Чтение 8–й страницы книги ~Возвращение пираньи~

Мазур, обуреваемый дурацкой ревностью, - он-то какое право имел ревновать эту? - покосился на Ольгу: нет, на близкого мужчину женщина должна смотреть совершенно иначе...

- Потрясающий мужчина, правда? - спросила Ольга с ноткой иронии. - Два раза просил моей руки, да будет вам известно.

- А вы?

- Я, увы, слишком юна и неискушенна, сеньор коммодор. Рано мне думать о замужестве... и притом, мы с ним на очень многое смотрим по-разному, а это чревато будущими трениями, вы не находите? - протянула она голосом невыносимо светской дамы, явно развлекаясь.

- Зато я ему чем-то моментально не понравился, - сказал Мазур.

- Глупости, не в вас дело. Вы ему антипатичны не сам по себе, а как человек, олицетворяющий бесславно рухнувшую империю. Эчеверриа презирает рухнувшие империи, только и всего...

Мазуру показалось, что он ослеп, - но это всего-навсего зашло солнце.

Ночная темнота в этих широтах настигала мгновенно, только что было светло, но вдруг, словно повернули выключатель, обрушивался мрак. Несколькими секундами позже корабль озарился электрическим светом: "чистую половину" залило яркое сияние, над "плебейской" зажглась лишь гирлянда тусклых лампочек - на шнуре, протянутом от надстроек к корме. Только ходовая рубка, как ей и положено, оставалась темной. На ее плоской крыше вспыхнул прожектор, в луче, упершемся в берег по левому борту, то и дело загорались алым глаза кайманов. Резче и сильнее запахло какими-то цветами - химия конечно, настоящие цветы пахнут мягче, это в усиленном темпе заработали распылители, отгонявшие насекомых невесомыми облачками какой-то дряни.

Даже мутно-коричневая вода в электрическом свете стала выглядеть загадочно, словно они плыли по марсианской реке.

- Еще пальнут с берега... - сказал Мазур, глядя на лохматые ветви, проплывавшие на самой границе света и тени.

- Глупости, - уверенно сказала Ольга. - Понадобилось бы совершенно невероятное стечение обстоятельств, чтобы столкнуться с герильеро, - за пароходом по берегу не очень-то угонишься...

Мазур промолчал - и вспомнил о красной ленте, очень может быть, вовсе не привидевшейся тому чудаку. Коснулся локтем кобуры под легким пиджаком: там пребывал в полной боевой готовности бразильский "таурус" восемьдесят второй модели. В противоположность здешним любителям многозарядных пистолетов Мазур предпочитал револьверы - меньше патронов, зато надежнее, ни перекоса, ни лишних хлопот, связанных с осечкой.

- И, насколько я понимаю, вы с ней были в довольно близких отношениях? спросила вдруг Ольга.

- Она была моей женой.

- Выходит, мы с вами - дальние родственники? По здешним меркам это многое означает... Мазур затаил дыхание, потом решился:

- Не скажу, что мне нравится быть вашим родственником.

Ольга тихонько фыркнула, без сомнения, правильно уловив незамысловатый подтекст:

- Да? А вы не боитесь, что Эчеверриа вызовет вас на дуэль? Он способен...

Не станете же дипломатическим иммунитетом прикрываться... Унизительно для истинного кабальеро. Вообще, коммодор, вы меня, говоря простонародно, ошарашили. Ситуация такова, что и не подберешь сразу слов: у меня, оказывается, была дальняя родственница, вдобавок точная копия, вдобавок ваша жена... Вам трудно?

- Нелегко, - буркнул он.

За спиной у них деликатно раскашлялись. Мазур обернулся без особого раздражения. Кацуба, ухитрившийся подкрасться бесшумно, спросил:

- Я вам не помешал, надеюсь? Сеньор и сеньорита, у меня есть две новости.

Первая приятная, вторая... ну, если и не неприятная, то определенно загадочная... Какую последовательность предпочтете?

- Давайте сначала приятную, - тут же ответила Ольга.

- Наша юная парочка, милые гринго, решили устроить нечто вроде бала. С учетом скромных возможностей нашего лайнера, понятно. Капитан не против, даже наоборот, удивился, почему до этого раньше никто не додумался - у него в каждом рейсе рано или поздно кто-нибудь от скуки наталкивается на избитую мысль устроить бал, выпить и поплясать. Там у него припасены какие-то аксессуары, стюарды уже суетятся. Что думаете?

- Давно пора, - сказала Ольга. - Пусть и убогое, но развлечение. А что там у вас загадочного?

Кацуба оглянулся на темную ходовую рубку - внутри сквозь стеклянную стену четко просматривался напряженный силуэт рулевого, - понизил голос и перешел на русский:

- Я перед капитаном не афишировал знание испанского - мелкие хитрости дипломатов, сеньорита... Так вот, при досмотре стал свидетелем прелюбопытнейшего разговора, до сих пор теряюсь в догадках... Предъявив тому бравому офицеру судовую роль и... как это, коносаменты?

- Коносаменты, - кивнул Мазур. - Документы на груз, сухопутно изъясняясь.

- Так вот, на вопрос о характере груза наш бородач, не моргнув глазом, заявил: у него в трюме нет ничего особо интересного: двести бочонков вина для Барралоче, а, кроме этого - полдюжины каких-то заколоченных ящиков, о содержании коих он не имеет никакого понятия... поскольку они принадлежат сеньорам русским дипломатам, что подтверждается соответствующими надписями.

Офицер послал солдата кинуть беглый взгляд на груз в трюме, этим дело и кончилось...

Мазур подобрался. В трюме не было ничего, принадлежащего им с Кацубой.

Кое-что они прихватили из столицы, конечно - ту часть снаряжения, что не особенно оттягивала бы плечи. В конце концов, как признал Франсуа, чуточку подозрительно было бы выехать из столицы вообще с пустыми руками - вот и пришлось кое-что купить: пара самозарядных винтовок, пара помповушек, гамаки и накомарники, всякая мелочевка вроде биноклей, компаса, аптечек и аварийного запаса. Все это, умело упакованное, заняло две объемистых спортивных сумки, пребывавших в их каютах. И ничего другого...

- Вы с Лопесом, случайно, никаких ящиков не прихватили? - обернулся Кацуба к Ольге.

- А зачем? - пожала она плечами. - У нас только сумки: одежда, гамаки, разные мелочи. Сумки в каютах... и потом, с какой бы это стати, будь у нас некие ящики, мне или Лопесу писать на них, что они принадлежат русским дипломатам? Лопес - полицейский, а я - ответственный сотрудник министерства, к чему нам заниматься мелким мошенничеством? Кстати, по нашим законам, дело подсудное, можно нарваться на серьезные неприятности...

- Я, собственно, вас ни в чем таком и не подозревал, - сказал Кацуба. - Но загадочка, согласитесь, пованивает? У вас будут какие-нибудь версии?

Ольга старательно углубилась в раздумье, длившееся совсем недолго:

- Не стоит ломать голову. Все, по-моему, просто и примитивно. Банальная контрабанда. Барралоче - в ста километрах от восточной границы, там процветает контрабанда, испокон веку... так, по-моему, говорится? О подобных случаях я наслышана, капитаны частенько выкидывают такие номера: поддельные документы, фальшивая маркировка, символы освобожденных от досмотра или не вызывающих подозрений служб и учреждений... С фальшивыми грузами, якобы принадлежащими нашему министерству, полиция уже сталкивалась. Один весельчак, обнаглев, пометил ящики реквизитами ДНГ, никто и близко не подходил, но, на его беду, на причале оказался сотрудник ДНГ, моментально заметил неточности в маркировке, весельчак давно уже похохатывает на каторге...

- И что прикажете делать? - спросил Кацуба. - Неприятная ситуация, знаете ли...

- По-моему, ничего и не следует делать, - подумав, сказала она. - Можно позвать Лопеса, он заставит вскрыть ящики... а дальше? Все равно ближайшая гражданская, военная, полицейская и прочая власть - только в Барралоче. До того - лишь мелкие фермы и индейские деревеньки. Завтра утром позвоню в Барралоче, у меня ноутбук снабжен и спутниковым телефоном... и на причале нас уже будут ждать, с ходу возьмут капитана за роскошную бороду... Как вам план?

- По-моему, ничего лучше и не придумать, - согласился Кацуба. - Только, когда пойдем веселиться, не забудьте, что по-испански я ни словечка не понимаю. Наши попутчики по поезду, голову могу прозакладывать, именно так и думают, я перед ними не светился...

- Вы прямо-таки шпион, - беззаботно улыбнулась Ольга, ничуть не подозревая, какие мысли после такой реплики обуревают двух друзей.

- Скажете тоже, - вздохнул Кацуба. - Шпион должен быть высок и обаятелен, с уверенным взглядом, манерами соблазнителя... когда речь идет о женщинах.

- Иными словами, вы рисуете портрет коммодора? - она, развеселившись, кивнула на Мазура.

- А что, он уже пробовал вас соблазнять?

- Ну что вы, коммодор - вопрощение благонравия... Пойдемте, господа? Мне и в самом деле нравится идея насчет бала, нужно переодеться. А с загадочным грузом разберемся в Барралоче...

Она первая направилась к трапу. Мазур, спускавшийся замыкающим, зацепился рукавом пиджака за железную решетку, ограждавшую кормовую палубу. Ольга с Кацубой уже скрылись внутри. Чертыхнувшись, он повернулся к чуточку приржавевшей мелкоячеистой сетке - и обнаружил, что решетка здесь ни при чем. Это человек, стоявший к ней вплотную, просунул пальцы в ячейки и цепко ухватил Мазура за кончик рукава.

- Сеньор? - вопросительно произнес Мазур, слегка дернув рукав.

Тот - он был пониже Мазура ростом, гораздо субтильнее и на первый взгляд никакой угрозы не представлял - покладисто выпустил рукав, беспокойно пошевелился и вдруг сказал:

- Es bonito el dia, senor, verdad? <Чудесная погода сегодня, сеньор, не правда ли (исп.)?> Мазур его понял: эту фразу он слышал частенько и успел к ней привыкнуть.

- Си, бонито, - ответил он, вполне возможно, безбожным образом греша против испанской грамматики.

Человечек обрадованно зашевелился, передвинулся левее, где было посветлей - Мазур определенно опознал в нем коротышку из поезда, уверявшего сержанта, будто видел пресловутую красную ленту. В лихорадочном темпе перетряхнув скудные словарные запасы, Мазур все же родил подходящий к случаю вопрос:

- Есте, куе паса <Примерный смысл: "Стало быть, что творится?" (исп.)>?

И словно прорвало засорившийся кран: коротышка, то и дело опасливо оглядываясь, ежась, шепотом затараторил, обеими руками изображая выразительные для него самого, но совершенно непонятные Мазуру жесты. Мазур отчаялся выловить в этом потоке слов хоть что-то понятное.

- Есперес... есперен <Подождите (исп.).>, - сказал он в совершеннейшем отчаянии - человек, сразу видно, старался. - Нон хабла эспаньолес... <Не говорю по-испански (ломаный испанский).> Ду ю спик инглиш, сеньор?

Сеньор, в свою очередь, замотал головой:

- Нон абла ченглезе <Не говорю по-английски (исп.).>...

- Тьфу ты, - в сердцах сказал Мазур по-русски. - Что же делать-то?

Помедленнее... как же это будет, твою мать...

Собеседник и сам видел, что имеет место диалог двух глухих. Потоптавшись, он заговорил медленнее, внятно, растягивая слова - и па сей раз кое-что стало вырисовываться.

Человечек произнес знакомое "полисиа" и "депто де насьональ гуардиа" - но при этом недвусмысленно тыкал пальцем в Мазура, явно подозревая его в прямой причастности то ли к одной из помянутых контор, то ли к обеим вместе.

- Нон! - сказал Мазур, старательной жестикуляцией решительно отметая столь лестные предположения. - Нон полисиа, дипломатико!

Человечек обеими руками изобразил на физиономии нечто очень похожее на густые усы, тыкал пальцем вдаль - уж не на Лопеса ли намекает? Колотя себя в грудь, несколько раз повторил:

"Копре, копре!" И вновь затараторил непонятное.

Отчаявшись его понять, Мазур поднял руку:

- Джаст минут... э-э... уно моменто! Уно моменто! - повторил он обрадованно, вспомнив, что здесь это словосочетание - не строчка из юморной песенки, а вполне осмысленная фраза. - Уно моменто, сеньор! Стойте здесь, здесь! - он потыкал пальцем в палубу и решительно направился внутрь.

В обеденном зале вяло перемещались оба стюарда, натягивая по углам гирлянды цветов, - судя по кислотным оттенкам и полному отсутствию запаха, искусственные. Стулья расставлены по углам, на длинном столе уже оформлен этакий фуршет - с дюжину бутылок, скудная закуска в виде орешков-чипсов-конфеток. Оживленный помощник капитана возился с большим черным магнитофоном, а Лопес, заложив руки за спину, наблюдал за ним с ленивой бдительностью, словно подозревал, что это не магнитофон, а бомба.

Больше никого в зале пока что не было.

Мазур проворно оттащил сержанта к двери:

- Лопес, что такое "копре"?

- Как бы вам объяснить, сеньор... - невозмутимо сказал сержант. - Это такой полицейский информатор... платный. А в чем дело?

- Там стоит тот чудак, что говорил вам в поезде насчет ленты. Называет себя копре и что-то пытается мне растолковать, но я ничего не понимаю...

- Ну, давайте посмотрим... - протянул Лопес, тем же мимолетным жестом, что давеча Мазур, коснувшись кобуры под полой белого пиджака.

Они вышли на палубу, приблизились к решетке.

- Где?

- Только что стоял вот здесь... - растерянно сказал Мазур. - Буквально только что...

Посмотрел сквозь решетку на тускло освещенную палубу: там давно уже приутих гомон, улеглась дневная суета, но все еще слышались и разговоры, и гитарный перебор, и пьяная перебранка, как на испанском, таки на русском.

- Поищем? - предложил Мазур, положив ладонь на решетку. - Тут не заперто...

- А стоит ли, сеньор? - протянул Лопес. - Чудак какой-то... Смылся. Может, он и вправду копре, а может, дурачится...

Похоже, ему очень не хотелось бродить в потемках среди третьего сословия в поисках неизвестно чего. Мазуру, впрочем, тоже.

- А может, его, пока я ходил... - Мазур покосился на мутную коричневую воду за бортом, чуточку взбаламученную волной от форштевня.

- Вздор, - решительно сказал Лопес. - Прирезать человека незаметно в таких условиях не так уж трудно, а вот выкинуть его незаметно за борт ни за что не удастся. Смотрите, там все держатся абсолютно спокойно... Не могут же они все быть в сговоре? Пойдемте, сеньор коммодор. Завтра я его найду и поговорю... да и этими загадочными ящиками стоит заняться, сеньорита Карреас мне уже рассказала.

- И все же... Мне показалось, он настроен очень серьезно.

- Но вы ведь не поняли ни слова?

- Увы... - пожал плечами Мазур. - "Депто де насьональ гуардиа", "полисиа", что такое "копре", узнал от вас...

- Ну хорошо, подождем, - терпеливо вздохнул Лопес.

Они постояли у решетки, выкурили по сигарете, но загадочный собеседник Мазура больше не объявился, а на палубе царил прежний покой, нарушаемый разве что пьяным гомоном. В обеденном зале громко заиграла музыка.

- Пойдемте, сеньор? - предложил Лопес с ноткой нетерпения.

Мазур видел его насквозь: когда еще скромному сержанту придется повеселиться на равных в компании, где хватает самых настоящих господ и дам из общества...

Все уже собрались - и Кошачий Фред, державшийся с уверенностью истинного янки, и пожилой пехотный подполковник, державшийся, наоборот, крайне чопорно (представляясь Ма-зуру, он назвал длиннющую, компонентов из пяти, фамилию патентованного идальго), и инженер с нефтепромыслов с женой, и Сеньор Мюнхгаузен, и желчного вида пожилой негоциант с супругой, и молодой, разбитной негоциант с девушкой, которую он именовал племянницей (чему многие в глубине души явно не верили), и еще с полдюжины ненадолго сведенных судьбой пассажиров "О'Хиггинса". Ничего удивительного не было в том, что помощник явился первым и вновь увивался вокруг Ольги, но и капитан, вот чудо, почтил своим присутствием плавучую вечеринку. Мало того, "первый после бога" изо всех сил старался выглядеть не олимпийским небожителем, а радушным хозяином, исполненным самой теплой симпатии к гостям.

Не было ни особо искрометного веселья, ни натянутости - просто-напросто маявшиеся дорожной скукой путешественники искренне пытались развеяться, насколько позволял скудный ассортимент развлечений. Из каковых имелись лишь вино, танцы и болтовня, но все, в конце концов, относительно, так что полезно вспомнить пословицу о дареном коне...

Случилось, правда, то, что частенько случается и в самых светских компаниях, и в компаниях попроще - безмолвный дамский поединок. Белозубая Мэгги (девица, надо признать, смазливая) явно решила сыграть почетную роль королевы бала, придя в алом платье, невероятно вычурном, украшенном всевозможными причиндалами, точное название которых вряд ли знал хоть кто-то один из присутствующих лиц мужского пола, и Мазур в том числе. Сложная конструкция из модного журнала, похоже, стоившая приличных денег.

Какое-то время она и впрямь королевствовала - пока не явилась Ольга, в довольно простом синем платье, правда, со своими немаленькими бриллиантами в ушах и на шее.

Королева мгновенно потускнела. Дело тут было не в особой пристрастности Мазура - просто-напросто против стандартной штатовской девочки, усредненно-красивой, сытой и опрятной, вдруг начала играть порода. Все в зале это чувствовали. Господа русские дворяне "с кости и крови", в эмиграции отнюдь не бедствовавшие, ненароком слив родословные с потомками гордых кастильцев, привыкших быть царями и богами в своих необозримых асиендах, произвели на свет достойного потомка. Ольге ничего не приходилось играть, в отличие от соперницы, за ней с раннего детства стояли гербы, родословные древа, фамильный гонор, а самое главное - богатство, без которого даже отпрыски королей быстренько превращаются в обычных клерков, с соответствующими манерами и стилем общения...

Мэгги проиграла мгновенно - что, конечно же, понимала. О ней вовсе не забыли, получала свою долю комплиментов, приглашений на танец и откровенных взглядов, но королевой теперь была другая. Не прилагавшая к тому особых усилий, словно бы даже не подозревавшая о немой битве. И бедная Мэгги не всегда и скрывала внутреннее кипение...

Вот только Мазуру эта мгновенная смена царственной особы на несуществующем здешнем троне не принесла никаких реальных выгод, если не считать потаенной гордости за дальнюю, как ни крути, родственницу. Как-то так все время выходило, что ему, несмотря на все маневры, не удавалось оказаться рядом с Ольгой или хотя бы один-единственный раз пригласить на танец. Его постоянно оттирали - разумеется, с соблюдением всех мыслимых светских приличий: то капитан завладевал ее вниманием, то помощник уводил танцевать, то сеньор подполковник вспоминал об общих знакомых из столичного высшего общества, втягивая Ольгу в пустейший, на взгляд Мазура, разговор сплошное перечисление фамилий, поместий, вопиющих мезальянсов удачных браков и балов в президентском дворце. Даже сухой, как вобла, негоциант оживился и увлекся настолько, что получил от столь же костистой супруги быстрый выговор украдкой.

Осознав тщету своих усилий и сообразив, что еще немного - и его потуги выйдут на свет божий, откроются публике и предстанут смешной суетой влюбленного недоросля, Мазур нашел в себе силы отказаться от безнадежного предприятия. Протанцевал с женой инженера (особой молодой и, в общем, приятной), светски побеседовал с Сеньорой Костистой (томно обмиравшей оттого, что она с бокалом шампанского в руке общается с самым настоящим дипломатом), рассказал Кошачьему Фреду старательно переведенный в уме на английский анекдот о марсианине в автобусе - после чего с чувством исполненного долга занял позицию у стола, где еще оставалось изрядно шампанского (и, по заверению капитана, запасы можно было в любой момент пополнить). Рядом столь же решительно бросили якорь Фред (прикипевший к одной из двух бутылок виски, выглядевших среди шампанского парочкой вагабундос <Вагабундос-бродяги (исп.).>, невесть как затесавшихся в приличное общество) и Сеньор Мюнхгаузен, который ничуть не рвался танцевать и ухаживать за дамами, зато был не дурак выпить, а оросив спиртным душу, начинал плести свои бесконечные байки.

Вот и сейчас, бодро опустошив пару немаленьких фужеров, он пустился повествовать Мазуру с Фредом, как однажды собственными глазами видел на реке Уакалере безмятежно плывущую двадцатиметровую анаконду. Мазур дипломатично помалкивал, Фред откровенно похохатывал, а потом в отместку рассказал про первых голландских колонистов на будущем Манхэттене, которые, чтобы избавиться от лишних ртов, лютыми зимами по особенной, только им ведомой методике месяца на три замораживали своих бабушек, дедушек и прочих бесполезных едоков, а весной возвращали к жизни.

- Абсурд! - выкатил глаза Мюнхгаузен.

- А почему? - невозмутимо вопросил Фред. - Ты, парень, укороти свою анаконду, тогда я, глядишь, насчет голландских бабушек немного подисправлю... Квит на квит, а?

Обиженный Мюнхгаузен надулся, полностью переключив внимание на шампанское. Фред подтолкнул локтем Мазура и тихонько посоветовал со своей обычной простотой:

- Полковник, ты чего киснешь? Ты ее поведи гулять по палубе, а я этому петуху, если надо, ряшку почищу... Луна там, звезды, и прочие кайманы, вы ж с ней одного поля ягода, не то что я, кошачий антиквар...

Мазур взглянул на Ольгу, танцевавшую в объятиях пыжившегося от законной гордости помощника: тьфу ты, даже этот коробейник из Коннектикута заметил...

- Девочкам нужна романтика, как в Голливуде, - продолжал простяга Фред.Типа того: я, мол, стою на мостике крейсера, гляжу на звезды, а на сердце так одиноко без чистой любви... Что я, не знаю, как моряки умеют? У меня кореш моряк, всех баб штабелями укладывал - так он на авианосце какой-то мелкий хрен пониже боцмана, а ты целый полковник... Не, точно, давай, я его отсеку, а ты веди девочку гулять, от нее ж умом можно рехнуться...

Мазура подмывало воспользоваться советом и принять посильную помощь неожиданного союзника. Не успел - помощник проворно сменил кассету, грянуло что-то томное, в ритме танго, и Мазура ухватила за руку решительно настроенная Мэгги:

- Пойдемте, полковник? Вы словно и не моряк, честное слово, - на женщин смотрите, как на фонарные столбы, вас и заподозрить могут в чем-нибудь другом, хотя я и не знала ни одного морячка, который был бы голубым...

- А вдруг? - сказал Мазур, положив руки ей на талию. - В конце концов, у вас в Штатах голубые нынче - уважаемое меньшинство, скоро, смотришь, и в большинство превратится...

- Надеюсь, обойдется, - отрезала Мэгги, прижимаясь к нему. - Если наш милашка Билли вваливает девочке за щеку прямо в Белом доме - Америка еще на традиционный секс не наплевала... Я вас шокирую, полковник?

- Ну что вы, - сказал Мазур, колыхаясь в ритме. - Приятно видеть сторонницу традиционных ценностей...

- Вот это уже лучше, - сказала подвыпившая Мэгги, закинула ему на шею обнаженную руку и прижалась так, что все недомолвки начинали улетучиваться.И не пяльтесь вы на эту белокурую светскую стервочку, все равно не обломится, такие, прежде чем пустить мужчину в постель, проверят родословную под микроскопом, у нас в Штатах таких холеных сучек тоже хватает, насмотрелась, и в школе, и в колледже... - в ее голосе звучала нешуточная обида. - Только все они, если копнуть, в душе последние шлюхи...

Этот клинч все меньше напоминал танец - Мэгги прильнула к нему так, что Мазур едва мог изображать медленную пародию на танго, оба раскачивались под стон "битлов":

You'll never know how much i really love you,

You'll never know how much i really love you, care.

Listen, do you want to know a secret?

Do you promise not to tell?

<Ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя,

Ты никогда не узнаешь, как ты нужна мне.

Послушай, хочешь, открою тебе тайну?

Обещаешь никому не рассказывать?>

В сторону Ольги неловко было смотреть. Мазур осторожненько попытался чуточку отклеить от себя затянутое в тесное платье горячее тело - не получилось.

- Выведи меня на свежий воздух, - шепнула на ухо Мэгги. - Я, кажется, надралась, нужно проветриться...

- Не так уж и надралась...

- Выведи. А то шампанское на голову вылью, будет скандал...

Плюнув мысленно, Мазур потащился к выходу. Клятая девка повисла на руке, прижималась, как к личной собственности. Едва оказались в коридоре и свернули за поворот, остановилась, ловко прижала Мазура к стене и без лишних разговоров забрала его губы в рот, правой рукой шаря пониже ватерлинии предельно недвусмысленно. Он деликатненько высвобождался. Когда Мэгги попыталась встать перед ним на колени, дураку понятно, для чего, улучил момент и переместился правее по стеночке.

Она осталась на ногах, раздраженно спросила:

- Ты что выделываешься? Не хочешь здесь, пошли ко мне.

- А Дик?

- Дик и не пискнет, будь уверен. У нас свободные отношения свободных людей, усек?

- Это ты так говоришь, - сказал Мазур. - А он может об этом и не знать, выскочит с пистолетом, получится жуткий скандал, я как-никак дипломат, должен думать о репутации...

- Брось. Все так и обстоит. Пошли? Припомнив кое-что из классики, он громко произнес:

- Ваши ковры прекрасны, но мне пора...

- Какие ковры? Какие еще, в жопу, ковры? - Она подбоченилась, так ничего и не понимая, но догадавшись уже, что ее прелестями решительно пренебрегают. - Ага-а... Западаешь на эту сраную аристократку? Все равно ничего не получится, такие ложатся или под активных лесби, или под каких-нибудь маркизов с наколотым на хрене родовым гербом...

- Хватит, - сказал Мазур уже серьезно. - Давай разойдемся по-хорошему, дорогая.

- Ах ты, дипломат траханый...

Она бросилась, растопырив коготки и всерьез собираясь на совесть пройтись ими по Мазуровой физиономии. Мазур, коему услуги такой, с позволения сказать, визажистки были ни к чему, вовремя поймал ее за запястья и немного попридержал, увернувшись от удара коленкой в пах. Девочка была не из слабых, еще какое-то время трепыхалась, пытаясь его достать, но потом смирилась, не столь уж была и пьяна. Зло бросила:

- Пусти, тварь!

- Отпущу, - сказал Мазур. - Но, честное слово, если опять начнешь дрыгаться, успокою без оглядки на пол. У вас в Штатах, насколько я знаю, феминистки в голос вопят, что к женщине буквально во всем нужно относиться, как к мужчине, не делая сексистских различий? Считай, что их идеи меня достали до самого сердца, проникся и принял... Усекла?

- Пусти, - угрюмо попросила она. - Черт с тобой... Импотент. Буржуазная свинья...

Разжав пальцы, Мазур изготовился, чтобы при необходимости выполнить обещанное. Мэгги, однако, отступила, пытаясь испепелить его взглядом:

- Попомнишь еще, скотина!

Поправила сползшую бретельку и удалилась в сторону бального зала походкой, которая ей наверняка казалась исполненной презрения. Осмотрев себя и обнаружив, что ширинка в результате женских усилий расстегнута донизу, Мазур привел себя в нормальный вид, пожал плечами и пробормотал под нос одну из любимых литературных фраз:

- Таков печальный итог...

В зале продолжалось веселье. Поразмыслив, он потащился на верхнюю палубу и долго торчал там, не мучаясь никакими особенными терзаниями, бездумно глядя, как порой в луче прожектора вспыхивают алыми рдеющими угольками глаза кайманов. "Смело идут речники, - констатировал он. - То ли прекрасно знают здешний фарватер, то ли аппаратура в рубке стоит отличная, с надежным эхолотом можно так лихо переть в лютом мраке..."

Когда во рту стало горчить от сигарет, направился вниз, к себе в каюту.

Лечь и выспаться без задних ног, благо время позднее, и пошло оно все к черту...

За поворотом коридора нос к носу столкнулся с Ольгой, уже взявшейся за вычурную ручку двери своей каюты. Никого, кроме них, в коридоре не было, вновь напомнило о себе все прежнее, и Мазур остановился возле нее, застыл классическим соляным столпом.

- Интересно, что у вас произошло? - Ольга уставилась на него лукаво, чуть хмельно. - Милая Мэгги влетела в зал с таким видом, словно ее изнасиловал Кинг-Конг... или, наоборот, отказался насиловать, как ни предлагали...