пучком волос на затылке, постучав пальцем по наручным часам. - Втягиваемся
помаленьку.
будем вкалывать как папы Карлы.
Петровича. - Нам что, привыкать вкалывать?
земляк? Хоть бы курева, гады, подкинули, ведь хана без курева.
подхватил кто-то из сгрудившихся у борта.
из всех искусств для нас является кино, вино и домино. Что, не так?
Классики иногда и кое-что путевое говорили.
сейчас. Довели народ, заразы!
глухими, и под этот разговор платформа благополучно прибыла к ангару.
вместе с товарищами по труду благополучно вошел в ангар. На столе уже
поджидал "холодец". Виктор бросил взгляд на вереницу дверей - и замер. Их
одноликость, а вернее, безликость, кое-где была нарушена: коричневым
пятном выделялась обитая дерматином дверь с блестящей табличкой; другая
была желтой и полированной; третья - с круглым окошком наподобие
иллюминатора в корабельной каюте. А еще одна - со светлой наклейкой, на
которой красовались две ярко-красные вишенки, чуть прикрытые сверху
зеленым листочком. Как в детском саду...
гладкую ручку, открыл - и вновь замер. Не было тесной каморки с топчаном,
лишенного индивидуальности места для сна. Была просторная комната с
диваном, двухтумбовым столом с пишущей машинкой и стопками бумаги, было
кресло и полка с бритвенным прибором и зеркалом, ковер на полу и люстра
под потолком, и настольная лампа, и была приоткрытая дверь, ведущая,
кажется, в другую комнату, и занавешенное окно, за которым угадывались
деревья...
сведению... Разбираются... Выполняют..." - заезженной пластинкой крутилось
в голове ошеломленного Белецкого.
НУЖНЫМИ пленниками.
посмотри, что там у меня? И у себя проверь, ты же хотела, чтобы биде...
был неподвижным и теплым. Березы на холме возвышались подобно колоннам
эллинского храма, бросая длинные тени на траву, усыпанную золотыми
монетками сухих листьев. Тропинка, стекая с холма, вливалась в
раскинувшееся почти до горизонта поле и терялась во ржи. В детстве
Белецкий любил вместе с ребятами мчаться вниз по этой тропинке, раскинув
руки как крылья и изображая гудящий самолет. Их детский сад вывозили летом
на дачу - подъезжали большие автобусы, мамы целовали на прощание своих
малышей, и малыши с веселым визгом устраивались на сиденьях, держа
корзинки с разными сладостями.
чуть дальше, за березами, тянулся глубокий овраг, промытый талой водой и
летними ливнями; в нем они под руководством воспитательницы Нины Ивановны
добывали глину и лепили разных зверюшек... Овраг и сейчас был там, слева
от Белецкого. И хотя многое стерлось в памяти за четверть века, он сразу
узнал березовую рощу детства.
глядя на разметавшийся по краю неба закат. Белое платье делало ее похожей
на молоденькую березку - гибкую, тонкую, задумчивую... Анна была его
гостьей, его спутницей здесь, в этом мире, созданном из его воспоминаний.
Ужин закончился совсем недавно и до начала рабочего дня оставалось целых
десять часов.
пленников распорядок дня стали окончательно ясными довольно быстро: из
двадцати трех часов шесть и даже меньше (в зависимости от быстроты
проходки отмеченного Кубоголовым участка) отводились на работу, остальное
время, кроме завтрака, обеда и ужина, состоящих из все того же "холодца",
предоставлялось каждому в свободное и безраздельное пользование. Время
отбоя не регламентировалось - гуляй хоть до утра, - а вот подъем
производился по гудку. Жека продолжал ужасным памятником торчать у входа,
и желающих поспать подольше и не выйти на работу не находилось.
физических усилий и превратилась в необходимое мероприятие по поддержанию
хорошего тонуса. Кубоголовый не увеличивал норму, день за днем отмеряя
совершенно одинаковые площади, и отстающих вскоре не осталось: все шли
ровно, в одну линию, а если кто-то и вырывался чуть вперед, нарушая строй,
его осаживал окрик Петровича. Работали хоть и без песен, но и без
обреченного уныния первых дней. Поле постепенно преображалось: в лунках
возле ангара появились всходы, и с каждым днем все дальше тянулись ряды
странных то ли растений, то ли грибов, то ли плодов с тремя толстыми
мясистыми короткими ножками цвета моркови и плоской, слегка волнистой
пятнистой шляпкой, похожей на подгоревший блин. Их прозвали "блинчиками" и
не трогали после того, как доминошник дядя Вася Чумаченко попытался
выдернуть из лунки один "блинчик" и получил чувствительную оплеуху из
пустоты. Впрочем, касториане, как про себя называл неведомых чужаков
Белецкий, без необходимости не наказывали забранный с Земли "ограниченный
трудовой контингент" (это уже по определению Петровича), а, напротив,
заботились о поддержании его в работоспособной форме. Все убедились в этом
после случая с приемщицей обуви Екатериной Михайловной, которая на
четвертый или пятый день пребывания в трудовом лагере еле-еле встала по
утреннему гудку, скрученная приступом радикулита. Кое-как добравшись до
двери своего жилища, она убедилась, что дверь заперта. Екатерина
Михайловна толкала дверь, стучала, кричала, но тщетно - сидящие за столом
в зале не слышали ее. Потом женщина, испуганная тем, что может разделить
участь Жеки, обнаружила у своей постели тарелку с "холодцом". Сообразив,
что "прогул" ей не засчитают, Екатерина Михайловна успокоилась,
позавтракала и подчинилась невидимой силе, придавившей ее к постели.
Невидимые мягкие руки гладили ее страдающую поясницу, легкое покалывание
сменялось волнами тепла, растекавшимися по всему телу, и в итоге, к обеду,
повеселевшая женщина, избавившись от боли, не вышла, а выпорхнула к столу
и рассказала всем о пройденном ею курсе лечения.
желудка у тощего бородатого мужичка лет сорока, которого знакомые называли
"Батей".
вместо каморок могут предоставить им любую жилплощадь, внутренний вид
жилищ совершенно изменился. За входными дверями теперь размещались
просторные многокомнатные квартиры с полным набором мебели, коттеджи,
виллы и даже дворцы с десятками залов, фонтанов, колонн, с висячими
садами, бассейнами, зеркалами, мраморными лестницами и ажурными галереями
- все зависело от воображения заказчика. Рядом с этими чудесами
архитектуры зеленели полянки или простирались парки, текли реки или
тянулась пустыня с египетскими пирамидами - опять же, по желанию
проживающих. И после обеда, и после ужина можно было сколько душе угодно
бродить по своим владениям и, если захочется, устроиться на ночлег не в
своей квартире или дворце, а где-нибудь на берегу озера, в лесу, на
скирде, в высокой степной траве... Даже уйдя очень далеко от жилища, не
стоило тревожиться о том, что не успеешь вернуться к началу рабочего дня:
сразу же после утреннего гудка рядом с жильцом из легкого облачка
возникала дверь - единственное, что оставалось неизменным изнутри во всех
бывших каморках, - ведущая в зал ангара с длинным столом для совместной
трапезы. Кстати, выход из самого ангара тоже стал беспрепятственным, не
закрытым невидимой прочной стеной силового поля, и желающие могли
прогуляться вдоль подрастающих "блинчиков" под неизменно серым
беспросветным чужим небом.
и одежду по вкусу заказчиков. Куда там "Бурда-моден", куда там всем этим
Карденам вкупе с Юдашкиными! К обеду выходили в самых разнообразных
нарядах, хотя для работы одевались поскромнее - не очень-то удобно
возиться у лунок в длинном полупрозрачном платье или замшевых брюках в
обтяжку и ежеминутно откидывать узкий серебристый галстук... Наиболее
приемлемой для работы оставалась выданная "спецодежда", но ее надевать
перестали.
потусторонним окрестностям жилищ, играли в возникшие по мановению все той
же волшебной палочки карты, домино и шахматы, рассказывали анекдоты и
Контровский Владимир
Березин Федор
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Афанасьев Роман