Чтение 8–й страницы книги ~Вид на битву с высоты~

Десятиметровым был даже кабинет всемогущего академика Бенгура, временно
исполняющего обязанности директора Института экспертизы. Настоящий его директор
доктор Полоний Лепид уже третий год как исчез, что, говорят, входило в
долгосрочную программу института. Самое удивительное, что по личному указанию
всеведущего Александра Федоровича Андреева ему продолжали начислять зарплату с
учетом инфляции, все виды вознаграждений и даже вручили Ломоносовскую медаль,
которую получил за доктора академик Бенгур.

Наступил тот первый день, когда мы с Катрин подошли к дверям института на
Полянке. На двери висела табличка, сообщавшая о том, что мы стоим у входа в
Институт научно-технической экспертизы РАН, что не вызывало у прохожих никакого
интереса. Впрочем, и я бы в иной день миновал табличку без трепета. Мало ли что
положено проверять этому институту?

В холле было прохладно и гулко. Матвеич продрал очи и спросил:

- Ты кого привела, Ольсен?

- К Калерии Петровне, - ответила Катрин.

- Так и запишем, - ответил Матвеич. Но конечно же, ничего записывать не
стал. И нечем и не на чем.

- Калерия у Мироныча, - сказал вахтер.

- Мы подождем.

Катрин шла на шаг сзади и легонько подталкивала меня в спину, чтобы я не
сбился с дороги. А сбиться я мог бы, потому что коридор шириной чуть меньше
метра извивался вдоль здания, а так как был разгар утра и никто еще не
утомился, то десятки сотрудников института спешили по этому коридору, создавая
пробки и не всегда улыбаясь при столкновении.

Потом мы уткнулись в дверь с табличкой золотом на черном стекле:
"Лаборатория №16 Т.С.".

В лаборатории Т.С. было две комнаты, в одной сидела девушка Тамара, она
вяло тыкала пальчиками по клавишам - на экране компьютера шустро бегали индейцы
с томагавками. Тамара сразу в меня влюбилась, видно, понимала толк в мужчинах.

Второй человек мне не обрадовался. Он оказался лаборантом Сашей Добряком,
юным джентльменом парикмахерской красоты с черными бакенбардами. Саша Добряк
собрался в местную командировку, то есть в "Детский мир" покупать себе
велосипед, а в присутствии Катрин он сбежать не смел.

- Гарик будет работать у нас, - сказала Катрин.

- Ой, как хорошо! - сказала влюбленная в меня Тамара.

- А у нас по штатному расписанию единиц нет, - отрезал Добряк.

Остальным про штатное расписание и единицы думать не хотелось.

- Тогда будем пить чай, - сказала Тамара. - Самое время начинать.

- Я буду кофе, - сказал Добряк. - И без сахара.

- Он у нас худеет, - сообщила Тамара;

Добряк был сказочно худ, но оказалось, что он худеет авансом, так как у
него плохая наследственность.

Все окружающие посматривали на меня, словно знали, что я вот-вот погибну,
но улыбались сдержанно и понимающе - я был не первой жертвой Калерии Петровны.

Надо сказать, что бывают обыкновенные дни, когда Калерия Петровна выглядит
просто очаровательной женщиной и роковой опасности для мужчин не представляет.
Наоборот, им хочется ее опекать, холить, лелеять и выделять кредиты на
лабораторию - самую дорогостоящую лабораторию во всей Академии наук.

Но бывает Один-из-Тех-Дней.

Обычно раз в неделю, ближе к воскресенью.

Катрин, знавшая об этом, привела меня именно в такой день.

Катрин с Тамарой накрывали на столик, занимавший четверть площади
выгородки завлаба. Добряк вяло развлекал меня разговорами о футболе. Разговор
все время прерывался. Мои новые знакомые смотрели на дверь, затем обращали
взоры ко мне, словно хотели сказать нечто важное, будто хотели предупредить
меня - беги, - но в последний момент сдерживались.

Впрочем, я мог ложно истолковать эти взоры и вздохи. Состояние мое было
нервным.

- Ничего в ней особенного нет, - сказал Добряк. - Завлаб как завлаб.

И окружающие согласно закивали.

И тут дверь резко распахнулась, и в ней, словно в драгоценной раме,
оглядывая нас быстрым взглядом, остановилась женщина средних лет, среднего
роста, сероглазая, русая, формально обыкновенная.

Но это был Один-из-Тех-Дней.

И я погиб.

У меня возникло желание тут же рухнуть на колени и возопить:

"Госпожа моя, прекраснейшая из женщин Вселенной! Умоляю тебя, владей моим
сердцем и душой, владей моими поступками и желаниями, ибо цель моей мелкой
жизни, смысл ее заключается в том, чтобы стать твоим послушным рабом и
исполнять твои самые нелепые капризы".

- Вы - Гарик Гагарин! - произнесла Калерия Петровна низким, полным
внутреннего звона голосом. - Мне о вас много рассказывала Катрин. Ну как,
надумали у нас поработать?

- Конечно, Калерия Петровна, - ответил я. - В руководимой вами... вашей
лаборатории. Только платить мне не надо...

- А я много платить и не смогу, - ответила Калерия Петровна и рассмеялась.

Остальные тоже смеялись.

Серебро, которое звенело в голосе Калерии, принадлежало английскому
герцогскому сервизу.

Калерия Петровна обнаружила свои способности в восьмом классе средней
школы, когда, к негодованию таких школьных звезд, как Алиса Шарапова и Тамарка
Петкова, внимание всех подростков было обращено к ней. Но следует признать, что
она вызывала чувства возвышенные, добрые и нежные, так что даже ее собственные
родители ни о чем не догадывались, пока из ревности чуть было не отравилась
Людмила Н. из соседнего класса.

Следует отдать Калерии должное - она старалась не привлекать внимания
мальчиков и мужчин и рано вышла замуж за молодого человека, который отличался
от остальных юношей тем, что почти не обращал на Леру внимания.

С возрастом таинственное качество - способность очаровать любого мужчину
куда стремительней шемаханской царицы - лишь усиливалось. Наконец ею
заинтересовались психологи, а затем Леру пригласили в Институт экспертизы, где
ее изучал, и безуспешно притом, сам доктор Полоний Лепид. Затем он пригласил ее
в институт на работу. И Калерия, будучи женщиной решительной и неглупой, в
несколько лет прошла путь от младшего научного сотрудника до завлаба и доктора
биологии.

Лаборатория занималась Тупиковыми Ситуациями. То есть ей доставались
проблемы, от которых отказались все остальные отделы и лаборатории института.
Процент провалов в работе Калерии и ее сподвижников был высок, зато и
достижения, если случались, были невероятны.

Так что я был не первым уродом, которого позвали в институт, чтобы
находился под рукой.

Разумно.

Но я не знал, что кроме меня в институте трудится целый коллектив людей и
нелюдей, которые не укладываются в нормы, придуманные для "сапиенсов".

В тот момент я мечтал только об одном - чтобы меня взяли на работу в
лабораторию Калерии Петровны.

- Конченый человек, - отозвался обо мне Добряк.

- Может быть, я его убью, - сказала негромко Катрин.

- Ты его. никогда не убьешь, - ответила Калерия и протянула мне узкую
жесткую ладонь. - Калерия Петровна, заведующая лабораторией. Гожусь вам...

- В старшие сестры, - подсказала Тамара. - Гарику двадцать семь, а вам
тридцать шесть.

- Пока тридцать пять, - поправила ее Калерия Петровна, у которой тоже были
маленькие слабости.

- Я хотел бы работать в вашей лаборатории, - сказал моими устами Гарик. -
Я родом из детдома, ничто меня к жизни не привязывает. Так что можете
рассчитывать на меня...

- Он хочет, чтобы мы заменили ему семью, - сказал Добряк, саркастически
улыбаясь.

- Я провожу Гарика в отдел кадров, - сказала Тамара. - Чтобы Катрин по
дороге не выцарапала ему глаза.

Они смеялись, я им казался забавен.

Но с того дня я, честный советский инопланетянин и рядовой
дезертир-археолог, стал полевым сотрудником лаборатории Тупиковых Ситуаций
Института экспертизы Российской академии наук.

Я могу рассказать немало интересного о первых моих месяцах в институте.
Если отыщу в себе талант новеллиста. Девяносто процентов дел, которые мы
расследуем, оказываются на поверку чепухой, девять процентов достойны лишь
краткой новеллы, и даже не по научной значимости дела, а по человеческим
отношениям, открывающимся во время расследования. Лишь один процент - раз в
год, раз в три года - оказывается достоин романа.

С романом, который чуть не стоил мне жизни и унес с собой жизни многих
людей, я столкнулся через семь месяцев после прихода в нашу лабораторию. А до
того участвовал в трех расследованиях, из которых одно стоит новеллы, а два
других недостойны упоминания в анналах.

Новелла, которую я мог бы написать, касалась письма из поселка Каруй
Вологодской области, где сообщалось, что у них там приземлился беспилотный
космический корабль явно неземного происхождения. Так как письмо показалось
беспредметной шуткой, позвонили в тамошний руководящий орган - не помню уж, как
он назывался, но каруйское руководство начало темнить, не отрицая факта, и
доказывало, что сам по себе он не стоит упоминания. Наконец каруйцы признались,
что корабль на самом деле приземлялся, был: взят под охрану милицией, а потом
отправлен в область, потому что был небольшого размера и помещался в кузове
"КамАЗа". С Иваном Дмитриевым из космического отдела мы поехали на поезде в
Каруй и отыскали там свидетелей космического чуда, уверенных в том, что чуждый
посланец инопланетного разума уже давно разобран на винтики в Академии наук,
потому что эта Москва все лучшее берет себе.

Мне понравился Каруй и тамошний народ - серьезный, неторопливый, верящий в
то, что небо бесконечно, а на Марсе тоже живут люди. Москву каруйцы не любили с
XV века, когда она начала завоевывать каруйские земли и устанавливать налоги.