мальчишку, - добавил он, чтобы окончательно закрепить свою победу, -
выпороть!
Знать, простолюдины и изгои отмечают его по всем оройхонам. В этот день
старик Тэнгэр закончил свой труд, и Ёроол-Гуй справляет новоселье.
Ежегодно в первый день мягмара мерно дышащий далайн вскипает и покрывается
пеной. Это пляшет в бездонных глубинах владыка всего живого - вечный и
неуничтожимый Ёроол-Гуй. Далайн бушует, и на берег бывают выброшены
удивительные монстры, каких в иное время вряд ли можно встретить. И только
сам многорукий хозяин в течение всей праздничной недели ни разу не явится
на поверхности.
дары живому и жестокому божеству, просят себе удачи и новых богатств, а
простой люд спешит на трудный, но прибыльный промысел. Вздувшийся далайн
затопляет шавар, из которого выбирается вся нечисть, скопившаяся там.
Тукка и крепкоспинный гвааранз бродят по оройхону среди дня, и надо только
суметь их взять.
слабевшие в течение всего года, наполняются новой силой, постепенно
замиравшая жизнь бурно пускается в рост. Первый урожай после мягмара
всегда самый обильный, по нему легко судить обо всем грядущем годе. И
живущие в сытости и безопасности земледельцы тоже идут в это время к
далайну, просить у чужого бога хорошей воды. Бросают в бурлящую глубину
пучки хлебной травы и слепленные из земли человеческие фигуры. Приносят и
более серьезные подношения. Поют жалобно и протяжно, а потом, после
очистительных молитв предаются разгулу, каждый в меру своих достатков.
отмечают месяцы по собранным урожаям, то на мокрых оройхонах нет иного
отсчета времени. Щедрый мягмар - обещание будущей жизни и будущих бед.
Бесшабашная неделя пройдет быстрее, чем хотелось бы, и едва в далайне
осядут пышные холмы грязной пены, как многорукий убийца вынырнет из
глубины, чтобы доказать, сколь напрасны были жертвы и молитвы, обращенные
к бессердечному Ёроол-Гую.
одна, причем самая большая беда сегодня не грозит. И только двое
преступников - Шооран и его мама не могут позволить себе отдыха. Приказ
одонта строг: в течение трех дней - восемь ямхов харваха. Когда мама
привела домой избитого Шоорана, мешки с мокрым зельем уже дожидались ее.
Мама развязала один из мешков и тихо ахнула: набранный на далеких от
границы островах, долго и небрежно хранившийся харвах слежался и уже
начинал преть. Сушить его надо было немедленно, и мама, не сказав больше
ни слова, взвалила пару мешков на спину и отправилась к большому авару,
особенно далеко вторгавшемуся на сухую полосу, "своему авару", как
называла она его.
подошел к одному из мешков. Плох был харвах, хуже некуда. Ни у одного из
сборщиков мама не стала бы брать такой. Шооран, присев на корточки,
старался распушить слипшуюся рыжую массу, выбирал попадающиеся кусочки
листьев и молча, про себя, чтобы и всезнающий Тэнгэр не услышал, черными
словами ругал одонта, толстомордого наследника, его бесчестных
прихлебателей, сборщиков, наскребших где-то этот, с позволения сказать,
харвах, чиновного баргэда, принявшего такую работу. Проклинал и гнилой
хохиур, спасший их с мамой год назад и продолжающий кормить до
сегодняшнего дня.
мешок на спине не мог - хитиновая плетка из живого волоса иссекла кожу на
спине. Спасибо Многорукому, что палач не взялся за хлыст - чешуйчатый ус
парха бьет хуже топора.
раскаленной поверхности, удушливый пар поднимался столбом. В одной руке
мама держала метелку из ненавистного отныне волоса, собранного по краю
далайна, в другой - лопатку, вырезанную из панциря какой-то твари. Надо
было успеть, прежде чем высушенный и прокаленный харвах вспыхнет, смести
его в подставленную посудину. Эти пятнашки со смертью и составляли суть
работы сушильщика.
пряди метелки трещали, касаясь огненной скалы, запах паленого рога
заглушал даже вонь скворчащего харваха. В какое-то мгновение Шооран
заметил что на сметенной поверхности остался след, должно быть, волос не
смог сдвинуть попавшийся в дурно собранном харвахе лист или кусочек
стебля, и тотчас оттуда, причудливо извиваясь, побежала огненная змейка.
Шооран отлично знал, что значит этот огонек. Когда-то он любил наскрести
кое-как пригоршню харваха, кинуть его на авар и издали наблюдать, как он
трещит, как высохший порошок бугрится по краям, шевелясь словно живой. А
потом по поверхности пробегала такая вот змейка, и харвах оглушительно
взрывался, разбрасывая искры. Все это промелькнуло в памяти, пока огонек
торопился к лепешке харваха, показавшейся вдруг невообразимо огромной. Но
за мгновение до неизбежного взрыва мама поддела горячий харвах лопаткой и
отшагнула в сторону, развернувшись и прикрыв его своим телом. Остатки
харваха на аваре вспыхнули, но их было слишком мало, хлопок получился
слабым.
перемешивать. Шооран заметил, что руки у нее дрожат.
не надо быть.
равно плохой. Не надо его сушить, я лучше потом наберу нового. И не клади
так по-многу. Пожалуйста...
спине, но ничего не сказал. - Если класть харвах помалу, он чаще
взрывается. Запомни - трус живет меньше всех. А ты не сможешь набрать
столько харваха, так что придется работать с этим.
Видишь, как полыхнуло.
хуже, поэтому надо побольше успеть сегодня. А я пока сделала всего два
ямха. Но теперь дело пойдет легче, ведь ты мне помогаешь. С перебранным
харвахом гораздо проще работать. Иди, перебирай. Только сюда больше не
приходи, я зайду сама. Заодно отдохну по дороге.
иначе... плохая примета.
к дому. Дома пересчитал мешки и принялся за работу. Он вытаскивал кусочки
листьев, небрежно содранные волокна, всякий сор и ворчал про себя. Какой
это к Ёроол-Гую харвах! Его перебираешь, словно чавгу копаешь в грязи.
Мама придет, а он еще и с одним мешком не управился...
навеса, побежал туда, где над аварами расплывалось дымное облако. Не было
ни единой мысли, никакого чувства, он просто бежал, не думая, есть ли в
этом хоть какой-то смысл.
взрывом авара, из которого медленно, словно тягучие внутренности авхая
вытекал расплавленный камень. Шооран ухватил маму под мышки, потащил прочь
от огня, бормоча:
осколки пошли низом, но лицо пострадало не так сильно, и Шооран смотрел
только на него, стараясь не видеть груди и живота, где было жуткое месиво
из обрывков жанча, угля, каменной крошки и запекшейся потемневшей крови.
Там осталось...
лопнувшее забытое ожерелье, прощальным подарком скользнуло к ногам
Шоорана. Лишь тогда он понял, что вода уже не нужна, и ничего не нужно.
На мокрых островах ничего не росло, лишь безмозглые обитатели шавара -
тайза, жирх и колючая тукка копошились в нойте. Но однажды, когда Ван
выстроил очередной остров, из далайна явился Ёроол-Гуй. Илбэч стал одной
ногой на новый оройхон, а другой на старый и засмеялся, потому что не в
первой ему было так играть со смертью. Однако, Ёроол-Гуй не бросился на
берег как обычно, а остановился и открыл главные глаза, чтобы посмотреть
на человека вблизи.
охотиться за тобой. Я пришел сделать подарок.
срединных веков Ёроол-Гуй произнес свое последнее слово, и знает, что с
тех пор он не издал ни звука, но хитроумный Ван умел слышать мысли и
разбирать несказанное, а значит, мог разговаривать даже с вечным
Ёроол-Гуем.