искусственного сына товарища Остапенко, но и самого товарища Остапенко! А
если я их обоих не понимаю, то могу проглядеть что-то очень важное для
эксперимента.
догадалась, что Ржевский оправдывается. Перед ней и перед собой.
Двенадцатый час? Пошли, я тебя провожу. Мне тоже полезно вдохнуть свежего
воздуха.
растут из плеч, они длинные и на концах имеют тонкие отростки, которые
растут из воздуха, а как называются эти отростки, мы еще не знаем. У меня
есть ноги, у них тоже отростки на концах. Лиза их называла, но неизвестно,
что такое Лиза... Если бы еще знать, как забывают вещи... они забывают, а
нам нельзя. И снова падение вниз, в колодец, хотя теперь в нем есть смысл
- смысл в осознании того, что отростки называются пальцами. Но как трудно
дышать, а сквозь стену, вместо того чтобы показать путь наружу, говорят о
содержании адреналина... Великан Адреналин придет, когда мама будет купать
тебя в тазике... Что такое мама? Это теплота и тишина...
когда они переходили улицу, и Ниночка с трудом удержалась, чтоб не прижать
локтем его руку. Еле-еле удержалась. Он бы засмеялся. И это было бы
невыносимо.
на такси. Автобуса долго не было. Ржевский закурил и заговорил снова, не
глядя на Ниночку:
Люди всегда, в любой религии, мирились с гибелью тела. Но никак не могли
примириться, что с каждым человеком умирает мир мыслей, памяти, чувств.
Поэтому одни люди придумали бессмертную душу. Другие придумали
перевоплощение, возрождение этой же самой сущности, сотканной из мыслей и
памяти, в ином существе. Так вот, я-то со временем помру. А в том, молодом
человеке, который сейчас медленно входит в жизнь, мои мысли уже оживают. А
пройдет еще тридцать лет, и он, Иван, создаст таким же образом своего
сына, своего духовного наследника и передаст ему не только свои, но и мои
мысли. Накопленные почти за столетие. Ты представляешь, что через двести,
триста лет на Земле будет несколько сотен тысяч, не знаю сколько, гениев,
вобравших в себя опыт и мысли нескольких поколений, людей с пятью, шестью,
десятью душами...
красной звездочкой долетела до лужи у тротуара, пшикнула и исчезла.
дела, а? И потом я отвезу тебя к подруге Симочке.
времени предложили пойти к зубному врачу.
стеснялся шофера. Он не хотел, чтобы тот подумал: такой пожилой человек, а
держит в любовницах этакое юное создание.
Перед кем-то, кто ближе мне, чем просто коллеги.
других. Из-за бывшей дружбы с ее родителями? Или из-за нее самой?
лаборатории выходили в сад. Сторож долго не хотел открывать дверь, но,
открыв, не удивился - только начал ворчать, что теперь все с ума
посходили, превратили день в ночь, и никому от этого не лучше.
сидел лаборант Юра и крутил ручки приемника.
глядел на Ниночку. Почему она пришла ночью?
гадко пахнущей жидкостью, помог надеть халат, протянул маску. Делал все
это быстро, нервно, спешил.
открылась.
почему-то, как их демонтировали и выносили. Зато туда внесли кровать.
Почти обыкновенную кровать. Больничную. Около нее стояли капельница и
небольшой пульт. Человек на кровати спал. Его лицо Ниночку разочаровало.
Оно было гладким, бледным. Пшеничные волосы росли короткой щетиной. Руки
безвольно лежали вдоль тела на простыне. Человек, дежуривший у пульта,
встал и начал что-то шептать Ржевскому. Ржевский слушал его внимательно,
но глядел на Ивана. Медсестра, сидевшая по ту сторону кровати, на черном
диване, который остался еще с тех времен, когда никакого Ивана здесь не
было, щурилась спросонья.
это сходство было. Такой же нос, форма подбородка... Интересно, а какие у
него глаза?
медленно открыл глаза. Глаза Ржевского. Он посмотрел на Нину, но как-то
лениво, вяло, словно и не хотел смотреть. Он ее не узнал.
Ивана было такое:
лишь на мгновение отпустил его... И видит, что над его кроватью в полутьме
стоит тонкая глазастая девушка с пышными темными волосами и испуганно
смотрит на него, будто он привиделся ей в кошмаре. Лицо девушки ему
знакомо, но очень трудно сосредоточиться и вспомнить, откуда он ее знает,
потом девушка отступает куда-то, и в этот момент он понимает, что
приходила Нина, Ниночка, Эльзина дочь, хотя он совершенно не представляет,
что значит этот набор букв - Эль-за...
пробивалось солнце, совсем такое же, как когда они с Лизой и Катей жили
под Каунасом, в деревне, и он не спешил просыпаться, он ждал, пока Лиза
первой вскочит с кровати, побежит, стуча босыми пятками по блестящим
доскам пола, к окну и одним резким движением раздвинет шторы, словно
разорвет их, и горячий куб солнечного света, заполненный, как аквариум
рыбками, ажурной тенью листвы, ввалится в комнату...
бумагу, склонив голову, иногда высовывая розовый язычок - быстро,
по-змеиному, чтобы убрать им прядь волос. Странно, что он никогда раньше
не замечал Нину. Она уже полгода в институте и с ним почти не встречается,
а впрочем, зачем? И если он перевел ее в лабораторию, то только по просьбе
Эльзы, которой было неприятно его просить, но просить приходилось потому,
что матерям положено заботиться о своих детях и страдать ради них. Но
почему Ниночка здесь?
заболел, но заболел серьезно, иначе бы его не поместили в эту палату. Тут
же возникло новое воспоминание - воспоминания проявлялись, как изображение
на фотобумаге, в бачке: в красном неверном свете неизвестно было, какой
образ следующим возникнет на белом листе.
разобраться, понять, а понять его было нельзя, ибо оно заключалось в том,
что он, Сергей Ржевский, лежащий здесь, в своей собственной внутренней
лаборатории, вовсе не Сергей Ржевский, а кто-то другой, еще не имеющий
имени, а потому неправильный, несуществующий человек, которого можно
прекратить так же, как его начали, и невозможность осознать все это
таилась в том, что начал его тот же Сергей Ржевский, то есть он сам,
который существует сейчас вне его...
женщина в белом халате, которую он не знал, быстро заговорила о стрессе,
молодой человек - знакомое лицо... он у нас работает техником? - что-то
начал делать с приборами. Тут же был укол, короткая боль и скольжение на
санках в небытие.
о Иване, и ему все время, без возмущения, без тревоги, тупо и спокойно
хотелось поправить говоривших в сказать, что они ошибаются, что он -
Сергей Ржевский, хотя он и сам знает, что называться Сергеем Ржевским не
имеет никакого права, потому что Сергей Ржевский его придумал и сделал.
свое отделение от Ржевского, свою самобытность и ничуть не удивился, когда