Чтение 8–й страницы книги ~Ружья Авалона~

Кто начнет разговор?

Я раскурил трубку, плеснул в кружку вина, выпустил облако дыма. Я вслушивался в звуки, доносящиеся из лагеря, посвист ветра, бурчание в моем животе...

Бенедикт выпил.

- Что ты намерен предпринять? - небрежно спросил он.

Я мог бы ответить, что еще не решил, что я счастлив, оказавшись на свободе, что мне ничего не надо...

И он тут же понял бы, что я вру и не краснею. Бенедикт знал меня как облупленного.

- Ты знаешь, что я намерен предпринять, - ответил я.

- Если ты попросишь меня о помощи, я откажу. Эмбер переживает тяжелые времена, и нечего устраивать в нем грызню за власть.

- Эрик - узурпатор.

- Я предпочитаю видеть в нем регента. Любой из нас, попытайся он сейчас захватить трон, будет узурпатором.

- Значит, ты веришь, что отец жив?

- Я знаю, что Оберон жив и попал в беду. Он несколько раз пытался со мной связаться.

На моем лице не дрогнул ни один мускул. Значит, я был не единственным. Расскажи я о нашем с отцом разговоре, меня назвали бы лжецом и обвинили бы в лицемерии - пять лет назад он практически приказал мне занять трон.

- Ты не поддержал Эрика, когда он объявил себя королем. - Я пытливо посмотрел на Бенедикта. - Скажи, ты окажешь ему помощь, если будет сделана попытка скинуть его с престола?

- Я уже говорил, что считаю его регентом. И независимо от моего к нему отношения, я не хочу междоусобиц в Эмбере.

- Следовательно, ты окажешь ему помощь.

- Я сказал все, что хотел сказать. Ты волен оставаться в Авалоне, сколько пожелаешь, но я не позволю использовать его как плацдарм для нападения на Эмбер. Это ясно?

- Вполне.

- Вот и отлично. А раз мы так хорошо поняли друг друга, ответь мне, ты все еще намерен здесь остаться?

- Не знаю. Твое желание избежать междоусобиц дает гарантии только Эрику?

- Не понимаю. Что ты имеешь в виду?

- Я имею в виду, что во имя спокойствия ты можешь принять решение вернуть меня в Эмбер силой. Но если со мной попытаются сделать то, что уже один раз сделали, я натворю таких бед, перед которыми любые междоусобицы покажутся тебе веселым пикником.

Бенедикт покраснел и опустил глаза.

- Я не хотел сказать, что предам тебя, Корвин. Неужели ты думаешь, у меня нет сердца? Я не допущу, чтобы по моей вине ты попал в тюрьму или ослеп... Если не хуже. И я с радостью приму тебя как гостя, но только оставь, пожалуйста, и свое тщеславие, и свой страх на границе моего государства.

- В таком случае я остаюсь, - сказал я. - У меня нет армии, и я не собираюсь набирать ее в Авалоне.

- Я рад.

- Спасибо, Бенедикт. Хоть и не ожидал тебя здесь увидеть, я тоже рад нашей встрече.

Он снова покраснел и кивнул.

- Взаимно. Неужели я первый из нас, с кем ты встретился после побега?

- Да. И меня интересует, как поживают мои братья и сестры. Что новенького?

- Никто не умер.

Оба мы усмехнулись, и я понял, что Бенедикт не собирается со мной откровенничать. Он вообще не любил сплетен и слухов и предпочитал больше молчать. Что ж, его право.

- Я останусь в районе пещер еще на неделю, - сообщил он после непродолжительного молчания. - Хочу убедиться, что все в порядке.

- Разве это не очевидно?

- Думаю, да, но я не хочу рисковать. Неделя - не срок, а я должен быть уверен, что с ведьмами покончено.

- Осмотрительность... - пробормотал я.

- ...И если ты не жаждешь жить походной жизнью, отправляйся прямо в Авалон. Неподалеку от города у меня есть небольшое поместье. Надеюсь, оно тебе понравится.

- Спасибо, Бенедикт.

- Утром я набросаю тебе карту местности и дам письмо управляющему, а когда покончу с делами приеду и тоже как следует отдохну.

- Вот и отлично.

- Тогда подыщи себе в лагере место для ночлега и ложись спать. Смотри, не пропусти завтрак.

- Постараюсь. Ты не возражаешь, если мы устроимся на ночь там, где оставили седельные сумки?

- О чем ты говоришь! - воскликнул он, и мы допили вино.

Выходя из палатки, я высоко поднял полог и сжал большой кусок полотна в руке. Бенедикт пожелал нам доброй ночи и вернулся к столу, не заметив образовавшегося сбоку отверстия.

Я соорудил постель справа от седельных сумок и постепенно стал их подтаскивать, роясь в вещах. Ганелон с любопытством на меня посмотрел. Я кивнул и указал глазами на палатку. Он задумался, кивнул в ответ и тоже постелил правее.

Я прикинул расстояние на глазок, подошел к своему спутнику и громко спросил:

- Не возражаешь, если мы поменяемся местами? Мне здесь больше нравится. - Для полной ясности я ему подмигнул.

- Мне безразлично, - так же громко ответил Ганелон и пожал плечами.

Одни костры погасли, другие угасали - солдаты улеглись спать. Часовые не обращали на нас внимания, в лагере было тихо, на небе - ни облачка, лишь слепящая синева звезд. Запах дыма и влажной земли приятно щекотал мне ноздри, напоминая об иных временах. Я очень устал.

Но вместо того чтобы закрыть слипающиеся глаза, я положил под голову жесткую седельную сумку, набил трубку и закурил.

Мне дважды пришлось переменить позу - Бенедикт все время ходил по палатке и на какое-то время вообще исчез из поля зрения. Очевидно, он копался в сундучке, потому что свет дальней лампы заколебался. Затем Бенедикт подошел к столу, освободил его от посуды, отошел куда-то, вернулся и сел на старое место. Я изогнул шею, стараясь не терять из виду его левую руку.

Он листал небольшую книжку или...

Карты?

Естественно.

Дорого бы я дал, чтобы узнать, какую карту он вытащил из колоды и положил перед собой. Дорого бы я дал и за Грейсвандир - на тот случай, если в палатке появится человек, вошедший не через тот полог, в котором я сделал такое удобное отверстие. Я почувствовал зуд в ладонях и подошвах ног, как бывает у меня перед битвой.

Но в палатке никто не появился.

Бенедикт сидел не шевелясь, минут пятнадцать, а затем собрал карты в колоду, запер ее в сундучок и погасил свет.

Часовые продолжали обход. Ганелон храпел.

Я выколотил трубку, повернулся на бок и устроился поудобнее.

"Завтра, - сказал я сам себе. - Если завтра я проснусь живым и невредимым, все будет в порядке"

Я сосал пустой стебелек и смотрел, как крутится мельничное колесо. Я лежал на животе ни берегу ручья, подперев голову руками. От брызг и пены в воздухе стоял туман, в котором сверкала маленькая радуга, и до меня изредка долетали капли воды. Мерное плескание, шум колеса заглушали все звуки в лесу. На мельнице сегодня никто не работал, и я испытывал наслаждение, глядя на нее, - много веков не видел я ничего подобного. Смотреть на колесо и слушать плеск воды было так приятно, что я чуть не впал в гипнотическое состояние.

Мы жили в поместье Бенедикта третий день, и Ганелон ушел в город на поиски развлечений. Я остался, потому что был там позавчера и узнал все, что мне было нужно. Пришла пора действовать. Из лагеря Бенедикта мы уехали беспрепятственно, после того как он угостил нас завтраком и дал обещанные карту местности и письмо к управляющему. Мы отправились в путь с восходом солнца, а к полудню уже прибыли в небольшой уютный домик, где нас любезно приняли и показали отведенные нам комнаты. Мы быстро привели себя в порядок, ушли в город и остались в нем до вечера.

Бенедикт должен был вернуться в конце недели. Мне необходимо было спешить, чтобы закончить с делами до его возвращения и успеть вовремя унести ноги.

Страна, в которую я попал, удивительно напоминала мне прежний Авалон, и если бы не засевшая в голове мысль, превратившаяся в навязчивую идею, я наслаждался бы покоем и чувством свободы. Но я ничего не мог с собой поделать. Стоило мне ненадолго отвлечься, и я вновь ловил себя на том, что строю всевозможные планы.

Мне предстояло совершить небольшое путешествие. Если выйдет так, как я задумал, и никто о нем не узнает, я решу сразу две проблемы. Правда, мне не удастся уложиться за ночь, но я проинструктировал Ганелона на тот случай, если мое отсутствие будет замечено.

Колесо равномерно скрипело, голова моя кивала в такт. Я попытался как можно отчетливее представить то место, куда собирался сегодня отправиться,

- цвет и фактуру песка, чуть заметный запах соли в воздухе, облака на небе...

Затем я уснул и увидел сон, не имеющий ни малейшего отношения к тому, о чем я думал.

Мне приснилось, что я вижу огромное колесо рулетки, на котором были мы все: мои братья, мои сестры, я сам и другие люди, которых я знаю или когда-то знал, и что каждый из нас подпрыгивал в отведенной для него лунке. Все мы требовали, чтобы колесо немедленно остановили, и вскрикивали, опускаясь сверху вниз. Колесо начало замедлять свой бег, поднимая меня все выше и выше, и я увидел белобрысого паренька. Он висел передо мной головой вниз, грозя и умоляя, но голос его почти не был слышен в общей какофонии звуков. Лицо мальчишки потемнело, исказилось, налилось кровью так, что стало страшно, и я рубанул по веревке, которой он был привязан за лодыжку, глядя, как его тело падает и исчезает из виду. Колесо почти остановилось, и я увидел Лорен. Она отчаянно жестикулировала, звала меня, выкрикивала мое имя. Я наклонился и увидел ее ясно-ясно. Во мне проснулось желание обладать этой женщиной, помочь ей как можно скорее. Но колесо продолжало вращаться, и она скрылась.

- Корвин!

Я решил не обращать внимания на ее крики. Когда я окажусь наверху, то постараюсь заклинить эту проклятую штуковину, даже если падение грозит мне гибелью. Я приготовился к прыжку. Еще немного...

- Корвин!

На какое-то мгновение рулетка потеряла свои очертания, и ее колесо, мелькавшее у меня перед глазами, превратилось в мельничное. Голос, звучавший у меня в ушах, растворился в шуме воды.

Я несколько раз моргнул и пригладил волосы. На землю посыпались одуванчики, а за моей спиной кто-то захихикал.

Я быстро повернул голову.

Она стояла в дюжине шагов от меня - высокая стройная девушка, черноглазая, с коротко подстриженными каштановыми волосами. Она была в куртке для фехтования, в правой руке держала рапиру, а в левой - маску. Незнакомка смотрела на меня и смеялась. У нее были ровные белые зубы, довольно крупные, и веснушки на маленьком носу и высоких скулах. В ней чувствовалась жизненная сила, которая привлекает больше, чем женственность. В особенности такого умудренного опытом старца, как я.

- En garde, Корвин! - сказала она, отсалютовав.

- Какого дьявола! Кто ты такая? - спросил я и неожиданно увидел, что рядом со мной лежит такой же фехтовальный костюм, как у нее.

- Я не скажу ни слова, пока не закончится наш поединок, - ответила она, надев маску и становясь в позицию.

Я нехотя поднялся на ноги. Мне было ясно, что проще удовлетворить ее просьбу, чем спорить. Пусть позабавится. Меня лишь тревожило, что она знает мое имя; и чем больше я на нее смотрел, тем больше ее лицо казалось мне знакомым.

- Будь по-твоему, - сказал я, натянул жилет, поднял рапиру, надел маску и сделал несколько шагов вперед.

Она пошла навстречу, и наше рапиры скрестились. Я позволил ей начать атаку.

Она сделала вид, что собирается нанести прямой удар, а потом неожиданно нанесла его. Неплохо! Ответ мой был в два раза быстрее, но она парировала. Я начал медленно отступать, выманивая ее на себя. Она засмеялась и кинулась в атаку. Фехтовала она просто великолепно и, зная это, старалась показать все, на что была способна. Мне совсем не понравилось, когда ей дважды чуть не удалось пробить мою защиту одним и тем же ударом, а когда на третий раз я встретил ее рапиру батманом снизу, она не по-женски (хоть и не грубо) выругалась, как бы признавая мое превосходство, и тут же вновь атаковала. Я никогда не любил фехтовать с женщинами, независимо от их мастерства, но сейчас понял, что получаю огромное удовольствие. Ее изящество, грациозность и агрессивный стиль боя сказали мне много о характере этой девушки. Сначала я думал, что мне удастся быстро измотать ее, заставить признать себя побежденной, а потом как следует расспросить. Сейчас же я понял, что не хочу заканчивать поединка.

По-видимому, она не знала, что такое усталость, и это тоже наводило на размышления. Я потерял счет времени, передвигаясь взад и вперед по берегу ручья. Сталь звенела.

В конце концов она опустила рапиру, сделала шаг назад, стукнула каблучками сапог, соединив ноги, и отсалютовала недрогнувшей рукой.

- Спасибо. - Дышала они все-таки тяжело.

Я отсалютовал в ответ, снял маску, расстегнул застежки жилета и совсем не заметил, как она подошла ко мне и неожиданно чмокнула в щеку. Ей даже не пришлось становиться на цыпочки. Не давая мне опомниться, девушка взяла меня за руку и повела за собой.

- Я принесла корзинку для пикника, - сообщила она.

- Прекрасно. Я голоден, как волк. И любопытен, как...

- Я отвечу на любой твой вопрос, - весело заявила она.

- В таком случае, как тебя зовут?

- Дара. Мне дали это имя в честь моей бабушки. - Она бросила на меня многозначительный взгляд, словно я должен был понимать, о чем идет речь, и не желая ее разочаровывать, я кивнул.

- Дара, - повторил я. - Скажи, почему ты решила, что я - Корвин?

- Но ведь ты - Корвин! Я тебя сразу узнала!

- Откуда?

- Вот она где! - девушка отпустила мою руку, наклонилась и подняла корзинку, стоявшую на выступающих корнях деревьев. - Надеюсь, муравьи туда не забрались. - Она подошла ближе к берегу, выбрала место в тени и расстелила на земле полотенце.

Я повесил фехтовальный костюм на ближайший куст.

- Как ты умудрилась притащить на себе столько вещей? - спросил я.

- Моя лошадь привязана за поворотом ручья. - Она мотнула головой и принялась распаковывать корзинку.

- Почему?

- Я хотела подойти к тебе незаметно. Если б ты услышал стук копыт, сразу бы проснулся.

- Логично.

Она сделала вид, что глубоко задумалась, но не выдержала и захихикала.

- А в первый раз ты меня не заметил. Я...

- В первый раз? - переспросил я. Ей ведь очень хотелось, чтобы я задал этот вопрос.

- Да. Я чуть было на тебя не наехала. Ты так сладко спал! Я тебя сразу узнала и вернулась домой за корзинкой для пикника и фехтовальными костюмами.

- Понятно.

- А теперь садись к столу. И открой бутылку с вином, если не трудно. Она поставила бутылку рядом со мной, развернула большую салфетку и

достала два хрустальных бокала.

- Это - любимые бокалы Бенедикта, - заметил я, усаживаясь и откупоривая бутылку.

- Да. Наливай осторожнее. Чокаться не будем.

- Согласен.

Я наполнил бокалы, и она тут же произнесла тост:

- За встречу друзей!

- Каких друзей?

- Нас с тобой.

- Мы никогда не встречались.

- Не будь занудой, - сказала она и выпила.

- Что ж, за встречу друзей!

Потом мы дружно принялись за еду. Она так упоенно играла роль загадочной женщины, что мне невольно захотелось ей подыграть.

- Где же мы все-таки встречались? - задумчиво спросил я. - При дворе великого царя? Или в гареме...

- Или в Эмбере, - ответила она. - Ты...

- В Эмбере?! - я вовремя вспомнил, что держу любимый бокал Бенедикта, и выразил обуревавшие меня чувства голосом. - Скажи мне, кто ты?

- Ты был таким красивым, уверенным в себе, тобой восхищались все девушки. А я стояла в сторонке, серенькая, маленькая мышка, и поклонялась тебе издали. Серенькая, маленькая, невзрачная Дара, гадкий утенок - спешу заметить, превратившийся в белого лебедя, - влюбленная по уши, с разбитым сердцем...

- И с... - я сказал непристойность, а девушка рассмеялась.

- Разве мы не там познакомились? - невинно спросила она.

- Нет. - Я взял бутерброд с говядиной. - Кажется, впервые я увидел тебя в публичном доме. У меня болела спина, я был в стельку пьян...

- Ты не забыл, любимый! - вскричала она. - Но там я только подрабатывала. Днем приходилось объезжать диких лошадей, чтобы не умереть с голоду.

- Сдаюсь, - сказал я и налил себе полный бокал вина.

Больше всего меня раздражало, что эта девушка действительно казалась мне знакомой. Но ведь и по поведению, и по внешнему виду ей нельзя было дать больше семнадцати. Мы не могли встречаться.

- Фехтовать тебя научил Бенедикт? - спросил я.

- Да.

- Кто он тебе?

- Конечно, любовник. Он одарил меня мехами, осыпал бриллиантами и между делом научил фехтовать. - Она вновь засмеялась.

Я продолжал изучать ее лицо.

Да, это было возможно...

- Печально мне, - сказал я.

- Почему?

- Бенедикт не дал мне пирожок.

- Пирожок?

- За сообразительность. А сейчас - поздно. Ведь ты его дочка, верно?

Она покраснела.