Чтение 8–й страницы книги ~Остров Русь~

пожаловал, словно пес пешком, не на коне лихом? Посадите-ка его на конец
стола, там, где нищие да убогие..." А рядом с князем попик сидит. Тот так
надо мной насмехается: "То, видать, к нам Илюшка пожаловал, что не знает,
как к девице свататься, не срубив головы ее батюшке". Осерчал я, понятно,
за стол садиться не стал, только чемоданчик свой на него кинул да и вон
пошел...

- Ой, погоди, Илья, - снова влез Добрыня, язык которого слегка
заплетался, - дай я хоть расскажу, что у князя потом было, ты же не видел.
Когда ты вышел, да дверью хлопнул, стены в тереме треснули да покосилися.
Чемоданчик мы открыли, там - голова соловьева. Потом прибегает стражник:
"Князь, - кричит, - Илья Муромец с крыши твоей все золотые маковки
посбивал, а теперь в кабаке сидит, пропивает их. И всю голь киевскую
поит." Рассердился князь, послал семерых богатырей Илью сковать да к нему
прислать. Не вернулись те богатыри, споил их Илья. Послал трижды по семь,
и те не вернулися. Видит князь, вся дружина его так переведется. Говорит:
"Видно спутал я Илью-богатыря с кем другим еще. Кто тут храбрый есть? Вы
найдите его, да скажите, что приму его с великими почестями." Тут мы с
Алешей и вызвались. Ох, и погудели!

- Да-а, - протянул Алеша, жмурясь от приятного воспоминания, - пока
все маковки золотые с Ильей на троих не пропили, из кабака не вылазили.
Потом явились втроем к Владимиру да и говорим: "Прими, князь, Илью в
дружину, мы ему даем свою богатырскую рекомендацию. А не примешь, мы с ним
вместе по Киеву пойдем да камешка на камешке не оставим". Ну куда ему
деваться было? Принял?

- А Алена-то как? - поинтересовался Иван, несколько обескураженный
услышанным.

- А что Алена? - горестно тряхнул головой Илья, - похоронила она
голову отцову как положено, да так за Гапоном сосватанная и осталась.
Говорят и свадьба скоро. Поймал я ее как-то в княжеских сенях, зажал в
угол, а она кричит: "Отстань, видеть тебя, лиходея, не желаю! То ли дело
Гапон - мужчина интеллигентный, грамотный..." Отпустил я ее с богом, пусть
живет. А все Владимир, пес, приказал бы ей, пошла б за меня.

- Ох, как прав ты! - воскликнул Алеша в сердцах, - пес поганый наш
князь! Гапону-то в рот заглядывает, а нам, богатырям, уж третий месяц
жалования не повышает!

- Не ему, собаке, мы служим, - внезапно зарыдав, поддержал друзей
Добрыня, - а земле русской! - сказал и принялся ладонью размазывать по
лицу слезы и сопли.

Иван беспокойно огляделся. Хоть опыт его жизненный и невелик был, а
все же чувствовал он, что речи подобные добром не кончатся. Нужно было
как-то сменить тему. И он заговорил про то, чем сейчас его головушка более
всего занята была:

- Ну, Илья, твоя история - нетипичная. Не обязательно же так бывает!
Вот у меня возлюбленная, она и лицом красна, и умом ясна. И никогда она
мне поперечь не пойдет. - Тут хмель да желание покрасоваться пересилили
иванову правдивость, и хвастовство его перешло в откровенное вранье: - Да
я ей только шепну: "В койку, Маша", она уж там, одно слово - искусница!

Богатыри довольно заржали, а Боян, ткнув Ивана в бок, зашипел ему в
ухо:

- Ты че, дурак, обалдел? Здесь ведь муж ее - Черномор.

- Где?! - испугался Иван.

- Да прямо за тобой сидит.

Не удержавшись, Иван обернулся. Но место на скамье за соседним столом
пустовало.

- Нету там никого, - сказал он с облегчением. Глянул и Боян.

- Только что тут был, а теперь и след простыл. Ну, жди Иван
неприятностей...

Но не придал Иван словам этим особого значения, так как Добрыня и
Алеша принялись тем временем рассказывать и свои увлекательные истории.
Подумал только: небось Черномор давным-давно из кабака ушел. Подумал и
успокоился.

А зря. Потому что на самом-то деле все слышал Черномор и теперь,
сжигаемый ревностью, мчался он в палаты княжеские, лелея в душе нехитрый
план мести.

Бежал Черномор дорогой не окольною, а прямиком через джунгли, пугая
обезьян и попугаев. Вот и палаты.

Князя он застал в тронном зале за игрой в домино с Гапоном. Видно
Владимиру в игре не везло, так как сидел он в одних кальсонах да в короне,
а его сапоги, мантия и прочие одежды кучкой лежали возле Гапона.

- Не вели казнить, вели слово молвить! - вскричал Черномор, кланяясь.

- Ни минуты спокойной! - возмутился князь, не отрывая взгляда от
стола. - Поиграть не дадут! Может все ж таки повелеть казнить, а не слово
молвить, а? - но тут же, выговорившись, смягчился: - Ладно, давай,
выкладывай. - И обернулся к Черномору.

Гапон, пользуясь тем, что Владимир не смотрит, принялся подменивать
костяшки.

- Три твоих богатыря да дурак с ними сидят сейчас в кабаке да тебя,
Красно Солнышко, хают принародно.

- Вот же мерзавцы! - возмутился князь. - И как они меня хают?

- "Не собаке князю мы служим, - говорят, - а служим земле русской".

- Про землю русскую - это хорошо, - заметил справедливый князь. - А
вот про собаку - не хорошо. - Гапон, - повернулся он к попу, и тот мигом
отдернул руки от фишек, - чего делать-то с безобразниками будем?
Воспитывать?

- Поздно, - заявил Гапон злобно, - воспитывать надо было, когда они
на лавку поперек ложились. Теперича только одно поможет: головы
поотрубать.

- И то верно, - согласился князь, - мудрый ты у меня, - он ласково
потрепал Гапона по щеке, - они мне и самому как бельмо на глазу. Только
водку жрут да похваляются, а толку никакого. Но как их взять-то, ежели они
втроем по силе всей моей дружины стоят. Только угроблю ее бестолку.

- Ну, это просто, - ухмыльнулся Гапон, - они как напьются, куда идут?

- Ко мне, - ответил князь, - явятся, на ногах чуть стоят, "хотим, -
говорят, - подвиг совершить, прикажи, князь, чего-нибудь!"

- Ну вот, давай подождем. Как явятся, тут мы их тепленькими и
покоцаем с дураком ихним вместе.

- Точно! - обрадовался князь, - а пока сыграем?

- Сыграем, сыграем, - закивал Гапон, - больно мне кальсоны твои
глянутся. И корона.

- На корону не зарься, она казенная!

Черномор нерешительно кашлянул. Князь и Гапон повернулись к нему.

- Чего тебе еще? - спросил Владимир, - ступай.

- А может головы-то рубить не надо, а? - спросил Черномор слегка
напуганный результатами своего навета. - Да и богатыри-то тут ни при чем,
главное - Иван...

- Ступай, ступай, - повторил князь, - сами разберемся. - И вновь
повернулся к домино. - Елки палки! Все что ли уже?!

- Все, - скромно подтвердил Гапон. Разоблачайся, княже.

Понурившись, дядька Черномор медленно двинулся прочь. В сенях, зажав
под мышкой княжеские кальсоны, его догнал Гапон.

- Эй, Черномор, дело есть!

- Какие у нас с тобой дела могут быть, собака поповская?

- Ну, кто собака, это мы с тобой потом обсудим. Ты вот о чем подумай.
Трех богатырей сейчас казнят, так?

- Так, - тяжело вздохнув, признал Черномор.

- А без них дружина княжеская - тьфу, верно?

- Верно.

- Теперь представь, что как раз в этот момент на Киев печенеги
нападут.

- И представить-то боязно.

- А ты не страшись. Ежели ты со своими тридцатью тремя богатырями за
печенегов выступишь, быть тебе у ханского наместника воеводою!

- Да ты что?! - взъярился Черномор, - да я тебя сейчас!..

- Только тронь, - пригрозил Гапон, - в миг голова с плеч слетит.

- А я сейчас Владимиру про твои речи расскажу.

- Поверит он тебе! Мне он поверит, а не тебе!

- И то правда, - снова вздохнув, согласился Черномор, - что же
делать-то?

- А ты иди домой да подумай хорошенько, - посоветовал Гапон, - ванну
прими, тебе в воде лучше думается, так ведь?

- Так, - сокрушенно подтвердил Черномор.

- Ну тогда адью, до встречи, - помахал ему Гапон ручкой, - как
надумаешь чего, сообщи, - и поп вприпрыжку помчался обратно в тронный зал.

4. АЛЕША НЕ ЖЕЛАЕТ БЫТЬ РЕШКОЙ

Но вернемся к нашему герою и его доблестным друзьям. Пока у князя
Владимира плелись дворцовые интриги, много пива, зелена вина да водочки
утекло в утробы богатырские.

Усилиями Ивана беседа за столом двинулась в ином русле. Да и трудно
разве русского мужика склонить к разговору о женщинах.

- А вот у меня тоже история, - нетрезво ухмыляясь, заявил Алеша
Попович.

- И у меня, - ревниво перебил его Добрыня.

- Нет уж, я первый, - заупрямился Алеша.

Добрыня схватился за меч:

- Давай-ка, любезный, силушкой померимся, чья возьмет, тот и первый.

- Стойте, стойте, - принялся утихомиривать их Иван, - пусть ка Бог