быстро и точно замечаю детали, за те несколько секунд, что рассматривал, я
успел увидеть многое.
слишком светлую лестничную площадку, да еще через линзу и одним глазом.
Фигуру при этом тем более не рассмотришь, однако, если сделать скидку на
искажение, фигура была нормальная, не выдающаяся, но и не уродливая.
Волосы были светлые, крашеные, конечно, глаза, кажется, голубые, а черты
лица такие, о которых говорят "отвернулся - и забыл": так называемый
"русский" нос, довольно скуластая, рот небольшой, лоб прикрыт челкой...
Тот тип, который уже давно выработался в Москве благодаря мощному
татарскому присутствию, довольно приличному, по сравнению с остальной
страной, питанию, влиянию европейских и, особенно, американских фильмов и
журналов и внимательному изучению частых в столичной толпе иностранок.
безразлично-спокойным, как и вся ее поза.
плоские туфли без каблуков, черные тонкие рейтузы, черный
свитерок-водолазка, широкий черный пиджак... Позапозапрошлогодняя
парижская униформа, уже и в Москве ставшая заурядной.
на полсекунды раньше, я почему-то все понял, сделал короткий шаг в
сторону, за стену, и дверь захлопнул.
глазком и вмялась в противоположную стену, рядом с забытым с весны на
вешалке плащом. Из рваной дырки в обоях тонкой струйкой высыпались
штукатурка и кирпичная пыль". Допустимо и такое развитие...
жену - из женщин, с которыми я был относительно подолгу связан,
встречаемую в последние годы реже всех, практически не звонившую и, уж
конечно, никогда ни приходившую ко мне домой. Так что ее появление на
лестничной площадке было в своем роде не менее страшно, чем если бы она
действительно открыла огонь в дверь. Я же, будучи склонен к жанру
приключенческому, довольно часто и более простые и привычные ситуации, -
например, небольшую прогулку по центру города с намерением в конце ее
посетить своего издателя, - продлеваю и развиваю мысленно именно таким
образом: стрельбой, стычками и погонями.
припомнить те считанные случаи из моей жизни, когда авантюра
реализовывалась не в фантазии, а в действительности. Но я уже твердо решил
не отвлекаться больше от основного сюжета, который следовало бы, как
школьное сочинение, назвать: "Как я пропал этим летом".
жизни среднего пятидесятилетнего мужчины, я был несколько раз женат, но
так и не смог привыкнуть, как к рутине, к тем отношениям, которые
возникают между мужчиной и женщиной через несколько минут, или дней, или
лет после знакомства. Я не до конца понимаю, как могут люди, еще помнящие
время, когда они даже не подозревали о существовании друг друга, и не
уверенные в том, что они уже не расстанутся до смерти - вместе, иногда
даже не отворачиваясь, а то и помогая взаимно, раздеваться, снимать белье,
распространяя на какие-то минуты смешивающийся запах тел, трогать чужую
кожу, проникать в рот, сливаясь слюной, сплетаться ногами и, наконец
соединяться, подобно деталям какого-то механизма или сооружения, и
обливать друг друга секрецией, а языками, пальцами рук и ног, и сосками, и
животами приникать, прижиматься, гладить, и говорить все, что приходит в
голову в этот миг, и рассказывать о себе то, что никогда не рассказывают
родственникам и даже друзьям, а потом расцепляться, надевать одежду, и
через некоторое время, иногда даже не очень большое, проделывать все то же
самое с другими. И, бывает, что немного спустя - месяцы или годы - они,
встретившись, смотрят друг на друга, как совершенно посторонние, чужие,
будто скрытые под одеждой тела никогда не соединялись, не вкладывались
одно в другое, а, бывает, что они даже начинают вредить друг другу,
намеренно причиняя зло, словно это не они когда-то были открыты, и
незащищены, и близки так, как можно быть близким только с тем, кто никогда
и ни за что не сделает тебе больно. Эти связи, самый, на мой взгляд,
прочные и тесные из тех, которые бывают между людьми, рвутся, словно
перетянутые струны, разбивая в кровь, хлестко прорезая искаженные - то ли
еще любовной, то ли уже враждебной страстью - лица, но и увечья эти
заживают, и уже совсем отдельные люди сходятся, сцепляются с другими
отдельными людьми, и все это длится, расползается, и цепочка, растянутая
во времени и человечестве, обвязывает группы, города, страну, всю землю и
всех людей.
родственник по крови. Но родство это, все же, очень дальнее и, главное,
давнее, через много поколений, колен. Родство же - а я чувствую это
родство, воля ваша, не могу не чувствовать! - по иным человеческим
жидкостям, если задуматься, прослеживается едва ли не всего мира со всем
миром за какие-нибудь десять, двадцать, ну, тридцать лет. Мужья любовниц
становятся любовниками жен, жены уходят от мужей к встреченным случайно
чужеземцам, а оставленных мужей утешают подруги, а другие мужья ищут
утешения в другом городе, и находят, и звенья множатся, цепь запутывается,
длится, снова складывается и затягивается узлами, конца ей нет, и даже
когда кто-то умирает, ничто не прерывается, потому что звено это осталось
во времени, сквозь которое из поселка в деревню, из деревни в столицу,
через океаны и пустыни тянется цепь сплетенных, сплетающихся, сплетавшихся
когда-то тел.
братья, но и любовники.
начала, когда нечто произошло с ребром. С другой же стороны... Все это
лишь ничего не значащая мысль, игра неощутимого ветра на чуть рябящей
поверхности сознания, под которой тишина, покой, темные неподвижные воды.
Но, при этом...
собрании, в публичном месте, скажу точнее - в одном из тех клубов, которые
в Москве называются творческими домами, и где в последние годы уже не
только водку пили вхожие, но и, довольно часто, спорили и ссорились
откровенно, как прежде только по домам решались - так вот, находясь в
таком дискуссионном собрании, я обнаружил, что из четырех присутствовавших
там женщин был я с тремя близок, причем с двумя в одно и то же время,
правда, недолгое. А ведь я не дон жуан вовсе, обычный человек, а в
молодости и вообще был робок и неуверен с девушками.
попыталась сбросить туфли, но я решительно и бурно запротестовал, что за
азиатская манера, и слегка подтолкнул ее положенной на плечо рукой, ввел в
комнату, усадил в кресло, изодранное кошкой, которая, кстати, немедленно
прыгнула гостье на колени - устанавливать отношения.
поставлю? - молол я нечто довольно бойко, хотя, надо признаться,
чувствовал себя странно. Не виделись мы давно, она постарела, но почти не
изменилась, так бывает. Смотреть на нее было любопытно, но главное - я не
мог понять, зачем и почему она пришла.
кошкой, что мне, конечно, понравилось, - ну и пусть волосы - волосы -
волосы... ах, ты, красавица - красавица - красавица... кофе не хочу,
спасибо... ну, значит, так ты теперь живешь, красиво, всегда ты из помойки
музей устраивал... а я на днях посмотрела по второй программе был какой-то
ваш вечер, что-то со стихами, мне не понравилось, если честно... но на
тебя посмотрела и, думаю вдруг, надо повидаться, обязательно... а тут
рядом была, но из автомата не прозванивается... но, слышу, ты трубку
снимаешь, значит, дома, а меня не слышно... думаю, зайду нагло, пока рано,
по делам не убежал... постарела я сильно?.. нет, кофе не хочу, а, вот
извини, у тебя выпить ничего нет?.. нервничаю почему-то, хотя неприлично с
утра, да?
автоматически начиная партию сурового мужчины, крутого (между прочим, как
попала эта калька с английско-американского tough guy в наш полуворовской
язык?), воображая про себя то, что уже привык за все последние годы. -
Водка есть, виски есть приличный, "Passport", коньяк есть, правда,
паршивый, из ларька...
все...
если обед какой-нибудь парадный, отказываться неудобно... Так что выбор у
тебя только мужской.
Махров Алексей
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Шилова Юлия