Чтение 8–й страницы книги ~Армагеддон~

Все четверо были далеко не молоды. Впрочем, и от старости их отделяло ещё немало лет. Одеты они были в совершенно невероятные наряды: меха и кожа смешивались с современными синтетическими материалами. На среднем пальце правой руки у каждого был надет платиновый перстень с чёрным полированным камнем, который украшала уже известная эмблема - пересекающиеся молнии белого цвета.

- Ауэркан! Пилиардок! Сирр! И - Аполлион!..

Приветственные улыбки были широки и радушны, пожелания здравствования звучали тепло и искренне, вежливые поклоны исполнялись по всей форме... Но в глазах кипела ревнивая зависть.

Выглядевший старше остальных Аполлион казался и наиболее спокойным.

Симионт встал из кресла, чтобы поприветствовать вошедших в зал. Ещё минуту назад, наедине с Мамри и Инфелиго, он вёл себя уверенно и даже вызывающе, но сейчас, шагнув навстречу Аполлиону, поклонился ему с огромным уважением. О том, чтобы сесть в его присутствии без приглашения, и речи быть не могло.

Сам же Аполлион выглядел абсолютно непримечательно. Одет он был в обыкновенную кожаную куртку и синие потёртые джинсы. Старомодные очки (кстати, единственные на всю компанию) слегка поблескивали красным в неверном свете. В общем, больше всего Аполлион походил на старого доброго университетского преподавателя. Высокий лоб, переходящий в огромный, абсолютно лысый купол черепа, только усиливал это впечатление. Аполлион сел за стол, кивнул остальным, приглашая их занять свои места, и выудил из кармана замшевую тряпочку.

Сняв с переносицы очки, он начал их протирать, действуя с величайшей осторожностью.

Остальные члены собрания придвинули кресла поближе к столу, стремясь ненавязчиво привлечь внимание председателя.

За спиной Аполлиона проступила горящая на фоне тёмного бархата эмблема - сложный рисунок, изображающий сцепившихся в жестокой схватке чёрного орла и красную змею. Сам Аполлион оказывался в центре этого выразительного круговорота, который добавил бы величественности и устрашающей внушительности даже школьному учителю.

По эмблеме пробегали быстрые тени, неверное пламя каждую секунду по-новому освещало её. Фигуры сражающихся были, судя по всему, частично вырезаны на камне стены, а частично вытканы на драпировке, её прикрывающей. Всё вместе давало эффект объёмной картины, почти живого изображения. Орлиные глаза мерцали тёмно-красным пламенем. Глаза змеи были прозрачны, в их глубине устрашающе зияла бездонная темнота ночи.

- Господа! - обратился Аполлион к остальным, положив руку на украшенный затейливой резьбой край круглого стола. - Все вы, безусловно, уже в курсе неприятных новостей. Дабы избежать непонимания, я уточню: речь идёт о происшествии, имевшем место на границе секторов господина Ауэркана и господина Пилиардока.

Симионт, пошевелив широченными плечами, набрался храбрости и перебил говорящего, чем немало удивил остальных присутствующих.

- Прошу прощения за бесцеремонное прерывание вашей речи, досточтимый Аполлион, - сказал он. - Но позвольте поинтересоваться: за кого вы нас держите? Может быть, вы полагаете, что мы все поголовно слепы? Или вдруг все в один день оглохли? Нельзя ли ясно и открыто сообщить, что от нас требуется?

Несмотря на столь явный вызов, Аполлион попрежнему казался расслабленным и спокойным.

- Благороднейший Симионт, - отозвался он. - Те весомые донации, что поступают в Совет Семи от вас, никак не могут отменить следование этикету и нормам вежливости.

Сказано это было очень холодно и явно рассчитано на то, чтобы припугнуть адресата.

Симионт усмехнулся, хотя улыбка его была слегка вымученной.

- Пора нам начать вести себя чуть менее церемонно, чуть-чуть естественнее, - произнёс он, наклоняясь вперёд и сверля Аполлиона взглядом. - Что же касается происшествия, которое мы собирались обсудить, то я полагаю, что знаю о нем все, что следует знать. Как, впрочем, уверен, и остальные члены Совета. Что вы на это скажете, почтенные господа Мамри и Инфелиго? Что скажет почтенный лорд Сирр? А вы, благороднейший господин Аполлион? Позволю себе ещё раз повторить свои дерзкие слова: с какой стати я должен здесь сидеть и выслушивать дурацкие, ничего не значащие реверансы и намёки? Ответьте мне, досточтимый Аполлион. Придумайте хоть сколько-нибудь убедительное обоснование - и я готов согласиться с вами.

Закончив свою речь, Симионт широко улыбнулся уже без тени смущения.

В глазах Аполлиона вспыхнула нешуточная злоба.

- Господа, господа! - вмешался в разговор лорд Сирр - высокий худощавый человек с абсолютно седой головой и диковинными красными глазами, похожими на глаза орла с герба на стене. - Почтенный Симионт! Досточтимый Аполлион! Прошу вас...

- Согласишься ты со мной или нет, - процедил Аполлион, - это касается только тебя. Я продолжу говорить, что считаю нужным.

С этими словами он снова снял очки, ещё раз протёр стёкла тряпочкой, а затем вновь водрузил на нос.

- Итак, всем известно, что пуск ракеты был произведён...

Рассказ Аполлиона был долог и изобиловал множеством любопытных и откровенно секретных подробностей. Разведывательные службы как России, так и Америки были бы немало удивлены, доведись им каким-либо образом прослушать речи, произнесённые в этом зале.

Остальные шестеро членов Совета внимательно слушали "докладчика". Все, включая Симионта, который, правда, пытался напустить на себя скучающе-безразличный вид. Лишь иногда - по самым важным для понимания дела деталям - кто-то вставлял в монолог Аполлиона краткие реплики - дополнения и уточнения.

Закончив говорить, Аполлион вновь принялся пытать свои несчастные очки, в очередной раз надраивая их лоскутком замши.

- Теперь, уважаемые господа, - добавил он, помолчав, - прошу всех высказать свои суждения. Я огласил лишь факты, только факты, ничего, кроме фактов. Любой из вас вправе относиться к случившемуся так, как он считает нужным. Но всех нас сейчас должен волновать один вопрос: что последует за инцидентом и чем это может грозить нам.

- Что последует, что последует? - фыркнул Инфелиго. - Что темнить-то? Война, я полагаю. Тут и гадать не о чем. Американцы и русские раздерут друг друга в клочья, уничтожат все, что смогут. А вы - Ауэркан и Пилиардок, - куда вы смотрели? Почему не предотвратили инцидент? Должны, кажется, понимать, что от большой войны нам всем тоже не поздоровится.

- Да, почему? Почему?! - поддержали Инфелиго лорд Сирр и Мамри.

Симионт и Аполлион хранили молчание.

- Почему?.. Почему?.. - короткое, звучное слово тяжело било по барабанным перепонкам, словно молот по наковальне, словно таран по обитым медью крепостным воротам.

Присутствующие поочерёдно переводили взгляд с одного вопрошаемого на другого. Поскольку сидели эти двое напротив друг друга, то остальные на каждое "почему?" словно по команде поворачивали головы, как зрители, наблюдающие за теннисным матчем.

Ауэркан и Пилиардок обменялись мрачными взглядами.

Ауэркан был невелик ростом, но невероятно широк в плечах, даже шире, чем великан Симионт. При таких пропорциях он выглядел уже не коренастым крепышом, но просто-напросто квадратным, напоминая анфас уже не шкаф, а комод. Его густые, круто изогнутые брови нависали над глубоко посаженными холодными серыми глазами. Лицо квадратного человека было под стать фигуре - широкое, с толстыми, надутыми щеками и двойным подбородком. Носил он чёрную косоворотку, воротник и спускающаяся на грудь застежка которой были отделаны нитями речного жемчуга. Руки человека-квадрата были огромны. Глядя на них, можно было легко представить, как их обладатель с чудовищной силой сворачивает монеты в трубочку или рвёт в клочья, звено за звеном, толстые железные цепи.

Ауэркан прокашлялся и, грозно сжав чудовищные кулаки, заявил:

- А почему бы вам всем не обратиться с этим вопросом к нашему почтенному господину Пилиардоку, решившему перехитрить всех нас и самого себя? Спросите его: какого чёрта американский корабль сшивался поблизости от русской военной базы? Чего вы хотите - чтобы его встречали хлебом-солью, пригласив на церемонию оркестр и хор мальчиков?

Пилиардок зло улыбнулся. Ростом он был на две головы выше Ауэркана. Густая грива чёрных волос спадала на плечи. Одет он был в длинную хламиду из тёмно-жёлтой кожи с изрезанными в бахрому рукавами. Несколько длинных орлиных перьев украшали его прическу.

Не переставая улыбаться, Пилиардок сказал:

- Уважаемый Ауэркан, похоже, нападает на меня, руководствуясь правилом: лучшая защита - это нападение, не так ли? Что ж, печально, печально, как говаривал старина Спенсер. Обратите внимание, почтенные господа, как низко пал уважаемый Ауэркан. Ради достижения каких-то своих целей он не остановился ни перед чем, обратив себе на пользу гибель и предсмертный ужас несчастных с пассажирского лайнера.

Разве ты, мой милый Ауэркан, не знал, что этот корабль двигался по разрешённому и согласованному курсу - строго в пределах свободного коридора в пространстве? Разве ты не знал, что корабль не был ни вооружен, ни бронирован, ни заколдован должным образом для ведения боевых действий? Наконец, неужели ты не догадывался, какова будет реакция на то, что ты затеял? Тебя послушать, так ты сама невинность, хотя это твои псы без всякого повода набросились на несчастный корабль и разорвали его в клочья.

Теперь Россия и Америка стоят на пороге полномасштабной войны. Не пограничного конфликта, а настоящей мировой войны. Тут-то и становятся понятны цели, которых добивался - и добился - наш почтенный собрат. То, что он получил в результате гибели лайнера, ничто в сравнении с тем, что он собирается получить. Развязать войну - вот чего хотел он! Развязать войну, набить себе брюхо её салом, а затем - вознесшись надо всеми, занять в Совете место председателя, которое по праву принадлежит глубоко мною уважаемому господину Аполлиону.

Но - слышишь ли ты меня, благородный Ауэркан? - ты не учел одного. Эта война разрушит всё, и ты не сможешь насладиться плодами своего коварства. В этой войне погибнет всё человечество. Не просто пострадает, а именно погибнет! Нацело! И что мы тогда будем делать? Мы останемся нагими, голодными и беспомощными, одни против Планетарного Демона, - последние слова Пилиардок произнес особым, похожим на далёкий раскат грома голосом. - Так вот, теперь я напрямую обращаюсь к нашему мудрейшему Ауэркану - пусть он объяснит всё, что натворил, - лицо Пилиардока едва ли не почернело от прихлынувшей крови. - Почтенный Аполлион объявил, что каждый из нас может говорить открыто - всё, что думает. Так я и поступаю.

Вот вам моё слово, почтенные господа: я считаю, что уважаемый лорд Ауэркан, Хранитель русских, должен быть исключён из нашего Совета! Изгнан с позором! А ещё лучше - просто ликвидирован.

Пилиардок сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и Ауэркан немедленно воспользовался этой брешью, чтобы перейти в контратаку. Он тоже не на шутку разозлился; его глаза пылали столь же безумной злобой.

- Изгнан? - словно рокочущее эхо, переспросил Ауэркан, глядя на обидчика так, как будто желал пронзить его взглядом, словно копьём. - Согласен с постановкой вопроса: кто-то в Совете Семи действительно лишний. Но осмелюсь при всех обратиться к тебе, почтенный Пилиардок: а не тебя ли самого следует с позором изгнать из Совета, уважаемый Хранитель американцев? А ещё лучше - просто ликвидировать!

Обратите внимание, уважаемые собратья, на странность и необычность случившейся катастрофы. Пассажирский лайнер испепелён русской ракетой! Ох уж эти мои русские. Хлебом их не корми - дай пострелять по гражданским кораблям. Да вокруг их крепости такие лайнеры дюжинами крутятся. Американские и любые другие. Подходят и ближе, чем этот несчастный. И хоть один из них был когда-нибудь задержан, обыскан, конфискован, я не говорю уже - сбит?

И вдруг ни с того ни с сего опытный офицер открывает огонь! А не приходит ли вам в голову логичная мысль, что у того офицера были веские причины так поступить? Я имею в виду причины, несколько отличающиеся от той, что была так выразительно расписана в самых чёрных красках почтенным и уважаемым сэром Пилиардоком. Гражданское судно могли просто-напросто принять за боевой корабль.

Из того, что мне сообщили, я понял, что всем экипажем и всеми системами наблюдения, слежения и наведения на цель русской космической крепости "Бородино" приближающееся судно было принято за ударный крейсер в боевом развороте, замаскированный под пассажирский корабль. Так почему мы должны походя отбрасывать эту версию? Обращаю ваше внимание - наиболее правдоподобную версию. И почему мы должны отбрасывать самое простое, даже напрашивающееся объяснение случившегося? А заключается оно в том, что уважаемый сэр Пилиардок не вдруг, но хорошенько всё обдумав, решил сочинить одну маленькую историю. Историю почти правдивую, но всего лишь поставленную с ног на голову. Именно он, Пилиардок организовал заговор и развязывает войну, именно он собрался нажиться на ней, вознести в сокровищницу небывалые донации, и так далее, и так далее... А мои русские - что ж, ради такого дела даже приятно огульно объявить их бездушными и кровожадными убийцами. Разумеется, по ходу дела можно оговорить и проклясть заодно и меня. Симпатичная получается история, не правда ли? Отличный план!

Сидевшие за столом вдруг заговорили все, практически одновременно. Лишь Ауэркан и Пилиардок сидели молча, испепеляя друг друга взглядами.

Аполлион поднял руку.

- Я призываю почтеннейших членов Совета Семи к молчанию! - властно сказал он. - Спокойствие и терпение, господа. Пусть все успокоятся. Судя по тому, что было здесь сказано, ни вы, любезный Ауэркан, ни вы, почтенный Пилиардок, не собираетесь брать на себя ответственность за случившееся.

Оба оппонента мрачно кивнули.

- Чего и следовало ожидать. - Аполлион опять снял очки и занёс над ними терзающую ткань. - Вы оба указываете обвиняющим перстом друг на друга, а значит, в противоположных направлениях. И разумеется, каждый из вас подготовил не один рубеж оборонительных доказательств своей невиновности, а также немало атакующих аргументов, обвиняющих противника.

Здесь речь Аполлиона второй раз за встречу была бесцеремонно прервана Симионтом.

- Благороднейший Совет должен расследовать это происшествие! - громко заявил он. - И я, как крупнейший донациант сокровищницы, настаиваю на этом!

Откуда-то из темноты рядом со столом появилась ещё одна фигура. Кем был вошедший, откуда он появился, не мог сказать никто, за исключением, быть может, самого Аполлиона. Незнакомец был крив, скрючен, выжжен солнцами и взятыми на душу грехами. Кожа на его лице была загорелой настолько, что казалась дублёной. Из-под тонких бровей сверкали ярко-синие глаза. Не снимая с головы капюшона походного плаща, незнакомец шагнул к столу, наклонился к Аполлиону и что-то прошептал ему на ухо.

Аполлион усмехнулся и злорадно посмотрел на Симионта.

- Почтенный донациант, - обратился председатель к Симионту. - Я только что получил важное сообщение, адресованное лично мне, но касающееся всех нас, а вас - в особенности. Случилась ещё одна неприятность: караван с вашими донациями, почтенный Симионт, был перехвачен и уничтожен. Проделки Планетарного Демона, я полагаю. Да, и столь любовно выпестованная вами тирания приказала долго жить. Тиран Козарра повешен восставшими пять минут назад... Такое вот невесёлое сообщеньице.

Симионт сидел, словно парализованный, широко раскрыв глаза и забыв прикрыть рот. Тишина в зале сгустилась такая, что можно было подумать, сама смерть прилегла отдохнуть где-то неподалёку.

Инфелиго довольно улыбнулся и подмигнул Мамри.

- Да, - наконец задушенно произнёс Симионт. - Это очень удобно, списывать собственные дела на Планетарного Демона, уничтоженного в седой древности. Помнится, я сам тогда... Ну да ничего, я докопаюсь, кто среди нас решил разыграть давно побитую карту.

- Позволю себе выразить сочувствие Совета нашему почтенному собрату, благороднейшему сэру Симионту. - По голосу Аполлиона было ясно, что ему с трудом удаётся скрыть радость по поводу несчастья, свалившегося на зарвавшегося наглеца. - Совет Семи несомненно обсудит эту неприятность на ближайшем заседании, а пока что, уважаемые члены, позволю заметить, что нам следует вернуться к теме, заявленной в повестке дня нашей сегодняшней встречи. Кстати, хочу напомнить собравшимся, и прежде всего шутнику, сотворившему инцидент с круизным лайнером, что я не зря уже дважды помянул Планетарного Демона. Когда-то нам удалось загнать его в небытие, но, надеюсь, все понимают, что такое существо нельзя уничтожить окончательно. Сейчас Планетарный Демон бессилен, но если разразится мировая война, в первые дни Армагеддона пищи появится столько, что хватит и на долю "уничтоженного", как неудачно выразился почтенный Симионт, Демона. И потом, когда наше могущество пойдет на убыль, воспрянувший Планетарный Демон будет чувствовать себя отлично. Ведь ему в пищу годится всё - живое и мёртвое. И значит, наши дни сочтены. Полагаю, расправившись с нами, воскрешённый Планетарный Демон придумает для предателя, выпустившего его из небытия, особенно вычурную казнь. Вы отлично знаете, что на благодарность Планетарного Демона рассчитывать не приходится. Поэтому ещё раз предлагаю вернуться к повестке дня, особо обсудив вопрос, как следует предупредить катастрофу. Или вы не согласны, любезный Симионт?

Взглянув на Симионта, было нетрудно понять,что для него всё, кроме обрушившегося удара, потеряло смысл.

- Не желает ли почтенный Симионт воспользоваться правом главнейшего донацианта, чтобы первым высказать своё мнение по поводу плана наших дальнейших действий? - преувеличенно вежливо поинтересовался Аполлион; выждав паузу, он продолжил говорить: - Что ж, раз уважаемый сэр Симионт не желает участвовать в обсуждении, я предлагаю высказываться всем желающим.

- Я предлагаю провести расследование. Полное, всестороннее и объективное, - поспешил заявить Мамри. - Нужно выяснить все обстоятельства, сопутствовавшие...

- А тем временем начнётся война, - подсказал лорд Сирр.

- Немного времени у нас есть в любом случае, - ответил Инфелиго. - Маловато, конечно, но лучше, чем ничего. А расследовать я предлагаю отправить... - Он замешкался, подыскивая подходящего кандидата.

- Кого-нибудь из воинов нашего корпуса? - предложил Аполлион.

- То есть как? - ошарашенно спросил Ауэркан. - Послать на расследование одного из бойцов...

- Да-да, из корпуса "Одиссей", разумеется. - Пилиардок довольно улыбался.

- Ну уж нет! - взвыл Ауэркан. - Я не идиот, как, впрочем, и мои мудрые собратья по Совету. Я требую, чтобы расследование вели двое. Два человека! По одному с каждой стороны. Одного из "Одиссеев" и одного из Церкви Меча. Я уверен, что тогда мы в самое ближайшее время получим полные и объективные донесения.

- И вдобавок - прорву грязи: склоки, конфликты, заговоры... - зло произнес Пилиардок.

- Гром и молнии! - взревел его оппонент. - Это твои заговоры следует расследовать, а не бояться других!

- Господа, господа, - примирительно обратился Аполлион. - Лично я полагаю, что мудрый Ауэркан предложил весьма разумный план, которым нам следует воспользоваться. Двое следователей - по одному с каждой стороны - залог объективности следствия.

- Не стоило бы забывать и о полиции Объединённых Планет, - вставил Сирр.

- Согласен! - кивнул Аполлион. - Очень любезно с вашей стороны напомнить об этом, мой благородный друг. Посредник, нейтральный наблюдатель, непредвзято оценивающий ситуацию и разводящий не в меру субъективных следователей, выставленных каждой из сторон.

- Таня Лоусон, - едва дождавшись, когда председатель закончит говорить, выпалил Пилиардок. - Это лучший магистр расследований...

- Американка... - скривился Ауэркан.

- Эта американка будет отстаивать интересы русских до последней капли крови, если обнаружит, что виноваты в случившемся американцы, - заметил Аполлион. - Я, кстати, знаю эту женщину: нет, какая женщина! - Председатель облизнул губы.

- В любом случае я полагаю, что нам нужно защитить её, обезопасить от возможных недоразумений, - вмешался в разговор Инфелиго. - Что, если она раскопает что-нибудь такое, о чём ей, по мнению кого-то из здесь присутствующих, знать не следует?

Инфелиго посмотрел сначала на Ауэркана, а затем на Пилиардока. Оба оппонента понимающе кивнули.

- Мне скрывать и бояться нечего. Я невиновен, - заявил Ауэркан. - И я обещаю, что ни один волос не упадёт с головы Тани Лоусон.

- Я могу поклясться в том же, - с вызовом сказал Пилиардок. - И точно так же обязуюсь охранять посредницу.

- Отлично, - подытожил Аполлион. - А как мы распорядимся нашими людьми?

- Я прикажу своим людям выяснить, кто несёт ответственность за пуск ракеты, - ответил Ауэркан. - По-моему, выяснив это, мы получим ключ к действительно полному расследованию случившегося. А ещё я прикажу разобраться надлежащим образом с предателями. - При этих словах Хранитель русских бросил красноречивый взгляд в сторону своего недруга - Хранителя американцев. - Оба сотрудника будут докладывать всю информацию своему начальству. Мы должны сделать всё, чтобы избежать мировой войны.

- Да, это в наших интересах, - кивнул Аполлион. - И я полагаю, всем ясно, что информация, которую будут получать правительства обеих стран, должна убеждать только в одном: случившееся с кораблём было результатом трагического недоразумения, рокового стечения обстоятельств, чего угодно - только не злого умысла. Думаю, наши люди справятся с этой задачей. А мы должны быть готовы в любую минуту прийти к ним на помощь.

- Но только после того, как мы закончим наше собственное расследование, - продолжал настаивать Пилиардок, с которым неожиданно согласился Ауэркан.

Симионт вдруг вздрогнул в своём кресле.

- Все спорите? - усталым, вялым голосом поинтересовался он. - Ну-ну, продолжайте, продолжайте... Интересно, что вы будете делать, оставшись без моих щедрых донаций?

В зале повисла долгая пауза, которую наконец оборвал Аполлион.

- Мы обсудим это завтра, друг Симионт, - таков был убийственный ответ председателя.

Очередное заседание Совета Семи было закончено.

Часть третья

ГЛАЗА ДЕМОНА

Глава 12

Похожий на жука скоростной катер стремительно нёсся по реке Рио-Гранде, по фарватеру, обозначенному магическими буями и бакенами. В кабине катера находился Дэвид Келлс. Щурясь от яркого солнца Нью-Мексико, он разглядывал транспортный поток, беспрерывно движущийся вверх и вниз по течению.

В основном транспорт был военным, в чём не было ничего особенного, - почти весь Юго-Запад принадлежал военному ведомству. Запретная зона включала территорию всего Нью-Мексико и значительную часть Техаса, Аризоны и Колорадо.

Саму реку - скорее, гигантский канал с пластоцементными берегами и дном - заполняли военные суда: огромные, похожие на толстые трубы сухогрузы, плоскодонные баржи, транспортные корабли - всё новейшее, выполненное по самым совершенным технологиям. Все они почти бесшумно шли по фарватеру, скользя в нескольких сантиметрах над водой. Коридор "Рио-Гранде" являлся важной составной частью военной мощи Америки на Земле. По этой магистрали из укреплённых пещерных лабораторий колдунов, расположенных в Скалистых Горах, секретные грузы и скрытые от посторонних глаз существа доставлялись в военный космопорт Олд-Ларедо, расположенный на гигантской платформе в Мексиканском заливе.

Всё это Дэвид уже видел не единожды. Он проплывал по этому пути всякий раз, отправляясь в очередную экспедицию на благо хранимой богом Америки, а затем возвращался тем же маршрутом. Так что само по себе речное движение не могло заинтересовать его. Удивляла интенсивность и скорость перемещения кораблей. Обычно на реке всё двигалось несколько лениво, в строгом, раз и навсегда заведённом порядке. В конце концов, это была часть государственной деятельности. И уж если ты присосался к кормушке, пополняемой налогами, то нечего суетиться и без нужды торопить события. Но на этот раз всё было иначе. Дэвид с трудом узнавал привычные корабли, несущиеся по реке на полной скорости, предельно сократив дистанцию, - словно ангелы ада гнались за ними по пятам.

Катер сделал крутой вираж, уворачиваясь от гигантского транспорта-сухогруза, несущегося на всех парах вниз по течению. "В космопорт, наверное", - отметил про себя Дэвид, вновь выводя катер на курс. В борту сухогруза зиял оставленный по чьей-то небрежности открытым один из погрузочных люков. В чреве трюма Дэвид успел рассмотреть батарею джинн-пушек с привязанными к станинам и лафетам бешено воющими и дёргающимися стрелками-ифритами.

Оружие такого типа используется ударными частями в наступлении - для прорыва обороны противника. "Ещё один признак, - подумал Дэвид, - что война скорее всего начнётся в ближайшее время".

Впрочем, это, как и все дальнейшие доказательства, было уже излишним. Дэвид всё понял, едва сойдя с борта посадочного челнока, стремительно, едва ли не излишне жёстко приземлившегося в порту Олд-Ларедо. Всё, что Дэвид видел и слышал, лишь подтверждало слова молоденького лейтенанта, сказанные срывающимся, взволнованным голосом:

- Война, сэр! Война уже почти началась!

Дэвид протёр глаза. Господи, как же он устал! Единственное, что не давало ему уснуть за штурвалом, передав управление магоштурману, было висевшее в воздухе возбуждение - этакий коктейль из взволнованного ожидания больших событий, приправленного изрядной долей чванливого шапкозакидательства и щепоткой ещё не растворившегося страха.

Дэвид понимал, что ещё немного - и он будет брошен прямо в гущу этого закипающего варева.

Генерал Л инк дал ему ясно понять это во время их краткой встречи на штабной звезде. Вполне в духе Линка - вызвать подчиненного, не зная толком, что ему сказать, а затем, зачитав пришедший из штаба приказ, пожелать счастливого пути. Но на этот раз Линк был в таком взвинченном состоянии и так близок к истерике, что Дэвиду Келлсу не нужно было и к гадалке ходить, чтобы понять, что ожидает его. Похоже, сбывалось пророчество, которое из поколения в поколение передавали в песне солдаты корпуса "Одиссей", сидя за столом в кают-компании. В припеве этой песни были такие слова: "Брошены кости, брошены кости, и выпало мне сгноить мои кости в далёкой стране - в России, в далёкой стране". Нынче на костях судьбы вырисовывался тот самый жребий, который был обещан песней.

Из-под кожуха двигателя высунулась голова маленького моторного чертёнка. От неожиданности Дэвид чуть не вздрогнул, а чертёнок заверещал:

- Приближаемся к пункту назначения, сэр! Прибываем вовремя! Вовремя, сэр! Боже, храни Америку, вовремя!

Два безумных глаза уставились на Дэвида, чтобы удостовериться, что он расслышал доклад.

Улыбнувшись, Келлс поблагодарил старательного чёрта. Во всех Соединённых Штатах Галактики не было существ, испытывавших большие патриотические чувства, чем странный народец из потустороннего мира. Дэвид понимал, что такое поведение было своего рода щитом, самообманом, прикрывающим самое низкое, абсолютно бесправное положение этих существ в современной Америке. Впрочем, ничего против выражения любви к его стране со стороны презренной и жалкой нечисти Дэвид не имел. Вообще ему даже нравились многие из бесплотных существ, с которыми доводилось сталкиваться на службе или дома. В некотором роде Дэвид даже соотносил себя с ними. Другие люди частенько проклинали чёрные души созданий ада. Другие, но не Дэвид Келлс, который сердцем чуял, что его душа - чернее самой чёрной ночи и вечность в адском пламени может оказаться облегчением, если карающему огню удастся хоть чуть-чуть развеять этот мрак.

Выудив из внутреннего кармана формы походный гигиенический комплект, Дэвид занялся приведением себя в порядок перед встречей с отцом Зорзой.

Водя по подбородку депилирующей салфеткой, под корень сбривающей отросшую жёсткую щетину, Келлс предавался созерцанию пейзажа сквозь прозрачный колпак, накрывающий пассажирский отсек катера. В его распоряжении оставалось ещё с четверть часа. И большую часть этих драгоценных минут он собирался потратить на то, чтобы привести свои нервные клетки в состояние покоя, близкое к анабиозу. Так он и мчался в скоростном катере, совмещая меланхолическое разглядывание проносящихся мимо красот Нью-Мексико и обтирание бесчисленными салфетками самых разных предназначений: гигиенических, очищающих, дезинфицирующих, а под конец - ароматизирующих. Он изо всех сил пытался избавиться от впечатлений последней экспедиции, которые на редкость глубоко вонзились в память и до отвращения прочно прилипли к его телу, словно холодная, густая, клейкая грязь.

Катер миновал порт Лас-Крусес, до пункта назначения осталось каких-то семьдесят пять миль. Само это место даже на самых секретных, предназначенных для очень ограниченного круга пользователей каргах обозначалось как испытательный Полигон Херонимо-Спрингс. На самом деле никакого полигона здесь и в помине не было. И ничего похожего на полигон тоже. А находилась здесь штаб-квартира корпуса "Одиссей". "Самое глубоко засекреченное и законспирированное место не только на планете, но, пожалуй, и во всех обитаемых мирах", - подумал Дэвид. За исключением штаба Церкви Меча, разумеется. Маскироваться русские умели ничуть не хуже американцев. Дэвид, как никто, знал это и, испытав на собственной шкуре качество русской маскировки, мог с уверенностью подтвердить такое мнение. Да и в остальном недооценка противника не входила в число многочисленных недостатков и пороков Дэвида Келлса.

На мгновение он задумался, что в эти же минуты делают его враги из Церкви Меча. Скорее всего именно сейчас какой-то русский парень, один к одному похожий на Дэвида по званию, должности, почти сверхъестественным способностям, мчится на такую же встречу в такое же секретное место где-то в бескрайних просторах Новой России.

Вспрыск адреналина в кровь сработал мгновенно. Через долю секунды Дэвид ощутил, как его тело привычно завибрировало, наполняясь энергией убийства, силой, несущей смерть противнику. Быстро взяв себя в руки, он усилием воли вновь заставил себя успокоиться.

Что-что, а это Дэвид умел делать хорошо, следуя старой поговорке "Одиссеев": "Прибереги злость и силы для боя, приятель".

Хороший совет. Правильный.

Дэвид воспользовался им и вернулся к созерцанию пейзажа.

Катер вслед за рекой пересёк западные предгорья гор Сан-Андрее. За кормой остался форт Хатч, впереди маячила причальная станция Хиллсборо. Здесь река текла по плато, почти на тысячу метров выше уровня моря, и ничто не перекрывало широкий, до самого горизонта, обзор. Пустынное плато напоминало морское дно: ровная плоская поверхность, пересечённая кое-где сухими руслами рек; иногда его однообразие нарушали странной формы каменные образования - огромные валуны громоздились один на другой, выстраивая порой причудливые пирамиды и башни, угрожающе наклонившиеся и готовые в любой момент рухнуть, как сооружение из кубиков, возведённое неверной рукой малолетнего ребёнка. Кусты саксаула и верблюжьей колючки шевелили на ветру ветвями, словно морские водоросли под действием течения. Созревшие семена горячий воздух уносил в пустыню.

Поездка завораживала Дэвида. Он чувствовал себя огромной хищной рыбой, акулой, которую неведомые силы с невероятной скоростью влекут сквозь безбрежный океан кристально чистой, прозрачной воды.

Из созерцательного состояния Келлса вновь вывел восторженный вопль моторного чёртика:

- Приехали, сэр, приехали! Боже, храни Америку, мы прибыли точно в назначенное время!

Настроение Дэвида резко ухудшилось, когда он, повернув голову, уткнулся взглядом в высокий белый шпиль - опознавательный знак причальной станции Лас-Пальмас.

Чертовщина, а ведь и вправду приехали!

Минуту спустя Дэвид, сунув в костлявую клешню чёртика несколько банкнотов на чай (немалую сумму - "на удачу"), вылез на белоснежный пластик причала и, забросив рюкзак за плечо, осмотрелся, чтобы выяснить, кто пришёл встретить его.

Ответ был однозначен и прост: никто.

Вся наземная часть станции была пуста, за исключением зависшего у самой земли, в сотне метров от причала, гравилёта. Тишину нарушал лишь смутный гул, доносившийся с проходящих по реке кораблей.

Дэвид почувствовал себя лучше. В его распоряжении оказалось ещё несколько минут, чтобы собраться и подготовиться к встрече.

Он неспешно направился к гравилёту, зная, что машина прислана именно за ним. Подойдя вплотную, Дэвид прикоснулся пальцем к сенсорной панели на борту аппарата. На миг его охватило знакомое и всё равно беспокоящее чувство - осознание, что тебя просматривают насквозь. Затем послышался писклявый голос гнома-оператора: "Добро пожаловать, сэр!" Дверь гравилёта гостеприимно распахнулась, впуская Дэвида в кабину. Швырнув рюкзак в дальний угол, Келлс привычным движением скользнул на место пассажира. Дверь за ним закрылась, и мгновение спустя гравилёт резко и бесшумно стал набирать скорость. Машина двигалась так легко, что Дэвиду и в голову не приходило задуматься, сколько тысяч маленьких бесплотных существ, надрываясь, творили заклинания (или что они там ещё делали), чтобы компенсировать силу притяжения Земли, в то время как мириады других созданий колдовали, приводя в действие бесчисленные детали и агрегаты сложного механизма гравилёта.

Но сегодня он обратил на это внимание и испытал странное чувство - нечто вроде сочувствия к крошечным невольникам, сносящим рабскую долю ради удобства хозяина. Словно муравьи, подчиняющиеся передаваемым при помощи феромонов приказам, они делали то или это, одно или другое - абсолютно безотносительно к собственной воле. И вновь Келлс почувствовал необъяснимую логикой близость, родственность с этими созданиями бесплотного мира.

Дэвид перевёл мысли на встречу, вернее, отсутствие таковой на причальной станции. Нет, он вовсе не был удивлён или обижен. Просто это стало ещё одним доказательством, что Америка напряжённо готовилась к войне. А задание, которое предстояло ему выполнить (если он, конечно, согласится взяться за дело), было, видимо, настолько секретно, что никому нельзя было доверить даже встретить его. Кстати, только теперь Дэвид обратил внимание на ещё одно знаменательное отсутствие, а именно: отсутствие привычной писклявой болтовни гнома-оператора гравилёта. Эта братия отличается такой разговорчивостью и так любит развлекать людей трескотнёй, что порой приходится прикрикнуть на них, чтобы призвать к порядку. На этот же раз гном-оператор, произнеся лишь слова приветствия, как в рот воды набрал.

Дэвид пожалел, что у него осталось мало времени, чтобы подумать.

Гравилёт стал снижать скорость столь же легко и бесшумно, как разгонялся несколько минут назад. Он обогнул вершину холма, и в окне неожиданно засверкала водная гладь - озеро Херонимо.

Проскользнув над грубой каменной набережной, гравилёт полетел над водой к торчащей посреди озера огромной скале, формой напоминавшей слона. Единственным признаком того, что на скалистом острове бывали люди, был синий глаз на слоновьей голове, обведённый рубиново-красной полосой.

Штаб-квартира корпуса "Одиссей".

Когда гравилёт приблизился к острову, глаз исчез, скрытый отъехавшей в сторону частью скалы. Гравилёт отработанным до автоматизма виражом нырнул в черноту пещеры.

А Дэвид Келлс, сжав кулаки, простонал:

- Не готов я, будь всё проклято! Не готов!

* * *

У отца Зорзы были невероятные глаза. Тёмные, как конспирация сицилийской мафии, глубокие, как подземелья Ватикана, - стоило им остановиться на тебе, и все твои самые потаённые секреты стремительно рвались наружу, выдавая с головой все греховные дела и постыдные мысли.

Дэвид опустил голову, избегая встречаться взглядом с этими пронзительными глазами.

- Я не хочу браться за это, святой отец, - сказал Келлс. - Пусть вызовут кого-нибудь другого.

- Начальство назвало именно тебя, Дэвид, - возразил отец Зорза низким мягким голосом.