и что паспорт прописан по адресу той самой хибары, что наверху. Успел
убедиться в самый первый визит, пока хозяин пребывал в отключке. Да и бог с
ним, думал я. Что мне до того, как он решает свои бытовые и сексуальные
проблемы? Мне от него ничего, кроме пользы по сносной цене, не требуется.
Ведь и Полянкину обо мне тоже мало что было известно. Я придуривался,
общаясь с ним, изображал мелкого прохиндея, искренне восхищенного
образованностью и богатством старшего приятеля. Паритет взаимонезнания меня
вполне устраивал. До тех пор пока не случилась ситуация, в которой Мишаня
вдруг открылся мне с неожиданной стороны.
бормотать о том, что верить никому нельзя. Что если родная сестра может
предать, то уж чужой шибздик-уголовник -- тем более. А посему, мол, хотя я,
Олег, ничего лично против тебя не имею, но очень боюсь, что ты сболтнешь о
моем, так сказать, наследстве. Говоря все это, он нервно крутил в ручище
обоюдоострый коллекционный кинжал, изукрашенный золотом и рубинами. Тут-то
до меня и дошло: назревает типичная бытовуха. Это когда слово за слово -- и
собутыльник режет друга, а наутро искренне удивляется, как оно все это
вышло, и не верит, когда ему рассказывают -- как. Поскольку дело происходило
не на типовой кухоньке, а бог знает в какой глубине, имелись основания
полагать, что если он меня сейчас прирежет, то наутро обо мне напомнить
Мишане будет некому. Меня это не устраивало.
изрядно. Так что я тогда ему ножичком попользоваться не дал, маленько его
поучил и больше в гости к нему не захаживал.
Замерзнув до состояния звонкого пельменя и не желая впутывать в эту
передрягу друзей, решил плюнуть на осторожность, поскольку без помощи Мишани
мне с взрывоопасным приложением все равно не разобраться. И двинул к нему.
Тем более что скоро улицы опустеют и мной начнут усиленно интересоваться как
служители правопорядка, так и их антиподы.
затопинский адрес Пастуха, вложил кратенькую записочку с указанием места, в
которое собираюсь, и бросил письмо в ящик. Первая заповедь разведчика: держи
командира в курсе своих планов. Потом поймал "рафик" с эмблемой какого-то
банка и на нем добрался до платформы Палаховка. Отогревшись в машине, я с
удовольствием от ходьбы шагал со станции, вглядываясь и вслушиваясь в
сумрак. Здесь зима похожа на зиму: снег, как полагается, бел и пушист; ветви
деревьев оконтурены светлым, поблескивающим в лунном свете пунктиром.
Немного попетляв и не обнаружив слежки, опорожнил в сугроб невесть от чего
переполнявшийся на морозце мочевой пузырь. Вот она, солдатчина -- облегчился
и рад. На природе, при виде леса даже и облегчаешься с душевностью. Забросав
снежком свой грешок, отправился на улицу Третью Восьмомартовскую к дому
Полянкина. Левой рукой я сжимал ручку злополучного кейса и поддерживал сумку
с глушилкой, а правой мягко баюкал в кармане дубленки взведенный "Макаров".
Боевое оружие мне было положено в силу профессии, а что номер у Докова ПМ не
тот, что в моем удостоверении, -- так то дело десятое. Для себя я решил так:
если Мишаня проявит враждебность, то его я просто нейтрализую. А вот если у
него объявятся помощники -- этих уложу всех, к чертовой матери...
невзначай нагнулся и крутанул неприметную деревяшечку, скрытую за сугробом.
Подал Полянкину сигнал, что к нему во двор пробирается свой. Он меня
строго-настрого предупредил, чтобы я не забывал о сигнале. У него, дескать,
для незваных гостей и мины под снежком припасены. Правда это или нет, я не
гадал. Предупредили -- и на том спасибо. Всегда готов соблюдать правила
чужого распорядка. В Чечне необходимость этого очень популярно объясняли
невзрачные такие хлопушки -- "пальчиковые" мины. Махонькие, с пистолетным
девятимиллиметровым патроном и разрывной пулей. Звук у них тише, чем когда
комара пришлепнешь, зато ноги или гениталий -- как не бывало. Так что до
крылечка я шел осторожно, стараясь не сойти с плохо различимой тропки.
я для себя не видел. Некий хронометр отстукивал безопасные секунды,
приближая стрелку к красному сектору. И в то же время ноги наливались
тяжестью. Хуже нет этого внутреннего "стой там, иди сюда!". Кто знает, какие
сюрпризы ждут своего часа в кейсе, который я тащу? Чем да как встретит меня
наследственный жадюга? Тем более что в подземелье у него хватало места,
чтобы припрятать не одного жмурика. Но деваться некуда.
об упущенных возможностях. Гадай потом, что было бы, если бы рискнул. Иной
раз липнет какая-нибудь лахудра. Ни кожи ни рожи. Только соберешься вежливо
отвертеться, как тут же спохватишься: а вдруг это именно Она? Вдруг именно
без Нее вся жизнь впустую? Ну и пробуешь. Чтобы потом наверняка знать: зря
надеялся.
нашарил и вдавил некий сучок. Только потом толкнул дверь. Она оказалась
запертой, как всегда, если приходишь без предварительной договоренности. Но
и на этот случай были инструкции. Я, пару раз подпрыгнув, достал с притолоки
ключ. Опять поймал себя на мысли, что напряженно прислушиваюсь и
приглядываюсь, фиксируя каждое свое движение. Как на тропе войны. Похоже,
подсознание очень обеспокоилось и включило старые рефлексы.
кирпичные своды. Интерьер здесь здорово изменился за тот годик, что я не
появлялся. Коридор появился другой. Тоже из красного кирпича, но более
светлого и гладкого, чем старый. Сначала ход был прям, как проспект, на
пятнадцать-двадцать метров, потом начал делать резкие повороты через каждые
два -- три метра. Грамотно: тут каждый кирпич может закрывать бойницу, из
нее пульнут в тебя в упор, и ты ничего не заметишь. Не говоря уж о минах,
газах и прочих возможных сюрпризах, на которые Мишаня был мастер. Пистолет я
опустил. Пошел, непринужденно помахивая пустой правой. Эдакий беззаботный.
Полянкиных -- в сторону взгорка, на котором стояли городские хрущевки. Это ж
как глубоко нужно было врыть все сооружение, чтобы даже строители, копая
фундаменты, ничего не обнаружили? Наверняка и выходов тут несколько. Но куда
и как далеко они ведут -- то одному Мишане ведомо. Когда дошел до конца
коридора, до массивной, как в бомбоубежищах, крашенной суриком двери из
брони, дергать ее не стал. Спокойно ждал под обычным, в пожелтевшем
пластмассовом корпусе репродуктором. Рассматривал "заплатку" возле нижней
петли. Пять кирпичей, заметно более четких и светлых, чем родные. Мастер
клал их аккуратно и точно. Минут через пять послышался треск и хриплый, как
со сна, голос Полянкина:
тратить сил, времени и средств, чтобы содержать все обширное подземное
хозяйство в порядке?
насморк, хлюпал носом и тер его платком. Впрочем, он всегда нелюбезен, если
прибываешь без предварительного уведомления. И, как всегда, я начал молоть
языком, едва переступил высокий порог:
нужны позарез. Если не поможете -- кранты. Кроме вас, некому. Это только вы
обмозговать сумеете. Прижало меня, значит, так, что хоть репку пой... -- Я
частил, став, как обычно становился с Полянкиным, суетливым мужичком,
работающим на подхвате у более крутых.
поверил, что превосходит меня во всем. Сильнее, умнее, богаче и удачливее.
Да и как не поверить, если он старше на пятнадцать лет, тяжелее втрое и выше
на четверть метра? От нас, недомерков, не требуют, чтобы мы обманывали. Нам
только подыграть, и любой, кто длиннее, поверит, что он -- выше.
сначала влево, а затем и назад, по направлению к дому. -- Все как следовает
проверял. Никто за мной не увязался. Никаких хвостиков.
диванчики и столики исчезли. Появилась выгородка из двух советских еще, но
прилично глядящихся диванов, широкого низкого крытого пластиком под мрамор
стола и тумбочки-бара на колесиках. Я повесил на круглую стоячую вешалку
шапку и шарф, расстегнул дубленку с оттянутым пистолетом карманом и в ней
сел на краешек дивана. Кейс, не пряча браслета, положил на колени.
Полянкин, выпячивая живот. За то время, что мы не виделись, живот у него
надулся сильнее, а лицо стало гораздо шире. -- Что ж ты, Олег, такого
наворотил, что все-таки отважился зайти?
обычную фаянсовую кружку, пододвинул банку с кофе. Эти жесты гостеприимства
обнадеживали.
думается, что и не играю я вовсе в простачка, а как раз таковым и являюсь.
Прятался почти год где-то, а теперь пожаловал. Не боишься, значит? Стало
быть, приперло, раз отважился! Я так и знал, что еще свидимся и что я
пригожусь.
зарезать. Или намаялся, оттого что не стало слушателя и не с кем было
столько времени как следует выпить.
-- Здорово! Да я от вас-то и не прятался. Наоборот, боялся вас подвести.
Вдруг, думаю, следят за мной? Не-е, не такой я человек, чтобы вас, великого
специалиста, каких в Москве других нет, подставить из-за ерунды!
брякнуть лишнее. А с другой стороны, тот, кто больше молчит, тот и больше
опасений вызывает, верно? Привлекает больше внимания к каждому своему слову,