-Это что - снится мне?
повернуть события вспять? И об этом мы поговорим с вами подробно, но
позже и не здесь.
распорядились мною. Не спрося согласия. А если я не пожелаю - тогда
что?
погибли даром. Что золото Брюля поддержит Советы - вместо того, чтобы
погубить их.
снарядов.
наконец остановиться. Было ясно, что его предшественник методично
обшарил все точки и забрал (или уничтожил подчистую) все ампулы с
ксерионом. Да и черных свечей, надо сказать, оставалось не так уж
много.
даже еще по- настоящему и карты-то не сдали: Вот скажи-ка, любезный,
где привык русский человек искать правды, спасения и защиты? В
столице. Ergo, в Москве. Так мы и двинем в Москву...
неловко непонятно перед кем. Как старый фокусник, решивший показать
мальчишкам "анаконду" и обнаруживший, что пальцы не гнутся. Как
отяжелевший боксер, не успевающий за молодым спарринг-партнером. Исчез
автоматизм движений, исчезло "чувство боя", прежде выручавшее
многократно, и приходилось постоянно держать в поле осознанного
внимания все вокруг, и от этого притуплялась мысль.
утратить всяческую квалификацию:
потому старался держать себя уверенно и спокойно.
выбрал, наконец, короткий горбатый автомат "узи" - лучшее в мире
оружие для перестрелок в лифтах и сортирах. Главное, его было легко
прятать под полой. В ящик же он хозяйственно поставил, протерев,
карабин - словно тот мог еще кому-нибудь пригодиться.
не портится и не выдыхается - можно оставить на столе открытым стакан
водки, прийти через двадцать лет и выпить ее. В рюкзак уместил две
тяжелые зеленые коробки патронов и десяток снаряженных магазинов.
Потом стукнул себя по лбу и начал лихорадочно обшаривать все шкафчики
и рундуки.
Итого их в рюкзаке стало четыре. Не так чтобы много, но и не так уж
мало, если распорядиться ими с умом:
Раз уж "Смирнов" опять появился... Где же мы сейчас?
она город
этой карте.
и борделям, подвергнуться непременному ограблению, набить морды
паре-тройке китайцев, сшить за час хороший костюм, выкурить трубку
опиума, а потом попросить владельца курильни господина Сяо проводить
до рума и открыть дверь. Но беда в том, что с некоего рокового дня
господин Сяо начисто не помнит, что он хранитель ключа и связан с
Николаем Степановичем строгими иерархическими отношениями. И это, к
сожалению, грубый факт, а не тонкая восточная хитрость.
поставил черную свечу: высотой со спичку и чуть ее потолще. Произведя
в уме вычисления, определил вектор Москвы (как изумились бы сейчас
гимназические преподаватели геометрии и капитан Варенников, пытавшийся
вбить в его занятую Бог знает чем голову начала военной
топографии...), поставил на пути еще незажженного света согнутую карту
(трефовую девятку; впрочем, от этого вообще ничто не зависело, и лишь
из эстетства некоторые - где они теперь, эти люди? - пользовались
специально изготовленными картами несуществующих мастей или вообще
безмастными), взял на плечо рюкзак, кивнул Гусару: идем, - и поднес
зажигалку к свечке. Откинул крышку (фирменный щелчок, за который
немало уплочено), крутнул колесико... Оно выпало и шустро укатилось
под стол.
на всю жизнь..." Впрочем, откуда вам было знать, что покупатель
протянет так долго?
лишь темнее.
легла черная глубокая прямоугольная тень. Николай Степанович сосчитал
до трех, сказал:
метателя ножей и томагавков, а друзья и женщины как Коминта, был на
самом деле
самого чекиста, похожего на профессора, с которым Николай Степанович
столкнулся в первый день своей второй жизни. После неизбежной гибели
чекиста в пламени им же раздутой искры Сережу поместили в печально
знаменитый детдом "Косари" под Новгородом. Там его - Сережу -
переименовали, присвоили гнусную фамилию Цыпко (ее носил
кобель-завхоз, собственных детей иметь не способный, но род желавший
продолжить). Продолжателей рода он пищей не баловал, поскольку был
сторонником радикально-спартанских методов воспитания, а Тарпейской
скалы в окрестностях не было. Когда в результате этих методов
Сережа-Коминт остался один, детдом волей-неволей пришлось закрыть, а
Шилова Юлия
Жюль Верн
Володихин Дмитрий
Фазиль Искандер
Апраксина Татьяна