Хуторской улице, за Савеловским вокзалом. Еще совсем недавно этот огромный
стеклянный урод, подрагивающий от проезжающих прямо под ним электричек, был
безраздельной вотчиной ЦК ВЛКСМ, частью издательского комплекса "Молодая
гвардия". Каждый этаж был занят молодежным журналом - от "Молодого
коммуниста" до "Юного натуралиста".
выходил на Савеловскую железную дорогу, а тремя другими - на какие-то
склады, казармы и гаражи. В здании было четыре лифта, часто ломались
кабинетов в аренду разным новым изданиям. Постепенно комсомольско-молодежные
журналы переставали существовать, на какое-то время их вытеснила
порнография, но и она скоро прискучила свободному рынку - все хорошо в меру.
и непристойных, фашистских и православных. Одни этажи заполнились
компьютерами, шикарной офисной мебелью, длинноногими секретаршами. На других
был разор и запустение, старые матерые журналисты пили водку, курили дешевые
сигареты и готовы были ухватиться за любую, самую паскудную работенку, лишь
бы деньги платили.
проходила практику, когда училась в университете, здесь во многих журналах
печатала свои статьи и очерки. На каждом этаже у нее были знакомые,
приятели, друзья.
всем здании. Комсомольский дух прежних обитателей выветрился совершенно, и
пахло теперь как в богатом капиталистическом офисе - гигиеническим парфюмом,
кондиционированным озоном, дорогой туалетной водой.
сотрудники бесшумно проплывали по пушистым коврам - все в дорогих строгих
костюмах, а если кто изредка и появлялся в джинсах, то это были настоящие,
тоже очень дорогие джинсы.
волосы, она причесалась перед зеркалом и, вглядываясь в свое отражение,
заметила, как осунулось за эту ночь лицо. Она не только не спала, но и не
ела ничего со вчерашнего дня.
довольно поганая. Но у секретарши главного редактора всегда имелся отличный
чай и всякие валютные деликатесы в холодильнике.
телефону номер секретарши.
двух.
секретарша Катя, сочная двадцатипятилетняя блондинка, заваривала чай. На
журнальном столике стояла тарелка с бутербродами.
их полный холодильник. Главный стаканчиков пять в день съедает, а я их
терпеть не могу. Мне бы только колбаски, рыбки солененькой, а все это
кисломолочное фу! С того и толстею, что жирное-соленое люблю.
ложку сливочного йогурта, - женщина вообще должна быть в теле.
сейчас ни грамма лишнего не прибавила, только животик выпирает. А я, если,
не дай Бог, забеременею, вообще жиртрестом стану.
трубку.
работает Полянская Елена Николаевна?
произнесли:
ходить или нет? А то записалась, деньги заплатила и не ходит.
спрашивают.
Лена.
наткнулась на пакет из Вашингтона. Это был рассказ известной американской
писательницы Джозефины Уорд-стар, который Лена давно ждала. С этой
семидесятилетней американкой она познакомилась пять лет назад, во время
своей первой поездки в США, и с тех пор часто обменивалась с ней письмами.
пиратским способом, с безграмотным анонимным переводом и полным нарушением
авторских прав. Возмущению Джози не было границ, она даже послала одного из
своих адвокатов в Россию, но судиться оказалось не с кем: пиратское
издательство бесследно испарилось.
рассказ в "Смарт", и вот наконец она решилась, сопроводив рукопись длинным
письмом, адресованным Лене лично.
кошечки Линды, о скандальном разводе своего старшего сына Джеймса и балетных
успехах двадцатилетней внучки Сары, а в конце просила Лену перевести рассказ
лично, не отдавать никаким переводчикам.
Рассказ назывался "Sweet heart", что на русский можно перевести как
"Лапушка", и начинался словами: "Its enough for me!" - "С меня довольно!"
играть в эти бандитские игры..."
радостей..."
кабинет вошел младший редактор, двадцатитрехлетний оболтус Гоша Галицын. Он
только недавно закончил Институт иностранных языков, "родимый малинник", как
он выражался.
редактора, и отец предпочитал держать непутевое чадо у себя под крылышком,
хотя американской стороной такие вещи не одобрялись.
распивал чаи с секретаршами на всех этажах. Когда он только начинал
работать, Лена попыталась загрузить его переводами и редактурой, как просил
ее Галицын-старший, но недели через две поняла, что лучше Гоше вообще ничего
не делать - ущерба меньше.
хотел быть рок-музыкантом, ударником. Я, кстати, классный ударник. У нас
группа была - полный отпад. "Мавзолей" называлась. Ты, может, слышала? Нет?
Ну, не важно, ты - другое поколение. От нас вся Москва тащилась, и Питер
тоже. Конечно, иногда мы под кайфом работали, без этого нельзя. А как предки
увидели мои вены... Ух, что было! Папашка озверел, даже хотел меня в армию
сдать. Но вовремя очухался, отмазал. Просто испугался - вдруг в Чечню
пошлют? Я же у них единственный. Устроил он меня в этот гребаный иняз, а там
- одни бабы! И пять лет меня то отец, то мать на машине в институт возили,
из института забирали, дома на десять замков запирали.
не стукнешь, что я не работаю, а дурака валяю?
намекнуть Александру Викторовичу Галицыну, что его сын не хочет и не может
работать младшим редактором, но, с другой стороны, "стучать" на Гошу не
хотелось. Каждый раз на вопрос Галицына-старшего: "Ну, как мой Егор?" - Лена
уклончиво отвечала: "Ничего, справляется".
напротив Лены. - Все работаем?
сегодня первый день за рулем! - Он подбросил на ладони связку ключей. -
Слушай, Ленка, такой класс! Я сам отремонтировал старую папашкину "Волгу",
она на даче в гараже три года ржавела. А я взялся - и починил.
Представляешь? Прямо на ней и приехал.
станешь?
приятно, такой кайф, будто уже лет десять за рулем. А ведь я в первый раз.
Правда, когда здесь, у нас, парковался, чуть в "скорую" не въехал. У нас на
стоянке почему-то "скорая" стоит.
Лондон Джек
Лукин Евгений
Сертаков Виталий
Гуревич Георгий
Афанасьев Роман
Прозоров Александр