нападения со стороны вероятного противника. Буду присутствовать лично.
Передайте Нильсену, пусть приведет в порядок имитатор. И чтобы никаких
регламентных работ, вы меня поняли? Никаких.
язык. Нуньес дал отбой, хмыкнул. Век живи, век учись... а толку? Во всяком
случае уже ясно, какого тона придерживаться в отчете. Закончить и
отправить непременно сегодня: когда начнутся боевые действия, будет
поздно. Границе конец. Какой бы крен ни приняли события, границы здесь уже
не будет. Как это поется: "Вперед, линейная пехота, вперед сквозь огнь..."
Господи, с чем же там рифмуется "огнь"? Надо же, забыл. Ну и ладно...
Нуньес почувствовал прилив сил, захотелось расправить плечи. Рано в
отставку, рано. Конечно, о линейной пехоте пора забыть, но и на
оперативно-штабной работе потребуются офицеры с опытом службы в местных
условиях...
особенно нечего. Низко над сельвой, крутясь, шла вихревая туча, похожая на
спиральную галактику с четырьмя ветвями. Мини-тайфунчик, сигнальная ракета
перед хорошей атакой.
образцами флоры.
Ну, послезавтра. Что я им буду послезавтра врать, подумал он в отчаянии.
Что? Прибегут - растерянные, обманутые... И самым ужасным, отчего
захочется закрыть лицо, будет уверенность ребят в том, что я точно так же
был обманут; они не позволят себе думать иначе, даже Ахмет. Блажен, кто
верует. Чернов тоже верует в то, что сделает все возможное для того, чтобы
двое-трое из нас вернулись из Межзоны со статусом наблюдателей, и господи,
как же мне хочется в это поверить... этим он всех и купил. Но мы не
вернемся. Чернов дал себя уговорить, уже сейчас, должно быть, прикидывает,
какие пружины нажать, с кем переговорить в первую очередь, с кем во вторую
и какие выбрать слова, - он действительно сделает все возможное. Но когда
явно, голо, грубо встанет вопрос, кого ему спасать: вонючих вариадонтов
или старого, хотя и заблуждающегося, друга, можно не сомневаться, кого он
выберет... И мы не вернемся.
взглядом.
злость: какого черта... Мало для них сделали? - Скажи ему, что меня нет
дома, что ли...
радости, что не уникален. Сзади еще кое-что есть, жаль, под шлемом не
видно, но спереди лыс, как глобус. Нет, если набычиться и наклонить
голову, то можно разглядеть, что и не темечке не совсем гладок, осталось
еще, хоть и прорежено. Можно даже поднатужиться и вообразить, что
обзавелся всего-то благородными залысинами, но поди попробуй заставить
поднатужиться окружающих - всем видно, что не залысины вовсе, а
натуральная плешь. Плюс на минус дает минус: плешь благородной быть никак
не может. Даже не одна, а две плеши, и обе умеют за себя постоять, обходят
центральный оазис, норовя сойтись на затылке. Противно. Пора бы уже
привыкнуть, но все равно - противно. И за что? Дурацкий вопрос, между
прочим. Значит, так надо, так уж получилось, а ты терпи и не комплексуй.
Работа у тебя есть и не ври, что неинтересная, быт устроен, Лиза у тебя
есть, чего же больше? Нет, еще и волос хочется, будто Лизе не все равно, и
еще чтобы росточек был побольше, а вид помужественней, чтобы, значит,
гипотетические девочки не воротили носы... Дурак ты, человек, бывший
сапиенс, не видишь ты счастья своего, мимо чешешь и еще рычишь на тех, кто
поправляет. Так и пропрешь мимо.
наслаждением вытянув гудящие от долгого подъема ноги, и смотрелся в
нарукавное зеркальце, потому что больше делать было нечего. Пока
поднимались, прояснилось, низовой ветер отогнал облако в долину и теперь
стали отчетливо видны изломанные пики хребта Турковского, забитые снегом
ущелья, белые шапки далеких вершин и крутые, не удерживающие снега склоны.
сто пятьдесят. Не больше. Для такой высоты очень хорошая видимость. Обычно
здесь всегда туман.
И не приблизились совсем. То же самое, что и с равнины.
восторженной обидой. Все хорошо, и все плохо. Устал, зато вокруг красиво.
Красиво, но снег пошел. Заблудились, зато уронили в снег и потеряли
спасательный буй и запасную батарею к геолокатору - пять килограммов с
плеч долой! Кнут и пряник. Теперь вот видны все восемь главных вершин,
зато опять издалека, - у Роджера в голосе комбинация восторга и обиды.
мы дойдем до гребня?
Вопрос был дурацким даже для новичка.
вставал мало заснеженный Срединный гребень, выставив над собой, словно
зубы, острые, пятнадцатикилометровой высоты пики. Где-то еще правее,
отсюда не видно, должен быть тот перевал, который он, Шабан, одолел два
года назад, - не пешком, конечно. Пешком никому не одолеть.
примерз. В ногах, полузакопанный в снег, работал геолокатор, отмечая
писком повороты луча. Сколько еще? Пожалуй, минуты две-три. Пора,
засиделись. И ветер подымается. С чего бы? Ага, значит, с долины пойдет
верховой поток, погонит облако обратно.
можно дышать без фильтра?
раздражением сказал Шабан. - И не топчись, пока локатор работает.
топтаться перестал. Стоял, молча смотрел на Шабана. А Шабан, злясь,
подумал, что при всех своих несомненных достоинствах Роджер бывает
труднопереносим: вечный вид по форме "чего изволите", нескончаемые вопросы
типа тех, что задают - и совершенно напрасно - учителям на переменах
примерные ученики, - не для того, чтобы что-то выведать, а просто чтобы
понравиться, - и неистребимое, на лице написанное желание иметь
наставника, такого как Шабан, а ему, Шабану, менторский вид уже ох как
надоел. Вот если бы остался Менигон...
перехватил вопросительный взгляд Роджера.
азимуту сорок четыре и пять, шириной раскрыва девять градусов. Осадочные и
метаморфические породы. На глубине два семьсот - три... три двести -
пегматит. Жилы мелкие, интереса для разработки не представляют. Потом
гранит и... и...
очажок. Небольшой.
горизонта. Сплошные редкие земли. Но, в общем, ты прав, разрабатывать ее
никто не станет. Все. Собирай вещи, мы возвращаемся.
Земле открытие такой жилы считалось бы событием, за право разработки
Сертаков Виталий
Юрьев Сергей
Каменистый Артем
Прозоров Александр
Куликов Роман
Лондон Джек