшийся к мечу наемника заслуживал немедленной смерти.

- Чего уставился, идиот! - Дибо пихнул Гайсера эфесом в зубы, - Где Ульер?

- Ульер у покоев Великого Герцога, господин.

- Всю гвардию... По всему замку... Обшарить каждую щель, заглянуть за каждую паутину...

- Господин! Коридоры, ведущие к покоям знати, запираются...

- Ломать! Вышибать двери своими тупыми головами!

В дверь постучали, и в проеме появилась голова гвардейца:

- Святой отец, полковник гвардии Роут просит вас немедленно подняться к покоям министра Двора...

Дибо с ненавистью посмотрел на гвардейца.

- Что там, во имя Иллара, с этим геморроидальным старцем?

- Он мертв. Святой отец... Как и гвардеец, охранявший покои...

- Я надеюсь, полковнику хватило ума перекрыть выходы?

- Полковник велел дожидаться вас, святой отец!

- Возвращайтесь назад, капрал. Передайте полковнику, пусть подымает гвардию по тревоге. Проверить все покои и ни одну живую душу в коридоры не выпускать. Не хватало еще путающихся под ногами господ. Я сам доложу герцогу о случившемся...

Дибо, оттолкнув Гайсера, выбежал на лестницу, и с необычной, для такого грузного человека скоростью, побежал наверх.

Аттон добежал до конца коридора. Из скрытой ниши ему навстречу выскочил гвардеец с обнаженным клинком. Аттон, не целясь, метнул нож и отрешенно уставился на огромные замки, запирающие вход в тоннель. Сзади, со стороны казарм нарастал шум погони. Аттон знал, что ни одна, из имеющихся в его арсенале отмычек, к этим замкам не подойдет. Он глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание, и прислушался к шуму погони. Потом вытащил из трупа свой нож и на всякий случай обшарил карманы убитого гвардейца. Ключей не было... Он заглянул в нишу и обнаружил узкий проход, ведущий куда-то вверх. Проход заканчивался тупиком. Это была угловая комната в третьем ярусе восточной башни. Аттон с ходу, убирая оружие, запрыгнул на стену и, нащупывая пальцами крошечные выступы, стал карабкаться вверх, туда, где через высокие овальные окна на него смотрели бесстрастные звезды. Повиснув на одной руке, он вытащил нож, и ударил рукоятью в стекло. Раздался мелодичный звон. Аттон, подтянулся, но увидел лишь паутинку трещин. Изогнувшись змеей, он с ожесточением принялся колотить в упрямое стекло, пока не почувствовал, что рукоять ножа провалилась в пустоту. Разрезая пальцы, он вырвал кусок стекла, затем подтянулся, перевалился через край, и скользя по собственной крови, съехал на животе вниз.

Уцепившись за неровный камень, он повис над пропастью. Где-то, далеко внизу, шумела, огибающая замок, река. Стиснув зубы от боли, он осторожно подтянулся, и посмотрел вверх. Над ним возвышалась черная громада башни. Справа, вдоль серого купола, тянулся узкий, в ладонь, карниз. Слева, мутно отсвечивала в свете звезд, наклонная плоскость Восточного крыла. Аттон, обдирая кровоточащие ладони, выбрался на карниз и замер. Из разбитого окна над головой доносились выкрики и звон оружия. Он с трудом извлек из ранца на спине склянку, и поморщившись, вылил содержимое на ладони, останавливая кровь. Потом, осторожно перебирая руками, двинулся в сторону восточного крыла замка.

- Он был здесь!

Гвардейцы, задрав головы, смотрели на окно, расположенное на высоте трех человеческих ростов. Гайсер, держа под мышкой арбалет, в недоумении ковырял пальцем стену.

- Не взлетел же он к окну... - Гайсер взглянул на стоявшего рядом гвардейца. - Эй, капрал ты смог бы взобраться туда?

Гвардеец посмотрел на него как на прокаженного.

- Вот и я думаю... - Гайсер почесал голову. - Несите крючья и веревки. Надо залезть наверх, и посмотреть, куда он делся, мать его...

- Там стена, и обрыв к реке. Никуда не выберешься...

- Выберешься, выберешься... Вон он как прыгает...

Гайсер внимательно осмотрел стену и, подхватив арбалет, и побежал к входу в восточное крыло.

Дибо, держась рукой за сердце, пустыми глазами смотрел на безупречно застеленную огромную постель Великого Герцога. На атласном покрывале - переливающимся всеми оттенками золотого, не было ни одной морщинки. Дибо повернулся к Ульеру и прошипел:

- Где герцог? Где герцог, тупая скотина?

Ульер растеряно озирался, словно, Правитель Аведжии мог спрягаться за комод.

- Не знаю, святой отец, не знаю... Я проводил его в покои, после встречи с министрами... И клянусь честью рыцаря, он не выходил...

Дибо опустился прямо на пол и подпер щеку эфесом меча.

Аттон бежал по бесконечному коридору, вслушиваясь в удары сердца. Он миновал огромный фонтан с высеченными на стенах барельефами, изображающими неведомых чудовищ, на дне фонтана лежали человеческие черепа. Аттон миновал зал в центре которого стояли огромные стеклянные колбы, наполненные зеленой жидкостью. Из каждой колбы вслед ему смотрели мертвые глаза жутких созданий. Аттон не глядя миновал зал черных зеркал, каждое из которых отражало удивительные картины неизвестных миров. Он пробегал мимо огромных постаментов, и сверху на него пялились незрячими глазами статуи ужасных существ, а из-под ног разбегались во все стороны волосатые белые пауки. Он уже миновал уровень, с которого начинался нужный ему туннель, и бежал по коридорам запретного замка, в надежде наткнуться на что-либо, способное вывести его к потерянному проходу. Миновав беспорядочное нагромождение лестниц, ведущих в никуда, он выбежал на террасу, вдоль которой шел ряд треугольных окон. В надежде сориентироваться Аттон заглянул в каждое из них. Но за окнами, лишь бесстрастно сверкали холодные звезды.

Он остановился в конце террасы, где проход разветвлялся на три туннеля, и постарался вспомнить всю предыдущую дорогу. Немного подумав, он выбрал средний туннель, и побежал. Пробежав с четыре стрелы, он понял, что не ошибся в выборе. Прямо посреди зала, с светящимися стенами и сферическим потолком, топтались в нерешительности четверо гвардейцев.

- Ненавижу эти проклятые коридоры. Того и гляди, вылезет из стены какой нелюдь, да вцепится в глотку... - Смуглолицый гвардеец, совсем еще мальчишка, подавлено озирался.

- Это правда, у меня у самого мурашки по шкуре... - пожилой капрал, опираясь на короткую алебарду смотрел в потолок. - Где искать-то теперь этого...

Аттон бросился в атаку.

Срубив ближнего солдата, он подсек стоявшего рядом, и ударил пожилого капрала кулаком в лицо. Крутанувшись на месте, он занес меч над головой мальчишки. Тот стоял перед ним, опустив голову. У его ног, в растекающейся желтой луже, лежали щит и топор. Аттон наотмашь хлестанул его ладонью по лицу.

- Иди домой, к маме...

Далеко впереди маячил голубой свет. Аттон рванулся туда, но из темноты ему навстречу вышел человек. Аттон поднял меч.

И опустил. В грудь ему упиралась стрела заряженного арбалета.

- Святой отец! - К Дибо подбежал запыхавшийся гвардеец, и в недоумении уставился на раскрытые двери в покои герцога.

- Ну что еще? - Дибо махнул рукой Ульеру, и тот поспешно закрыл двери.

- Там, в подвале... С северной стороны... Еще трупы... Шестеро гвардейцев и капитан стражи.. . Они это... Словно под пилу попали, святой отец...

Дибо посмотрел на гвардейца, как на пустое место. Взгляд его маленьких звериных глазок был совершенно безжизненным. Гвардеец попятился.

- Где Гайсер?

- Господин Гайсер побежал в восточное крыло...

- Не называй этого джайлларского свина господином... Собрать всех у голубого туннеля...

- Но полковник Роут...

- В жопу полковника... Собрать всех у голубого туннеля. Всех бойцов, кто есть в замке. Собрать всех рабочих, лакеев, слуг... Завалить Желтый, Красный, Синий тоннели камнями... Исполнять!!!

Гвардеец, с перекошенным от ужаса лицом, бросился в коридор.

Дибо повернулся к беловолосому рыцарю. Великан, судорожно сглатывая слюну, не отводил взгляда от дверей покоев.

- Будем молчать... Пока... Сейчас, выстави стражу у дверей, и пойдем со мной. Я, кажется, знаю, куда они направляются... Пожалуй, тебе придется доказать, что ты не зря называешься лучшим мечом Аведжии...

- Ты проиграл, Птица-Лезвие! - Гайсер протянул руку за мечом. Аттон, слегка улыбнувшись, опустил меч и подался назад. За спиной Щуколова вспыхнули в темноте два ярко-зеленых глаза.

- Ты ловок, Птица-Лезвие, очень ловок... Но вряд ли ты сможешь отбить эту стрелу. Я вспомнил тебя, - Щуколов тонко захихикал. - Вспомнил... Я был в банде Крэя, и помню как ты управляешься с мечом. - Держа одной рукой арбалет, он рванул другой рубаху на плече, обнажая страшный, идущий наискось шрам. - Помнишь? Это твой...

Аттон брезгливо поморщился. Щуколов истерично засмеялся и рухнул к ногам Атгона. Смеющаяся голова, сверкая желтыми глазами, покатилась вниз...

- Я узнал тебя, монах... Ты не успел измениться, за столь короткое время... - Аттон присел и поднял свой меч.

- У меня еще все впереди, воин... Наши пути пересеклись...

- Не скажу, что сильно этому рад, монах... - Аттон перешагнул через обезглавленное тело. Мерриз, в темном муаровом плаще, отстранился к стене.

- Ты обманул меня, монах... Ты прочитал послание...

- Нет. Хотя и знаю этот вид письменности. Допусти, друг мой, что я оказался в Циче по своим делам, и встреча наша лишь еще один виток бесконечной спирали...

- Ты не убедил меня монах... - Аттон исподлобья смотрел на Мерриза. - В любом случае, мне пора...

- Отсюда есть две дороги. Если не считать той, по которой пришел ты... Одна ведет в глубь замка, другая - вверх... Там, сейчас, собирается немаленькое войско... Куда пойдешь ты?

- Я пойду своей дорогой, монах... А ты, ради Иллара, иди своей...

- Хорошо, воин... Но какую-то часть пути нам придется пройти вместе...

Аттон пожал плечами и побежал по туннелю вперед. Сзади, едва слышно шурша плащом, бежал Мерриз.

Дибо смотрел на Ульера снизу вверх и повторял:

- Запомни... Ты пойдешь, со своими людьми, по северному туннелю. Полковник пойдет по южному. Сокровищница находится примерно по середине. Там несколько залов. Если будете разевать рты на драгоценности вам живо перережут глотку. Выходов оттуда два и оба ведут в Черную Крипту. За Криптой, лишь, небольшая пещера и тупик. Они там. Вдвоем. Деться им некуда. Там нет окон, нет дверей... Нет ничего, только голый камень... Пойдите и убейте их. Расстреляйте из арбалетов, зарубите, загрызите, хоть заблюйте их насмерть... Идите... - Дибо устало махнул рукой. Отряд, во главе с Ульером, двинулся вниз по тоннелю. Дибо прислонился к стене и беспомощно свесил вниз руку с мечом...

Герцога в покоях не было. Он вошел в свою спальню и не выходил... Есть ли в спальне тайный ход, о котором Дибо бы ничего не знал? В этом замке могло быть все... Но в спальне хода не было, в этом Дибо был уверен... Была кровать... Камин... Окно... Окно... Но за окном - пропасть... В две стрелы...

И все же Герцога в замке нет. Дибо, почувствовав приступ тошноты, согнулся... Первый раз, за его долгую жизнь, ему стало так страшно...

Аттон, держа перед собой меч, осторожно вошел в крипту. Несколько, тускло мерцающих факелов, бесконечно отражались в гладких, словно зеркальных, базальтовых стенах. Посреди крипты, на черном монолите стояла каменная чаша. Аттон сделал шаг вперед и остановился, заметив, как от стены отделилась, переливающаяся серым, фигура,

- Мы пришли к одной цели, Птица-Лезвие. - Мерриз, обнажив клинки, стал перед чашей, загораживая проход.

- Это моя цель, монах... Отойди...

- Не будем спорить, воин... Мне нужна лишь, правда. Я не знаю, что привело тебя сюда, но если, волею Иллара, мы оказались вместе...

- Ты стоишь на моем пути, монах... - Аттон, отводя меч для атаки, двинулся вперед.

- Хорошо... - Мерриз опустил клинки, и сделал шаг в сторону. - Смотри!

Где-то недалеко, загремели сапогами солдаты. Мерриз обернулся.

- Торопись, воин!

Аттон, не опуская меч, подошел к чаше и заглянул внутрь. Потом, стремительным движением, сорвал со стены факел, и, двумя пальцами, как какую-то отвратительную тварь, извлек из чаши черную, ссохшуюся человеческую руку. На скрюченном пальце пламенел огненный камень... Рядом, загремело оружие, и торжествующе заорали солдаты.

- Дерьмо...- Аттон швырнул руку на пол. - Посмотрел, монах? Не слишком приятное зрелище, если учесть к тому же, что за это нас сейчас порвут на куски... - Аттон вытащил нож, и посмотрел на темный проход, откуда доносился топот множества сапог. Мерриз присел и, не прикасаясь, внимательно осмотрел черную руку.

- Нужно уходить, монах. Их слишком много...