прибытия и ареста, уловил испуганно-жалеющий прищур седоватого
фельдфебеля; обратился было: "Скажи, братец!.." - без толку. Отшатнулся
служака, будто от змеи, а вечером уж и не было его; иной принес ужин.
знал страха, а ныне... впрочем, не страх мучит. Безвестность! Отчего? И
что там, за дверью? Ужас незнания; совсем иной, не такой, как в пылу
битвы, не похожий на сладостное замирание души в миг атаки. Отнюдь. Лишь
сейчас осознал: там, средь орудийного гула, под свист пуль и сабельный
лязг, нет страха вообще; там мгновенная боязнь тела, легко одолимая духом,
ибо дух свободен и властен над животной сутью естества. Что смерть? -
удар, вспышка, миг! - и пустота... и вертоград небесный подле престола
Господня, иже приблизит праведников своих.
сомкнулись стены, и нет ясности, и сам уж от воли своей независим, но
ведет некто властный, с укрытым лицом, и никто в целом мире не способен
остановить эту жуткую закрутившую тебя силу...
частой решеткой, можно было б подумать, что сей приют - не насильный, но
лишь случайный ночлег, не более. Решетка недавняя, наскоро ставлена (на
подоконнике торопливые зарубки-метины); спешили мастера, обустраивая
нумер. Снаружи, поверх решетки, - жалюзи. Внутри - обычное, разве что
зеркало любопытно: преогромное, в человеческий рост, обрамлено вычурной
рамой с амурами по углам да розетками.
сказав. Ждут ли рапорта? или просто забыли? - не понять. Матовая белизна
бумаги манит и отпугивает. Всегда любил писать; в войну письма из-под
Парижа вымахивал едва ль не в полфунта. Ныне же не берет рука пера;
мнится: лишь начнешь, так тут же и загремят за дверью сапоги.
взглядом на самого себя в зеркальном стекле: несуразного в расстегнутом
мундире с рваными плечами, всклокоченного. Лишь усики и знакомы из всего
облика... все так же щегольски торчат; приучал их долго, знал: Мари сие по
нраву.
входу, чтобы стучать, стучать, стучать в дубовую доску; подавил жалкую
вспышку, заставил себя рассмеяться. Сел к бювару, глядя на распахнутый
бумажный лист. Осторожно прикоснулся к перу, помедлил, взял наконец.
Пальцы, умокнув перо в чернила, начертили на белом прерывистую линию.
фланга и центра. Не новичок Иван Федорович, помнит Бородино! Впрочем,
усмехнулся невесело, все мы помним, уж не забыть. Так и воюем, как Кутузов
покойный научил. И сила наша тут, и слабость... больно легко секреты
разгадываются. Пожалуй, что и время наше истекло, пора молодым отдавать
бразды. Вот ведь Мишель Бестужев-Рюмин! - казалось, никак не уладить с
гайдаматчиной, никак... а совладал же; Буонапарте сам в Гишпании конфуз
имел от подобной толпы... а Мишель наш выстоял! вызвал на себя и
перемолол; неизвестно, куда и сгинул Кармалюка. Жаль, сложил Мишель буйну
голову. Рассказывали, плакал в бреду, матушку звал и некую Софи... Ах
бедное дитя; истинного витязя Россия потеряла.
кровь, кровь и дым; соленым брызнуло в лицо, когда ухнуло под самыми
копытами, и мелькнули выпученные глаза Трофимыча; не сразу и понял - что
стряслось? - а старик, оказалось, от ядра прикрыл, воистину - телом:
пришлось чугуном по самому чреву, разнесло, так что и куска не нашли...
лишь ногу в обрывке сапога да голову. Велел схоронить с честью, а
схоронили ли, Бог весть. Не отстояли Киев, отошли, где уж было всех с
честью хоронить? - но отошли в порядке, ни строя, ни чести не потеряв;
самих уполовинило, но и Ивану Федоровичу жилки подсекли, не скоро опять к
наступленью соберется. И то сказать: пять дней бой длился, лишь на ночь и
стихала канонада. А ретирада... [отступление] что ж, отступать всегда
горько, однако, по совести, не в чем себя винить: татары поддались,
отошли; впрочем, и на них вины нет - что они супротив регулярной
кавалерии?
зеркала и долгими у окна. Тщетно пытался увидеть хоть что-то сквозь
жалюзи; никак! - хоть узлом завяжись, не исхитриться, не выглянуть на
улицу. И то уж хорошо, что света пропускает достаточно...
праву? Тогда - метался, кричал: "Известите Верховного!"; тщетно. На
удивленье скоро привык; третий день просидел тихо.
ли в Виннице? не обошли ль хитрым маневром, опередив известье о взятии
города? Поразмыслив, отбросил сию догадку как нелепицу: не могло подобное
статься, нет у Ивана Федорыча сил на таковой рейд! и уж после окончательно
уверился в ошибке, приметив трехцветные, без орлов, кокарды на солдатских
киверах...
чего бежал в труд, в битву, что глушил за полночь советами военными, муча
людей, сам намеренно не высыпаясь; ныне не убежать от воспоминаний, не
закрасить ни гулом беседы, ни гудом орудий.
последний их вечер! Уж снарядившись в дорогу, не отказала в беседе.
Глядела с жалостью: видела, вне себя супруг. Но ответила твердо, как и в
первый раз: "Не держите меня, не мучайте... Господь нас соединил, и,
право, стань вы калекою, не оставила б вас; сошли Государь в Сибирь -
следом бы поехала (и видел же, видел! - не лукавит, поехала б!) но...
присягу преступив, преступили вы, князь, и заповеди Господни; измены же
простить не могу и не желаю..."; о! раевская кровь, неукротимая... и как
оказались пусты попытки из(r)яснить сему юному созданью истинную суть
роковых событий, как тщетны...
комочек, не оглянулась, словно наотрез отсекая все их связывавшее; только
гикнул кучер, и поднялась пыль над коляскою, выстлалась вслед за поездом
тележным густой, медленно оседающей на дорогу тучей; и после, сколь ни
писал с оказиями, ни слова ответного. Лишь портрет остался, а теперь и его
нет: разбили донцы под Киевом во время отступленья обоз; там и сгинуло
все, что имел... впрочем, лишь портрета жаль; увы! и золотом не
откупить...
сей образ. Мари, если в сердце моем ты живая?..
одноименница Любви Земной. Беззвучно шевеля губами, положил поклон.
Мария...
уверенные шаги; сбросил удушливое оцепененье, встретил визитеров почти
пристойно, благо и не раздевался толком.
вдоль стеночки на носках; явный писарек: молоденький, статский сюртук
потерт изрядно. Умостился у бювара и тотчас бумагами зашуршал, не проявляя
к арестанту интереса.
улыбке, присел в кресло. Улыбка из тех, кои, помнится, Ермолов "голубыми"
[голубой цвет - цвет жандармских мундиров] именовал; дежурная такая
улыбочка... впрочем, выправка имеется, и сам, хоть и в летах, а - худощав,
подборист.
опомниться:
мне, соответственно аудиторским полномочиям, произвести предварительное
дознание по делу о злодейском заговоре супротив Конституции.
требовать ответа. И ничего не вышло; лишь озноб побежал по телу при слове
"заговор". Быстро, почти не видя, проглядел ордер; бросилось в глаза:
"...ВОЛКОНСКОГО Сергея Григорьева" (так! - без "вича"...) в первой строке,
и снизу, крючковатым росчерком, крупно: МУРАВЬЕВ-АПОСТОЛ.
откровенности; дело ваше, поверьте, весьма и весьма серьезно...
руки на груди, сжал губы поплотнее. - Я готов!
известия от генерала Артамона Муравьева?