в жижу, выдавливая углубления, пошла ему навстречу. А поравнявшись с ним,
вынула из сумочки баллончик с нервно-паралитической начинкой, поднесла к
самому его носу и, затаив дыхание, утопила кнопку. Крепыш отшатнулся,
когда перед его глазами мелькнуло что-то цветное и яркое, но не успел даже
вскрикнуть, как, нелепо взмахнув руками, рухнул в грязь. Мери подняла его
пистолет и вместе с баллончиком сунула в сумку. И тут услышала, как
надрывно взревел двигатель "Нивы", подчиняясь воле насмерть перепуганного
специалиста по обнаженному женскому телу.
баллончик, сунула его в окошко "Нивы". Двигатель рыкнул еще только один
раз и затих. Водитель упал лицом на баранку, как чехлом, укрыв ее
роскошной седеющей шевелюрой.
повержены. Он догадался, что это действует обещанная Яковом защита. Но не
понял - как. Выждав немного, он осторожно вышел из машины и, недоуменно
озираясь, двинулся к "Ниве". Он был так ошарашен всем происшедшим (включая
объятия невидимки), что даже и не подумал прихватить с собой "Макаров". А
позади его "Тойоты" появилась та самая, преследовавшая их в городе,
бежевая "Волга".
тормознула, и из нее выскочили трое мужчин. От волнения Мери чуть не
целиком высунулась из-за "Нивы". "Беги", - хотела крикнуть она Дееву,
торчавшему посреди дороги глупой живой мишенью, но, побоявшись быть
услышанной ребятами из "Волги", только мысленно продолжала повторять:
"Беги, дурак, беги!.." А тот лишь обернулся на звук двигателя и стоял
теперь выпрямившись, не делая, видно, в растерянности, даже попытки
скрыться. Быть может, он уже всецело полагался на своего загадочного
невидимого покровителя? Но покровитель был бессилен. Лишь волна жалости
окатила Мери, но что она могла сделать? "Кончен". Деев не был ей
симпатичен, но за последние дни она привязалась к нему, научилась его
понимать, а главное - считала себя за него ответственной.
пистолетных ствола одновременно уставились в нелепую фигуру на дороге, и
выстрелы их слились воедино. Деев, словно дирижер перед оркестром
собственных убийц, высоко взмахнул руками. Мери, увидев, как из его спины
вылетают в ее сторону окровавленные клочья, почувствовала дурноту и
отшатнулась за корпус машины.
оттаскивали тело, держа его за ноги, третий склонился над парализованным
крепышом. Но вот он выпрямился и быстрым шагом двинулся к "Ниве". Играть в
прятки было бессмысленно. Рано или поздно она будет обнаружена. Так лучше
попытаться взять инициативу в свои руки. Мери выпрямилась во весь рост и
шагнула из-за машины.
неожиданности и, остановившись, вперил в нее цепкий взгляд угольно черных
глаз. Мери уже давала ему установку на невосприятие себя, чувствуя,
правда, как от напряжения начинает раскалываться затылок.
Мери почувствовала сильный удар по надбровным дугам. Усатый остановился
снова, и знакомое Мери выражение затравленности мелькнуло в его
глазах-угольках.
не плача от боли, отступила назад за "Ниву".
- лысеющий коротконогий дядька в форме десантника, висящей на нем мешком.
умру; и уж точно - потеряю сознание", - подумала Мери, понимая в то же
время, что никуда ей от этого не деться. Она прислонилась спиной к гладкой
обшивке "Нивы" и без сил сползла вниз, усевшись прямо на грязную
утрамбованную землю. Лысый ощутил шевеление за машиной и с неожиданным
проворством прыгнул вперед, одновременно с этим выдергивая из-за пазухи
пушку и выставляя ее перед собой. И увидел... перепуганную бледную
взлохмаченную девушку; точнее - девочку совсем еще ребенка - с
полуоткрытым, словно от боли, ртом, сжимающую руками голову.
жадными губами:
Позабавимся.
Напрочь.
страшный голос ее детства вместе с огненным пульсом в висках затараторил в
ее ушах на неведомом, но угрожающем языке; еще миг, и она потеряет
сознание.
появилась еще одна. Они энергично переговаривались, но Мери не понимала
слов, заглушаемых гулом в ушах, понимала только, что перед ней -
опасность. Она попыталась дать установку и третьему появившемуся, но одна
только мысль об этом расколола ее голову пополам, и окружающее заволокло
розовой пеленой, сквозь которую человеческие фигуры просматривались лишь
контурами. Нет, видимо, лучше не пытаться: три установки подряд - ее
физический предел. Там, за границей этой пелены, притаилась смерть.
руки марионетки, руководимые незримыми канатиками, сами заползли в сумку и
нащупали там рукоятку подобранного пистолета.
склонилась над ней, Мери выдернула пистолет и, держа его обеими руками,
выставила перед собой. Но не слушались пальцы. Она изо всех сил пыталась
преодолеть накатившую слабость, но курок не поддавался.
что-то сказал. Что-то очень простое и до нелепости неуместное здесь. Он
сказал... Он сказал...
на колени.
понесли. И отчего-то ею овладела уверенность, что сейчас, наконец, можно
себе позволить потерять сознание.
лице несущего ее мужчины. И мысли закружились в хороводе смятения. И
прежде чем провалиться в небытие, она успела прошептать потрясенно и
счастливо:
способный пролезть в любую щель, если только за это заплатят... Так ее
назвали, такой ее сделали. Но кто назвал? Кто сделал? ЧУЖИЕ. А она
промолчала и попыталась сыграть возможно искуснее выдуманную для нее роль.
Так было проще. Ей не за кого было спрятаться, кроме собственных фантазий.
Но фантазии - легче воздуха, и они исчезают в небесах, стоит отпустить их
лишь на миг. А на самом-то деле она всегда знала, вернее, чувствовала, что
эта роль - не для нее. На самом деле, она - нежная и спокойная, ласковая и
безмятежная, добрая и мечтательная.
ей нравилось болеть. Валяться в постели и чувствовать, как тебя любят. И
чтобы мама сварила душистое какао, а папа почитал вслух "Карлсона". И вот,
впервые за тысячу лет, ей снова выдалась такая возможность.
мигрени жгли ей виски, закрывая глаза и постанывая. А Атос-Леша сидел
перед ней на толстом плюшевом ковре и в десятый, пятнадцатый, двадцатый
раз повторял ей удивительную историю их встречи, историю собственного
превращения в князька питерской мафии, Робина Гуда конца второго
тысячелетия... Только чашку какао неизменно заменял бокал шампанского, да
ласки Леши не ограничивались отеческим поглаживанием послушных волос. На
второй день пребывания ее в этой небольшой, но комфортабельной квартире,
успокаивая очередной ее приступ истерики, он как-то естественно скользнул
к ней под одеяло, и у нее даже мысли не возникло прогнать его, и он легко
взял ее - совсем без борьбы и почти без боли и крови. Так, словно она
давным-давно готовилась к этой минуте, вся была настроена на нее. И
подтверждением этому послужило еще и то, что с первого же раза Маша
получила свою долю наслаждения (а из книг она знала, что у женщин, обычно,
это получается не сразу). И ее головные боли пошли на убыль. И жизнь
наполнилась каким-то новым удивительно ярким содержанием.
Ленинграде, она помнила и любила Лешу. На самом деле это было не совсем
так. Точнее - совсем не так. Она действительно вспоминала иногда это имя -
Леша Кислицин. Но образ, который связывался в ее душе с этим именем, не
был Лешей Кислициным. Скорее, это был идеальный образ некоего бестелесного
существа, начисто лишенного каких бы то ни было пороков, зато с избытком
Лукин Евгений
Максимов Альберт
Маккарти Кормак
Куликов Роман
Журавлев Владимир
Березин Федор