крестов, покрытых толстыми шапками снега, каменные изваяния скорбящих людей
и ангелов невольно заставляли сердце сжиматься. Огромные черные деревья,
беспорядочно возвышающиеся вокруг, протягивали к примолкнувшим путникам
голые ветки - иногда они вздрагивали, бесшумно взлетали потревоженные
вороны, роняя с веток снежную ласковую осыпь белого праха. Румянец сошел с
лица Брунгильды, она дрожала, и дрожала не от холода. Напряженно молчала и
Мура. Спускались сумерки, задул несильный, но неприятный ветер. Клим
Кириллович усомнился в разумности предпринятой ими прогулки. Сразу стало
понятно: найти безымянную детскую могилку без посторонней помощи
невозможно... Смотритель кладбища, худой мужичок в высоких сапогах и
черненом полушубке, повел их по узенькой притоптанной тропинке в дальний
угол погоста. Удивленно поглядывая на странных посетителей, он сказал им,
что за сиротской могилкой присматривает какой-то монах Авель с Подворья
Благозерского монастыря, кажется, он и сейчас там.
на белом снежном пространстве. Около свежей могилы застыл на коленях, спиной
к ним, монах в черном одеянии. Тень от фигуры была так же недвижна, как и он
сам. Клим Кириллович и его оробевшие спутницы шли тихо, не разговаривали,
замолк и смотритель. Монах, видимо, почувствовал их приближение, потому что
вдруг встал во весь рост, оглянулся, нахлобучил плотнее скуфейку,
внимательно и строго , посмотрел на них и пошел прочь от могилы. Он явно не
хотел с ними встречаться.
монаха. Он был высок ростом, выше Клима Кирилловича, а по тому, как легко и
стремительно он удалялся в розово-голубой сумрак зимнего дня, пришли к
выводу, что человек он, скорее всего, не старый. О том, что монах не
оставляет следов, Мура никому не сказала.
Мура. - Видишь, сколько свечечек натыкано в снег!
оплывшие зажженные свечи. Ничто не защищало свечи от стелющегося по земле
ветерка, но они продолжали гореть, и пламя поднималось к небу вертикально.
Снег возле свечей подтаял, обнажив кусочки почвы. Здесь, как показалось
Муре, пробивалась зеленая травка... Все трое немного постояли, ощущая, как
вместе с холодом сквозь тоненькие подошвы ботинок неумолимо поднимаются к
сердцу печаль и уныние. В этот момент затея с посещением кладбища показалась
им ненужной и глупой.
Коровкин изредка спрашивал их, не замерзли ли они. Уже совсем стемнело.
Празднично иллюминированные центральные улицы не радовали.
позднему возвращению дочерей спокойно, она доверяла доктору, - Клим
Кириллович отправился к себе на квартиру пешком, ему хотелось развеять
сгущающиеся в душе нехорошие предчувствия. И это ему почти удалось. Но
предпринятая душевная терапия дала результат кратковременный - едва
добившись равновесия, доктор был неприятно поражен сценой, которую ему
пришлось наблюдать возле особняка покойного князя Ордынского. Двое
полицейских выводили из ворот благообразного высокого старика с гордо
посаженной седой головой. Руки старца были заломлены назад, сопровождающие
грубо подталкивали его, несмотря на протесты арестованного, доносившиеся и
до доктора Коровкина. Доносились до доктора также брань и угрозы
полицейских. Доктор отвернулся с тягостным чувством и постарался забыть эту
сцену. Конечно, он не знал, что вскоре и сам окажется в непростой ситуации.
Глава 5
либеральных взглядов, даже социалистических, по крайней мере, о
необходимости уничтожения проклятого самодержавия Михаил Алексеевич Холомков
поговаривал. В небольшом городке, где провел Илья свою юность, имелся и
узкий кружок вольнодумцев, их невнятные, типографски неряшливые,
пересыпанные стихами прокламации революционного толка казались Илье вполне
безумными. Да и местные жители никак не хотели загораться прогрессивными
идеями, и ненужные бумажки ими если и читались, то тут же выбрасывались, а
то использовались для самых низменных нужд. Прогрессивные идеи Илью
Холомкова не волновали.
удовольствие, и самым мощным инструментом для достижения заветной цели
считал отнюдь не свое дворянское происхождение, а личную природную
привлекательность. Ее он осознал рано. Статный, с пышной светло-русой
шевелюрой, с правильными, если не сказать - античными чертами лица, чуть
удлиненным носом, Илья по утрам любовался в зеркале своими выразительными,
речной синевы, глазами. Именно глаза завораживали представительниц
прекрасной половины человечества, и покойная жена его как-то призналась в
интимную минуту, что едва не теряла сознание от его долгого пристального
взгляда
богатой, хотя и не дворянских кровей, сироте сделала его человеком
состоятельным. Немногочисленная родня не смогла отговорить беззаветно
влюбленную девушку от мезальянса с человеком без состояния, без профессии,
без образования. Юридический факультет университета он и правда не закончил,
но и без диплома Илья Холомков в свои двадцать восемь лет чувствовал себя
вполне комфортно. После смерти жены на второй год после свадьбы -
трагическая случайность на горном курорте в Швейцарии, о которой Илья не
любил вспоминать, - он пользовался дивидендами ее хорошо вложенного
капитала. Состояние, доставшееся от жены, давало ему возможность жить
безбедно. Своим маленьким слабостям, а они у него, как и у каждого человека
были, Илья Михайлович потакать мог.
выполнял обязанности секретаря у князя Ордынского, куда Илью Михайловича
Холомкова определил господин Пановский. Чтобы попасть на эту ненужную Илье
службу, потребовалась протекция со стороны княгини Свияжской, хлопотал о
протекции все тот же Пановский.
перегружал своего секретаря работой. Престарелый князь, человек среднего
роста, сухой, с темным худым лицом, хищным крупным носом, острым
подбородком, с жесткой складкой бесцветных губ, был немногословен, речь вел
четкую, деловую, хотя и старинным слогом. Свои архивы князь разбирал сам,
иногда привлекая к этому пыльному делу камердинера Григория. Илья Михайлович
встречался с князем в его кабинете в двенадцать часов и к трем уже
освобождался, если князь не давал каких-либо дополнительных поручений.
деловую переписку. Князь был тесно связан с Обществом любителей древней
письменности и занимался поисками списков "Слова о полку Игореве". Письма к
нему стекались со всей России. Князь не мог смириться с тем, что оригинал
безвозвратно утрачен, и его доверенные лица разыскивали древнюю рукопись.
Искали в ярославских монастырях - князь считал, что в ярославских землях
должны оставаться старинные копии. Искали и в Москве - в подземных тайниках
набережной Москва-реки, пытались проникнуть в подземелья дома
Мусиных-Пушкиных на Разгуляе, дома, не горевшего во времена нашествия
французов. Денег на безумные поиски уходило много, о неумеренной
расточительности князя Илья мог судить по суммам, указанным в письмах
корреспондентов.
маниакальной. В разговорах и письмах Ордынский нелестно отзывался о
Карамзине, называл его франкмасоном, прихвостнем, блюдолизом, шарлатаном, а
все из-за того, что якобы из-за ложного заключения Карамзина автор "Слова"
считался неизвестным. Князь Ордынский с той же маниакальной настойчивостью
пытался доказать, что автором "Слова" являлся сам князь Игорь, ибо только
сам князь мог на равных обращаться к другим князьям (называя их "братие"),
знать более сорока княжеских имен из восьми поколений, только князь мог так
разбираться в оружии, доспехах, соколиной охоте...
посторонних глаз. Раз в неделю - по изначальному уговору - Илья обязан был
приходить в кабинет ресторана "Семирамида", где его поджидал человек
Пановского, агент сверхсекретного бюро Департамента полиции. Илья подробно
рассказывал ему обо всем виденном и слышанном в доме Ордынского, о
содержании каждого письма. Сообщения Холомкова неизвестный визави
выслушивал, как правило, с нескрываемым неудовольствием, все фамилии он
аккуратно записывал и удалялся. Почему за князем велось такое наблюдение,
Илья не мог взять в толк. Князь никого не принимал, сам никуда не выезжал,
ничего противозаконного ни в поступках, ни в письмах, ни в высказываниях
князя Илья обнаружить не мог.
значительной фигурой являлся Григорий, старый камердинер хозяина, сам
похожий на аристократа, зачем-то примерившего костюм прислуги. Высокий,
молчаливый, с удивительно правильными чертами лица - будто с какой-то фрески
сошел, великомученик Земли русской, да и только.
в какие разговоры о прошлой и настоящей жизни князя Григорий не вступал, он
презрительно оглядывал Илью Михайловича и молча удалялся. На плечах этого
человека лежало обустройство быта княжеского дома, закрытого для чужих глаз.
Григорию князь доверял безусловно, они часто о чем-то негромко беседовали,
но о чем Илья не знал, сквозь плотно прикрытые двери доносилось только
невнятное бормотание. Среди домочадцев числилась и пожилая экономка, такая
же неразговорчивая, как и Григорий. В парадных комнатах она появлялась
редко, все приказания ей отдавал камердинер, да она и сама знала свои
обязанности: комнаты, белье содержались в безукоризненной чистоте, завтрак,
обед, ужин подавались вовремя, стол и напитки, и еда отличались особой