посреди развалин Мертвого города. А почему же я никак не могу уснуть? Да
потому, что она наконец проснулась, проснулась эта проклятая моя память,
которую я сегодня так долго пытался разбудить. Нет, не понимает человек
своего счастья... Насколько убаюкивающе приятно забвение, и какую боль
несет с собой память, а ты все равно вспоминаешь и злишься, когда не
можешь чего-то вспомнить, а когда вспомнишь, то уже поздно поворачивать
назад - на тебя уже насели другие воспоминания и от них тебе уже не
вырваться и не забыть их никогда...
и к ней сразу подбегают три мова, и она, понимая, что для нее все кончено,
кричит на весь зал:
лаборатории!
права даже посмотреть в ее сторону.
опустить что-нибудь потяжелее на его беззащитную голову, как будто бы это
он виноват в смерти Мил... Но я с ними еще рассчитаюсь и за Физа, и за
Мил, и за Ини, и за всех остальных... Но надо спешить, пока они не успели
сделать Генн такой же пустыней... Потому что это может случиться очень
скоро. Ведь не даром же сам Даг Пинча - фельдмаршальствующий президент три
года назад издал пробный закон о подозрительных, закон, противоречащий
всем их пресловутым свободам, которыми они так кичатся, закон,
просуществовавший не менее двух месяцев и унесший несколько миллионов
человеческих жизней. А какую тогда устроили пресс-конференцию, воспевая
достижения мовской демократии... Всегеннская трансляция, выступление
господина президента, вопросы-ответы, точнее, ответы-вопросы... И это
знаменитое изречение Его Фельдмаршальства о том, что в связи с расширением
прав народа необходимо расширять и права службы охраны государства...
потом мне все снилось это самое расширяющееся право мовов из службы охраны
государства. Оно все расширялось, расширялось, пока не захватило весь
Генн, и он, не выдержав этого все расширяющегося права, вдруг взорвался,
превратившись в мертвую планету, усеянную толстым слоем доносов,
написанных от руки, напечатанных на машинке, записанных на кристаллах... И
лишь один человек бредет по этой пустыне, я не вижу его лица, но знаю, что
у него лицо Дага Пинчи...
вчера уснул, стоял пустой бак из-под горючего, а метрах в тридцати правее
витали утренние духи. Их было два и они медленно приближались к лагерю. Не
знаю, сработал ли один из защитных блоков программы или подключился
элементарный инстинкт самосохранения, но остатки сна пропали мгновенно и
безвозвратно, я вскочил на ноги, озираясь по сторонам, пытаясь выиграть
хотя бы несколько секунд, и бросился в противоположный конец лагеря. Я не
увидел, а скорее почувствовал какое-то движение слева. Какое-то странное и
опасное движение... Одного взгляда было достаточно, чтобы я прирос к
месту. Слева, бесшумно и неотвратимо, в мою сторону поворачивалась башня
тяжелого танка. Вот уже чернеющая пустота атакующего раструба вышла на
одну линию со мной, и я, ни о чем больше не думая, прыгнул вперед, забирая
чуть левее, инстинктивно стремясь к безопасности мертвой зоны обстрела. И
когда я уже прижался к холодной броне кормовой части танка, рядом с
выхлопными дюзами главного двигателя, раструб выплюнул первый сгусток
энергии. Ближний дух колыхнулся и отплыл. Я успел подумать о том, какой же
стабильностью должна обладать структура духа, если импульс в несколько
сотен мегаватт отбросил его лишь на какие-то полметра, когда наконец
понял, что стреляет Длинный... Второй залп отогнал духов еще дальше, и они
поплыли, удаляясь в сторону бывшей станции метро, а Дили все бил и бил по
ним, пока они не миновали эти развалины и не скрылись в конце квартала,
свернув в какой-то переулок...
шестидесятилетней давности, - он выбросил еще какие-то инструменты и
несколько банок.
отщелкнул замок одной из банок и опрокинул в себя содержащийся в ней
питательный раствор. Я последовал его примеру, прекрасно понимая, что
обедать и ужинать нам сегодня не придется. Дили медленными глотками пил из
второй банки, и на лице его было написано такое блаженство, что я подумал,
что все, что с нами произошло за последние сутки, для него не более как
приятное развлечение. Да, вот такие, как он, идут на верную гибель не
задумываясь, они уже давно для себя решили, что смерть неизбежна, и совсем
не собираются оттягивать ее приход. Ярость обреченных порождает подвиг.
Если у него все такие в группе, то не удивительно, что мовы трижды за
последний год громили их лабораторию. Мовы их боятся больше всего, потому
что их действия не далекое будущее, а самое что ни на есть близкое
настоящее... И все это выливается в обоюдный открытый террор, который
уносит множество жизней и среди них, и жизни людей непричастных...
Мертвом городе нам уже пора собираться в путь. Правда, Дили что-то не
спешит, расселся, как на пикнике за городом. О чем он сейчас думает?
отчего здесь взяться ржавчине при нулевой влажности.
прошлом... Да, чтобы дожить до будущего, надо помнить о прошлом. Но сейчас
не самое удачное время для воспоминаний.
направлении, где четверть часа назад скрылись духи. До старого метро путь
неблизкий, но, слава богу, здесь никаких неприятностей не предвидится, по
крайней мере, в первой половине. И вот мы снова идем, Дили впереди, я -
сзади, по его следам. По следам... Какие уж тут следы... Гладкая, почти
как новая полоса асфальта, чистая, словно ее подмели сегодня утром.
Случается и такое среди развалин... Никаких тебе злых луж, ни прочей
гадости, гляди только в оба, чтобы не напороться на ползучую тень. А вот и
она - прямо по курсу. Почему же Длинный не сворачивает?
то, что тебе больше нравится!
тебе целятся, и дальше прямо без остановки сто метров. И тут-то ты
натыкаешься на нечто еще никем не виданное... Ну и что это такое? Раньше
ЭТОГО здесь не было... Не было, значит ЭТО выросло за последние два
года... Прямо перед нами из асфальта торчит нечто похожее на дерево.
Совершенно черного цвета, с колышущимися ветвями-щупальцами.
как это у нас получится. Дерево торчит посреди улицы, никак не обойдешь. А
в развалинах нас с нетерпением ожидают всякие мерзости типа теней и луж. И
пусть даже хорошо знакомые, но от этого, увы, ничуть не более безопасные.
на преодоление неизвестного препятствия. Но зато четкое противопоказание
посещения развалин справа. Да и слева ничего обнадеживающего. Как в сказке
о стране теней - самая безопасная дорога та, которую ты уже прошел.
другого пути у нас нет, если не считать тех вот развалин слева.
подумать и все хорошо взвесить.
полчаса на "Аллее духов" тоже будет не рай и мы можем застрять надолго,
если не навсегда.
показались мне вечностью, но, выбравшись оттуда, я не смог вспомнить
никаких подробностей. Только сплошное метание из стороны в сторону,
взад-вперед, колышущиеся ползучие тени у самых ног, и огненные плевки еще
действующих автоматов то справа, то слева. Насколько мирными и милыми
показались теперь мне злые лужи, спокойно лежащие в своих выбоинах и
ждущие неосторожного тральщика. Хорошо еще, что Дили садануло по руке уже
в самом конце нашего путешествия и мне не пришлось тащить его через черный
дом, а то бы мы оба плавали сейчас на уровне второго этажа в этой "черной
ртути". Пробой в руке не очень сильный, так что пусть полежит, а через час
он будет уже в норме. Но все-таки мы обошли это чертово "дерево". Я
обернулся назад и похолодел...
по бокам. Поворачивая голову в противоположном направлении, я уже знал,
что там увижу... Да, ничего не скажешь, хорошо мы его обошли. "Дерево"
стояло посреди улицы, прямо перед нами, мы даже не приблизились к нему ни
на шаг. Вот дьявольщина, напоролись где-то на "зеркало". Очередная шутка
Мертвого города - шутка с пространством. И шутка с нашим временем, мы