Чтение 8–й страницы книги ~Испытай себя~

верховые бриджи и голубой камзол, из-под которого выглядывал высокий
завернутый воротник моей нижней рубашки и манжеты белого цвета.

Хотя Фиона была довольно высокого роста, однако рукава ей были все
равно явно длинны; в этом ей повезло, поскольку она имела возможность
прятать в них руки, используя как перчатки. Она пристально посмотрела на
меня, в ее глазах читалось явное любопытство: кто же он такой, чью одежду
она носит? Увидела она, я полагаю, высокого, худощавого, сравнительно
молодого кареглазого субъекта в джинсах, красном свитере и в нелепом для
данной обстановки смокинге.

Я улыбнулся ей, и она, уверенная в том, что прочитала на моем лице
восхищение, повернулась к другим неожиданным гостям; скользнув по ним
взглядом, подошла к массивной раскаленной печи -- живительному источнику
тепла, подняла крышку, выпустив наружу горячий воздух. Ее плохое настроение,
вызванное поездкой в суд и последующими злоключениями, улетучилось; передо
мной предстала здравомыслящая деловая женщина.

-- Всем нам необходимо горячее питье, -- решительно заявила она. --
Гарри, налей в чайник воды и раздобудь кружки.

Гарри, мужчина моего роста, но в отличие от меня блондин с голубыми
глазами, не заставил просить себя дважды. Он явно привык к подчинению: сразу
же засуетился в поисках ложек, растворимого кефе и сахара. В моем голубом
купальном халате он выглядел так, будто собирался ложиться спать. Кстати, он
также оказался старше, чем я думал.

Жили они в явном достатке, если не сказать в богатстве. Огромная кухня
-- своего рода нашпигованная техникой гостиная, а также стиль поведения и
манера говорить -- все это несомненно свидетельствовало о весьма высоком
социальном статусе хозяев этого дома.

Мэкки неуверенно подошла к массивному столу в центре кухни и села,
осторожно ощупывая пальцами висок.

-- Меня отвлекла лошадь, -- сказала она. -- Должно быть, ударилась
головой о ветровое стекло. С джипом все в порядке?

-- Не думаю, -- бесстрастно ответил Гарри. -- Машина лежит в воде,
которая за ночь превратится в лед. Дверь с моей стороны прогнулась во время
удара, и грязная вода из канавы так и хлынула в салон.

-- Проклятье, -- устало произнесла Мэкки, -- этого нам еще не хватало.
Все одно к одному.

Ее продолжало трясти, и она зябко куталась в свое желтовато-коричневое
пальто; я даже не мог представить, как бы она выглядела согревшейся и
улыбающейся. В данный момент я видел лишь рыжеватые кудряшки надо лбом,
полузакрытые глаза и бледные губы на страдальчески напряженном лице.

-- Перкин дома? -- спросила ее Фиона.

-- Должен быть, я надеюсь.

Фиона, которая, видимо, от того, что находилась в собственном доме,
пришла в себя быстрее нас всех, взяла трубку висящего на стене телефона и
набрала номер.

Перкин -- хотел бы я знать, кто это такой, -- вероятно, снял трубку
сам, потому что Фиона сразу же сообщила ему все безотрадные новости.

-- Да, -- вновь повторила она, -- я же сказала, что джип в канаве... В
той низине, да, у этого холма, после выезда с магистрали А34... Не знаю я,
черт побери, чья это лошадь... Нет, мы провели ужасный день в суде.
Послушай, ты можешь приехать ко мне и забрать всех их? С Мэкки все в
порядке, но она ушибла голову... Боб Уотсон с женой у меня... Да, мы
встретили этого писателя, он с нами. Скорее приезжай, Перкин. Ради всего
святого. И прекрати мандражировать.

Фиона с треском опустила трубку на рычаг.

Гарри разлил кипяток по кружкам с растворимым кофе и, держа в одной
руке пакет с молоком, а в другой -- бутылку бренди, предложил нам сделать
свой выбор. Все, кроме Ингрид, предпочли кофе с бренди. Гарри плеснул в
кружки такое количество коньяку, что отпала необходимость остужать кипяток,
и, хотя мы уже находились не на холоде, а в теплом помещении, выпивка все
равно пришлась очень кстати -- дрожь начала стихать, а затем и вовсе
исчезла. Боб Уотсон снял кепку и оказался значительно моложе, чем я
предполагал, -- коренастый мужчина с жесткими как проволока волосами и
непреходящим налетом независимости. Со стороны он казался школьником:
круглые щечки и природное высокомерие, находящееся, однако, под постоянным
контролем, позволяющим избегать всевозможных неприятностей. Я вспомнил, как
в машине он назвал Гарри лжецом, однако сказал это слишком тихо, явно в
расчете, что тот не услышит. В этом, на мой взгляд, был весь Боб Уотсон.

Ингрид, утонувшая в моем лыжном костюме, взирала на мир молча и только
периодически шмыгала носиком, прилепившимся к хорошенькому, с тонкими
чертами личику. Она сидела за столом рядом со своим мужем. Судя по всему, ей
на роду было написано вечно находиться в его тени.

Стоя спиной к печи и обхватив горячую кружку руками, Гарри обратил на
меня свои насмешливые глаза. Это насмешливое выражение, видимо, было вообще
характерно для него и отражало привычный образ мыслей в нормальных, не
связанных с дачей свидетельских показаний ситуациях.

-- Добро пожаловать в Беркшир, -- сказал он.

-- Покорнейше благодарю.

-- Мне кажется, что я смог бы продержаться у джипа после аварии до
прихода подмоги.

-- Кто-нибудь наверняка бы помог, -- согласился я.

-- Надеюсь, что с лошадью ничего не- случилось, -- вновь начала
прокручивать свою навязчивую мысль Мэк-ки, причем, кроме нее, как мне
показалось, никого не волновала судьба животного, ставшего причиной всех
наших злоключений; я также подозревал, впрочем, может быть, и
безосновательно, что ее постоянные упоминания о лошади -- это не что иное,
как стремление убедить нас в своей невиновности: дескать, не моя ошибка
является причиной аварии.

Постепенно к нам стало возвращаться внутреннее тепло; подобно вину в
буфете, мы обрели комнатную температуру. Ингрид сбросила капюшон моей лыжной
куртки-- ее пушистые, пепельно-каштановые волосы явно нуждались в расческе.

Никто из нас не имел особого желания разговаривать, и какое-то уныние,
вроде того, что было перед аварией, повисло в воздухе. Поэтому, услышав шум
подъезжающей машины, звуки хлопнувшей двери и приближающихся шагов,
возвестивших о приезде Перкина, все мы испытали истинное облегчение.

Перкин приехал не один. Первым в кухню ворвался Тремьен Викерс, его
громкий голос и мощная фигура подействовали на нашу подавленную кофейную
компанию подобно живой воде.

-- Ухитрились вляпаться в кучу дерьма, не так ли? -- громыхнул он с
порога, однако без злобы, даже с оттенком дружелюбия. -- Дорог вам мало, а?

Мэкки, оправдываясь, вновь завела свою пластинку насчет лошади, причем
говорила так, будто репетировала заранее.

Мужчина, вошедший вслед за Тремьеном, являл собой как бы смазанную
копию первого: тот же рост, то же телосложение, почти те же черты лица,
однако я не ощутил в нем внутренней силы и природной задиристости,
свойственных Тремьену. Это Перкин, подумал я. Скорее всего, он сын Тремьена.

Копия, обращаясь к Мэкки, раздраженно молвила:

-- Почему ты не поехала в объезд? Нужно совсем лишиться рассудка, чтобы
в такую погоду ехать напрямую.

-- Утром все было нормально, -- возразила Мэкки. -- К тому же я всегда
езжу этим путем. Всему виной эта лошадь...

Взгляд Тремьена скользнул по моей персоне.

-- Вот вы и добрались сюда. Прекрасно. Вы со всеми знакомы? Мой сын
Перкин. Его жена Мэкки.

Я же, насколько помню, предполагал, что Мэкки либо жена самого
Тремьена, либо, возможно, его дочь, но никак не думал, что она его невестка.

-- А по какому поводу на вас смокинг? -- уставился на меня Тремьен.

-- Мы промокли в той канаве, -- коротко ответил за меня Гарри, -- и ваш
друг писатель одолжил нам сухую одежду. Себе он выбрал смокинг, мне же не
доверил, хитрец, вот и приходится щеголять в его купальном халате. На Ингрид
-- его лыжный костюм, а Фиону он экипировал с ног до головы.

По лицу Тремьена промелькнула тень смущения, однако он не стал
вдаваться в подробности. Вместо этого спросил Фиону, не пострадала ли она во
время аварии:

-- Фиона, моя дорогая...

Фиона, его дорогая, уверила, что все в порядке.

В его отношении к Фионе проскальзывал какой-то оттенок плутовства, она
же с необычайной легкостью реагировала на все его заигрывания. Фиона, на мой
взгляд, вызывала у всех мужчин неистребимое желание флиртовать с ней.

С некоторым запозданием Перкин поинтересовался у Мэкки о ее
самочувствии, довольно неуклюже выражая свою озабоченность после весьма
нелюбезных критических замечаний. В ответ Мэкки устало и понимающе
улыбнулась; у меня же сложилось впечатление, что в этом браке именно она
решает все вопросы, за всем присматривает и является старшей по отношению к
своему симпатичному мужу-ребенку.

-- Однако, -- продолжал Перкин, -- я совершенно уверен, что с твоей
стороны было глупо ехать по той дороге.

Его реакция на травму жены выразилась в заявлении, что она сама
является тому виной, мне же показалось, это не что иное, как реакция после
испуга: ведь лупят же родители своих потерявшихся, но впоследствии
нашедшихся горячо любимых отпрысков.

-- Кроме того, -- не унимался он, -- на повороте должен был стоять
временный знак дорожной полиции о том, что проезд закрыт, а закрыт он с
полудня, с того самого момента, как столкнулись эти две машины.

-- Не было никакого предупредительного знака, -- возразила Мэкки.

-- Должен быть. Вы просто его не заметили.

-- В пределах видимости знака не было, -- заявил Гарри, и мы все с ним
согласились.

-- Все равно... -- стоял на своем Перкин.

-- Послушай, -- сказала Мэкки, -- если бы у меня была возможность
повторить все сначала, то я не выбрала бы эту дорогу; тогда же она выглядела