Меня можно было бить, а мне все равно. Да и не хотелось мне глядеть на
морды бродяг.
убили только за то, что он был в моем ошейнике. А если бы у меня не
отобрали ошейник? Тогда бы мой труп валялся на свалке! Неужели ничего
нельзя поделать? Я убежден, что наблюдаю произвол милиционеров, которых
раньше считал верными друзьями порядка. А что, если это не произвол, если
существует где-то указ, по которому любимец, обманувший надежды спонсоров,
подлежит уничтожению?
бы я знал раньше, клянусь великим спонсором, я бы никогда не убежал. Да
отрежьте мне хоть обе руки и ноги, только оставьте меня возле миски со
вкусной пищей, у мирно журчащего телевизора, на моей мягкой подстилке! О,
где ты, моя хозяйка? Я не желаю быть отщепенцем!
старался плакать так, чтобы не привлекать к себе внимания... впрочем,
никому до меня и не было дела.
возраста, грязная настолько, что нельзя было понять, одета она или нет.
Голос у нее был хриплый, надтреснутый, почти неразличимый. - Ты парень
красивый, - повторила она и подмигнула мне.
отчаянный момент я бы предпочел быть рядом с обыкновенным чистым любимцем.
помойкам да по лесам зачем нужны? Трудяг у них дефицит. Некому помирать на
каторге. Если будешь себя умно вести, останешься живой и попадешь на
легкое вкалывание, может, протянешь годик-два, а там и в бега уйдешь.
на уголь - это конец в две недели.
Может быть, потому, что иного выхода у меня не было.
придумаешь, что ли?
самое лучшее - на кондитерскую!
один любимец не станет убирать комнаты или чистить нужники - лучше смерть!
улыбнулась.
бродит.
домашний!
проволокой поле, где мы и просидели до утра. Просидели - неточное слово.
Я, например, пропрыгал все это время, стараясь согреться и мучаясь от
жестокого холода. Если бы я был иначе воспитан, я бы отнял тряпку у
кого-нибудь из старых людей - так, я видел, делали молодые и наглые.
сидела и женщина, учившая меня изображать из себя инвалида. Она позвала
меня, и я сел с ней рядом - мне стало немного теплее.
приятелю, - мы с ним в Москве жили. Ты в Москве был?
не положено.
было теплее - его со всех сторон окружали люди. И он сказал:
вонючке отобрал, помнишь?
накинулись.
обидно, но я молчал. Если молчишь, то на тебя не так сердятся. Если
оправдываешься, то тебя обязательно выпорют, это первый закон домашнего
любимца.
Кривого убили, а нас всех забрали.
ошейник у него отбирать? Каждый жить хочет, только жить надо, чтобы других
не обижать. Кривой обидел, и нет Кривого - это закон.
сказал:
меня грели другие люди, и было сносно.
кучу, что мои конечности затекли, и я не знал, где мои ноги, а где чужие.
и люди, вошедшие туда, казались безногими. Они медленно плыли в нашу
сторону, и моему воображению, одурманенному холодом и стремительными
событиями последних суток, казалось, что вокруг меня происходит
черно-белый или, вернее, серо-белый телевизионный танец.
милиционер в каске-раковине, надвинутой так низко, что она оттопыривала
уши и закрывала лоб. - Стройся по одному!
нами было бесчеловечным, так не обращаются даже с комарами. Сейчас мы
потребуем еды или хотя бы возможности умыться и оправиться. Но, к своему
удивлению, я увидел, как все, включая меня, покорно поднимаются на ноги и,
дрожа, растирая затекшие ноги, матерясь сквозь зубы, выстраиваются в
неровную линию.
и гладкой светлой кожей, умными чертами лица и чистотой тела. Но я уже
понимал, что не всеми советами подонков следует пренебрегать. Что-то
говорило мне, что беззубая женщина дала разумный совет, так что, встав в
ряд, я тут же согнулся и начал дрожать, тем более что сделать это легко,
если у тебя онемели ноги и ты промерз до мозга костей.
заговорить, сразу следовал окрик. Какой-то бродяга, не удержавшись,
помочился прямо в строю. Милиционеры увидели, стали смеяться, потом
пинками выгнали его из строя и стали бить дубинками. Ему стало больно, он
подпрыгивал, а милиционеры требовали в неприличной форме, чтобы он
продолжал мочиться и, что самое удивительное, многие в строю начали
смеяться, даже хохотать вместе с ними.
несколько машин. Из них вышли люди и приблизились к нам. Раньше я думал,
что всем людям, кроме милиции, запрещено одеваться, потому что одежда -
это прерогатива разумных спонсоров, а мы, неразвитые, еще не доросли до
одежды. Но люди, которые приехали в машинах, были одеты в разного вида
одежду, и на ногах у них были ботинки или сапоги, как у милиционеров. Они
громко разговаривали и даже смеялись - и я был так удивлен одеждой, что не
смог рассмотреть лиц.
сержанту:
синей длинной одежде, а черные с проседью волосы были пострижены и завиты.
одежде. У нее были красные щеки, будто от мороза - наверное, эта женщина
много ела.
бородой. Он останавливался перед людьми, порой приказывал открыть рот,
отводил веко - словно на выставке любимцев, на которую меня как-то давно
брали хозяева. Первые два или три человека ему не понравились, третьего,
похожего на обезьяну волосатого брюнета, он вытащил из строя и показал
пальцем, где тому стоять. И в его движениях была такая уверенность, что
мужчина покорно сделал шаг в сторону, а бородатый, не оглядываясь, чтобы
убедиться, исполнено ли его приказание, уже следовал дальше. Так он
приближался ко мне, вытащив человек десять, и я не знал, хорошо или плохо
попасть к нему, и обернулся в поисках беззубой женщины, но не сразу нашел
ее - она стояла человек за пять от меня. Женщина заметила мой взгляд и
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Андреев Николай
Якубенко Николай
Бажанов Олег
Никитин Юрий