Чтение 8–й страницы книги ~Золото на крови~

на плечо.

Перевалив через сопку, мы спустились вниз, где в распадке шумел резвый
ручей.

- Пойдем-ка туда сходим, может дикий лук найдем, - сказал Олег,
решительно ступая в прозрачную воду. Я не слишком охотно двинулся за ним.
Воды здесь было максимум до колен, но сшибить с ног течение могло запросто.

За ручьем тайга оказалась гораздо гуще, темная, еловая.

Да и ветра тут не было, сопка прикрывала нас с наветренной стороны. Я
вошел под густые тени деревьев даже с облегчением - изрядно запарился,
шатаясь на солнцепеке. Машинально отгоняя сразу прицепившихся комаров, я
прошел метров десять, мало обращая внимание на роящуюся рядом мошкару. Резко
втянув ртом воздух, закашлялся и долго потом отплевывался, чувствуя на языке
противный кисловатый вкус крылатой "лесной гвардии". Мы прошли еще метров
двадцать, прежде чем я понял, что кусаются как раз не комары, а проклятая
мошкара. Как она умудрялась это делать при таких ничтожных размерах, я не
мог понять. Но через какие-то пять минут наше положение стало совсем
нестерпимым. Лицо и руки чесались просто нестерпимо. Олег начал материться,
хотя обычно воздерживался от грубых словоизъявлений, предпочитая что-нибудь
позаковырестей, вроде "жертва аборта" или "сын осла".

- Пошли назад, - прокричал он, ожесточенно отмахиваясь руками от почти
невидимого врага. - Пусть этот лук олени едят, чтоб они сдохли!

Последние слова относились, конечно, не к оленям, ничуть не повинным в
наших мучениях, а к злобным кровопийцам. Чтобы хоть чуть-чуть избавиться от
их атак, Олег закурил сигарету, предложив мне сделать то же самое, но я
отказался. С сигаретой в зубах я бы совсем сдох, и так дыхалка отказывала.

Вынырнув из темного хвойного леса, мы перешли ручей и испытали
громадное разочарование. На солнце наползла громадная туча, а ветер,
наоборот, стих, как перед грозой, и эскорт заунывно поющего гнуса с
басовитыми нотками оживившихся комаров преследовал нас до самого лагеря.
Лицо, руки, шея - все у меня просто горело. Около реки комариный конвой,
слава Богу, отстал, по течению Катуги ветер тянул как по трубе, и
встретивший нас Чапай с изумлением вытаращил глаза, а потом догадался, в чем
дело, и засмеялся.

- А я думаю, куда это повар с банщиком слиняли? Костер потух, Федька
дрыхнет... А они гнус решили подкормить. Нет, братцы, сейчас без накомарника
ни шагу.

Я метнулся было к бане, проклиная про себя ленивого Гарика, но бригадир
остановил меня.

- Подкинул я дров, не гоношись. Лучше на рожи свои посмотрите.

Я глянул на Олега и присвистнул. Его лицо напоминало боевую маску
индейца: щеки опухли от укусов и испачканы кровью. Взглянув на себя в
зеркало рядом с умывальником, я убедился, что выгляжу ничуть не лучше Олега.

Позже к мириадам кровососущей мелкоты прибавились еще и пауты, здоровые
мухи вроде наших оводов, только крупней. Ну, эти кусались совсем по-зверски,
словно подкравшаяся медсестра-садистка с размаху всаживала шприц с толстой,
тупой иглой.

От паутов страдали не только мы. В один из обеденных перерывов, когда
смолкли бульдозеры и затихла наша электростанция, совсем рядом со столовой,
метрах в пятидесяти от нас, раздался громкий треск сучьев, и на речную
отмель выскочил огромный рыжий олень-сокжой. С ревом и громким плеском он
погрузился в воду по самые рога. Но и здесь его не оставляли кусачие твари.
Олень тряс головой и совсем по-человечески стонал.

- Федька, ружье! - приглушенным голосом прохрипел Иванович, выскакивая
из-за стола. Громче крикнуть он не мог, боялся спугнуть рогача, а до
вагончика, где дрых, как обычно, Федька, было метров двадцать. Не дождавшись
оружия, Чапай крупным галопом рванул к штаб-квартире, но пока возился с
бронированной дверью, олень уже пришел в себя и, увидев совсем рядом с собой
вонючие бульдозеры, а на берегу людей, ломанулся через реку. Я, признаться,
был этим искренне доволен. Конечно, хотелось бы поесть свежего мяса, но я от
всей души сочувствовал рогачу, как товарищу по несчастью. У него ведь даже
рук не было, чтобы отгонять эту вампирообразную сволочь.

Этот забавный случай сыграл в дальнейшем неожиданную роль. В суматохе
Федька потерял ключ от "золотой" кладовки. Ключ представлял из себя
десятисантиметровую стальную пластину с нарезанными по диагонали зубцами и
большим кольцом на конце. Хватился пропажи он быстро, минут через пять.
Сначала они вдвоем с Ивановичем ползали по всей площадке перед домиком,
награждая друг друга нелестными эпитетами, затем поставили кверху задом всю
бригаду. Но даже расширив зону поисков чуть ли не до Тихого океана, ключа не
нашли. Еще бы! Он давно уже лежал у меня в кармане. Что делать, если эта
железяка, вывалившись из кармана пробегавшего мимо Федьки, упала к самым
моим ногам. Будь это ключ Ивановича или любого другого члена бригады, я
вернул бы его тут же. Но только ни Гарику. Не мог простить ему тот инцидент
с Андреем, угрозы в адрес Лейтенанта... Да и сам по себе нахальный уголовник
был мне неприятен, а у Ивановича к тому же еще был дубликат ключа.

Примерно через месяц после начала работ прилетел вертолет, привез
продукты, нужные запчасти и забрал добытое золото. Побывало у нас с
инспекцией и начальство, сам Мациевич и седой мужчина с обветренным,
изрезанным морщинами лицом. Это был Веприн, главный специалист по золоту,
геолог. К золоту были приставлены два охранника с автоматами.

Хотя золото увезли, мы точно знали, сколько его добыто нашей бригадой.
Каждый вечер Чапай торжественно объявлял цифру дневной добычи. Минимум
добыли в первый день, а рекорд установили уже в августе - почти семь
килограммов. Точными подсчетами занимался невысокий мужичок по фамилии
Плаксин, по профессии плотник-механик-электрик. Мы ни разу не видели, чтобы
он плакал, но зато с тошнотворной скрупулезностью суммировал ежедневную
добычу к ранее добытому весу золота.

Мужиков неизменно поражало то, что при этом он ни разу не забыл и не
перепутал пятизначные цифры. Пробовали проверять его по записям Ивановича,
но все сходилось до грамма. Происходило это или за ужином, или ночью, после
отбоя, в темноте.

- У нас было пятьдесят два килограмма шестьсот двадцать пять граммов...
- начинал напевно, как молитву, он.

- Не двадцать пять, а двадцать шесть, - пробовали сбить его. Не
огрызнувшись и даже не повысив голоса, Плаксин продолжал свой "отходной
молебен":

- ... двадцать пять граммов плюс еще четыре килограмма и сто сорок
четыре грамма. Итого у нас получается... - он на секунду задумывался, а
потом торжественно объявлял. - Пятьдесят шесть килограммов семьсот
шестьдесят девять граммов.

Потом он неизменно затягивал одну и ту же песню.

- Эх, мне бы это все, я бы до конца дней своих больше палец о палец не
ударил. Купил бы домик где-нибудь в Краснодаре и лежал бы целыми днями в
саду, рядом кувшинчик с домашним вином...

На этом месте его обычно прерывали, причем не очень вежливо. Затем
начали обрывать уже в самом начале. Было темно, но мне казалось, что у
добровольного бухгалтера при словах о домике в Краснодаре начинает по
подбородку течь слюна.

Часто так же по ночам перед сном вспыхивали дискуссии о том, сколько
отвалят за проделанную работу и какой будет вес у обещанных десяти процентов
золота.

- Килограмм, - безапелляционно заявлял Плаксин.

- Ты что, дурак, что ли? - подпрыгивал кто-нибудь из старичков. - Нас
только шестьдесят человек, а контора, а база, а налоги? Хорошо бы грамм сто
дали, и то дело.

- Дадут вам сто грамм и огурчик в придачу, - ехидничали скептики. - Где
это видано, чтобы золото таким лопухам, как вы, давали? Отродясь такого не
было. В рублях бы свое получить.

- Да нет, - возмущались старожилы. - Двадцать лет артели, и ни разу еще
никого не обманывали. Золотом, правда, не платили, но на то и перестройка.
Зря, что ли, они ее затеяли?

Голоса постепенно затихали, накопившаяся за день усталость мирила
спорщиков, и все погружались в благодатную нирвану сна.

ЭХО ВЫСТРЕЛОВ

Незаметно отошел и июль, освобождая место последнему месяцу лета,
заметно укоротился день, давая нам больше времени для отдыха и сна. В самом
начале августа произошло несколько событий, сыгравших большую роль в нашей
жизни.

Как-то за ужином, объявив очередную цифру дневной добычи, Иванович
подсел к столу и, обведя нас загадочным взглядом, заявил:

- А первая бригада уже домой собирается.

- Как это? Почему? - посыпались со всех сторон вопросы.

- А вот так. Золото у них кончилось. Месяц нормально гребли, вровень с
нами шли. А с неделю назад как обрезало. Сто, двести грамм, и не больше. Они
туда, сюда, в другую сторону разработку повели - бесполезно! Вызвали
геологов, Веприна, те пошарашились, пробы сняли. Извините, говорят, но это
все. Чуть-чуть мы ошиблись в расчетах, золотишка тут оказалось меньше чем мы
думали.

-Бывает, - подтвердил Потапов. - Река, она же как проходнушка работает.
Где галечные отмели, там золото задерживается, а рядом пусто, голяк.

-Что ж они теперь делать будут? - поинтересовался кто-то.

-А что им делать? Рекультивацией займутся. Все, что наворочали, обратно
распихают, - хохотнул Иванович.

Несмотря на эту искусственную веселость, Чапай выглядел озабоченным. Я
еще удивился, что это он так за чужую бригаду переживает. А дня через три
пошли дожди. Сутки сыпал мелкий, надоедливый дождь, потом ливануло всерьез,
так что работать стало невозможно, а Иванович сказал, что это еще цветочки,
в верховьях прошел просто тропический ливень. Вода в Катуге начала медленно
подниматься, просидев битый час за рацией, расспросив метеорологов и
начальство, мастер велел выводить с площадки технику. К ночи вся она стояла