Чтение 8–й страницы книги ~Бугор~

наемные убийства всерьез он не воспринимал. Он имел список антикварных
вещей, которые хотелось бы иметь его близким клиентам, как правило, темным -
личностям с темными связями. И, добывая эти вещи, не останавливался ни перед
чем. Тем более возможности были - сотрудничество с Ревазом Большим за годы
сбоя не давало.

Жил антиквар в кирпичном цековском доме у метро "Новые Черемушки". Дверь
в квартиру вела серьезная - так просто не вышибить.

Я встал перед дверью, а Железняков, Женька и двое наших постоянных
понятых встали на лестнице.

Ну и как входить внутрь? Под мышкой - папка с постановлением о
производстве обыска. Но бумагой, даже с печатями, замок не откроешь.

Будем договариваться.

Я позвонил в дверь долгим звонков.

- Кто там? - наконец послышалось испуганно-недовольное.

- Николай Наумович, это Тихомиров из МУРа.

- Зачем?

Сейчас он пялится на меня в глазок и пытается определить, действительно
ли это нежданный визитер - опер из МУРа майор Тихомиров, с которым
приходилось несколько раз встречаться по антикварным делам.

- В магазин ваш вломились воры. Нужно поехать, составить опись
похищенного.

- Как?! - Горюнин тут же начал проворачивать замки, снимать цепочки.
Дверь открылась.

- Приветствую, - я оттолкнул его, прижав к стене и слегка размазав по
ней, и прошел в прихожую. - Розыгрыш. А вы и поверили.

- Что за чушь вы несете? - воскликнул антикварщик.

- Мы в гости. Всей компанией. Заходите, братаны, - обернувшись, крикнул
я.

Опера и понятые набились в прихожую и коридор, сразу стало тесно. А я тем
временем продемонстрировал хозяину салона "Московский антикварный мир"
постановление о проведении обыска.

- Что? - переходя на базарный тон, каким орут молдавские торговки: "У
меня весы правильные, а ты глаза разуй!" - Какой обыск? Выкатывайтесь
отсюда! У меня рука еще не отсохла! Я жалобы писать умею!

- А чистосердечные признания писать не умеете? Можете потренироваться, -
я толкнул его на диван в большой комнате - довольно грубо.

- Так. Я требую присутствия адвоката. И возможность позвонить прокурору,
- заявил Горюнин.

- Да? - посмотрел я на него сверху вниз.

- Да. И немедленно. Тихомиров, вам это так не пройдет. Вы просто не
знаете, на кого напали.

- Закрой хайло, барыга, и не мешай работать, - по-простому посоветовал я.
И вместо того, чтобы закрыть хайло, он его открыл, да так с открытым и
остался.

Ну да, вот такой я грубый и бесчувственный - временами. Так ведь
положение обязывает. Зато быстро ставлю людей на место.

Мы начали методично переворачивать мебель, распахивать шкафы. Работали не
церемонясь.

Тут зазвонил телефон. Он висел на стене в коридоре.

- Николя? - послышался воркующий женский голос.

- Да, дорогая, - глухо ответил я.

- Я уже еду. Готовь ванную.

- Приезжай, родная...

- Я с вещью. Как договаривались.

- Обязательно!

Тут Горюнин, расслышав, о чем разговор, заорал так, что уши завяли:

- Дай трубку!

- Могу дать трубкой, - я уже нажал на рычаг. - Я кому сказал сидеть и рот
не разевать?

Обыск продолжился. Мы нашли массу всяких антикварных безделушек, но того,
что искали, не было и в помине.

Прекрасная незнакомка заявилась в час ночи. Заворчал во дворе
автомобильный двигатель, Я выглянул аккуратно из-за занавески и увидел
припарковавшийся "Фиат". Оттуда выщда молодая, короткостриженая, полноватая,
широкоплечая особа. У нее в руке был пакет. Видимо, нелегкий. Тащила она
его, и он наподдавал ей по ноге.

- О, гости к нам, - сказал я.

И почувствовал, что Горюнин сейчас что-то выкинет... Он набрал в легкие
воздуха, чтобы заорать благим матом и предупредить девушку. Я быстро
пригнулся и нажал ему на шею, так что у него в глазах потемнело.

- Удавлю!

Единственный тон, который действует на таких субъектов. Он заткнулся. И
вскоре в дверь позвонили.

- Уже бегу, - прошептал я, отпирая замки. На пороге стояла та самая
деваха. Ей было лет двадцать-тридцать - точнее шиш определишь. Лицо круглое,
миловидное и наивное. Короткая юбка открывала полные ноги в темных чулках.

- Здравствуйте, - неуверенно произнесла она, - А где Николя?

- Он вас заждался, - я поклонился и сделал приглашающий жест. - Давайте
помогу, - и взял у нее из рук сумку.

Да, я могу быть и галантным, опять-таки когда интересы службы требуют.

Она шагнула в комнату и произнесла недовольно:

- Николя, я думала, ты один...

- Да, ванную он не приготовил, - вздохнул я.

- Это кто? - Она начала немножко бледнеть.

- Мы? Мы добрые милиционеры, - я продемонстрировал удостоверение. - Ваши
документики... Так, - я развернул протянутый паспорт. - Ладыгина Анна
Михайловна, двадцати трех годков от роду... Прошу на кухню. А понятые сюда.

Я освободил пакет, который она принесла. В нем лежали картина и икона.

- Иконка. Семнадцатый век. Северная школа. И картина Константина Юона.
Если не ошибаюсь, все из коллекции Марата Гольдштайна. Не так ли, Николай
Наумович?

- Не знаю, - пожал он плечами. - Это не мое. Ее. У нее испрашивайте.

- Нехорошо на даму валить, - я укоризненно погрозил пальцем.

Анюту усадили на кухне, дав ей тоника отпаиваться. Она глотала его
стаканами.

- Ну что, Анхен, поговорим, - я присел на стул напротив нее.

Раскололась она сразу, когда я сказал, что Горюнин вешает на нее кражу, а
потому в ближайшие пару годков она не сможет принять нормальную пенную
ванну.

- У Николя жена с дочкой - в Анталию. А мы тут... Ну, понимаете... Он
меня попросил эти вещи подержать пока у себя. Потом сказал, что покупатель
завтра придет, чтобы я привезла.

- Еще чего просил?

- Не-ет, - она всхлипнула. Осушила махом еще полстакана тоника. И
зарыдала в три ручья.

Ох, не люблю эти соленые ручьи, которые текут из женских глаз. Они серной
кислотой разъедают мужскую волю и решимость.

- Ну-ну, - я ласково положил руку на ее широкое плечо. И она неожиданно
схватила меня за руку. И прижалась к ней щекой. Эге, этого еще не хватало.

***

Службу по охране Государственного русского музея к пыльной никак не
отнесешь. Сержанту Саслову она была по душе. Дежурства - сутки через трое. И
делать нечего. Шатайся, гонимый ветром, вдоль ограды да смотри в оба.

Впрочем, ни в одно, ни в оба никто давно не смотрел. Кто-то из роты
охраны Русского музея от доброты душевной затаскивал в служебные помещения
замерзших на ветру окрестных девах несколько легкого поведения. Кто-то
попивал горькую втихаря. Кто-то шел в сквер "штрафовать" кавказцев.

То, что найдется ненормальный, который соберется обчистить Русский музей,
не верил никто.

Дежурная оператор пульта централизованного наблюдения "Хрусталь" не
верила тоже. Не поверила она и после срабатывания в три часа одиннадцать
минут сигнализации.

Музей начинен всеми видами сигнализации - лучевой контактной,
инфракрасной, забраться в него незамеченным невозможно. Однако аппаратура
"Фольга", "Фотон", "Стекло", в общем, достаточно надежная, уже прилично
состарилась и износилась и потому срабатывала несколько раз в ночь - от
ветерка, от шороха, от вибрации. Да просто замыкало что-то. Поэтому сразу
поднимать тревогу дежурная не стала, надеясь, что сигнал сам собой пропадет.
Подняла тревогу, продублировав сигнал в дежурную часть роты милиции по
охране музея, чуть позже - на какие-то одну-две минуты...

Между тем случилось то, чего никто не ожидал. Преступники использовали
единственное место, где можно проникнуть в помещение, с незарешеченными
окнами - восточный фасад Михайловского дворца со стороны Михайловского сада.

Их было двое. Один аккуратненько, обернутым в тряпку молотком расшарашил
первое стекло, на котором не было датчиков. Стекла отставили в сторону.
Сигнализация пока еще не срабатывала, на что и был расчет.

Набрав в грудь побольше воздуха, прижмурившись, вор шарахнул молотком по
второму стеклу. Вот тут тревога поднимется точно. Теперь надо побыстрее
поворачиваться.

Первый вор ворвался в помещение и ринулся к стене, на которой висели
картины. В руках он сжимал остро наточенный нож. Перед этим были тренировки,
поэтому он мастерски срубил двумя движениями веревки, на которых висели две
картины - портреты работы Карла Брюллова.

Вор дернулся обратно к окну. Сердце было готово выпрыгнуть из груди.
Дыхание срывалось, но времени было в обрез. Руки его дрожали, когда он
передавал напарнику картины.

- Порядок, - прошептал он, вылезая из окна. - Теперь наддай газу!

Напарник с картинами устремился в сторону парка...