Чтение 8–й страницы книги ~Комната невесты~

- Что я должен сказать, если спросят?

- Истинно тяжкой должна быть ноша, чтобы дойти до Сада Прекрасного,
пришелец.

- Осточертел мне ваш сад, - сказал я.

* * *

В ночь перед отлетом к южному полюсу мне привиделся вещий сон. Будто
пытаюсь вскарабкаться на высокую гору, острием проткнувшую купол незнаемых
небес. Никак не могу забраться, блуждаю между скал и даже запамятовал
обратный путь. Замечаю висячую лестницу, она сплетена из птичьих перьев.
Выбиваюсь из сил, взбираясь по ней, и вот вижу унизанный огнями сад. В том
саду множество золотых, серебряных, медных деревьев. Иглы и листья с
отливом червонным, шишки из самоцветных каменьев, на стволах - узоры
затейливые. И доносится голос реки, текущей меж берегов из топазов и яшмы:
"Деревья эти знают прошлое, невозвратное, невозможное и предвещают
грядущее, возвращенье твое стерегущее". Я подхожу к медному дереву над
рекой, спрашиваю мысленно: "Когда ж на Землю вернусь?" И ветви загадочно
шелестят: "Когда на горе небес засеребрятся снега..."

Три километра от вершины холма, где я посадил "челнок", до подножия
башни дались мне нелегко.

Я шел тяжелыми шагами, в невеселых раздумьях...

Неудачник, перечеркнувший надежды человечества. Что станется со мною в
этой башне, вблизи еще больше похожей на исполинское дерево, изуродованное
и забинтованное? Я шагал по нежной траве Индры, как по пуху земных
одуванчиков. Разбрызгивало лучи светило. Паслись в бледно-синем небе
редкие облака. Мерцали звезды, их было 11249. И проворачивалось в мельнице
времени колесо Млечного Пути.

В башне, едва я туда вошел, выкатилась из стены кабина, приплюснутая с
боков. Дверца кабины уползла вверх, я погрузился в подобие кресла из
мягчайшего зеленого мха. Начал меркнуть свет.

Остальное помню смутно. Помнится, вроде со стороны обнаружил вдруг себя
лежащим, как тогда, в операционной, на столе-раковине, и музыка пела, как
далекий океанский прибой, но надвигалась, надвигалась сверху прозрачная
полусфера, и вот на стенах ее хрустальных проступили звезды, крупные, как
роса, а за звездами уже пульсировала нечеловеческая, зловещая,
непреображенная тьма. И ударил свет.

* * *

И ударил свет, а вослед за светом я увидел сквозь серебряную паутину
русокудрого мальчонку и за ним в ослепительной голубизне дрожал и рвался
из его ручонок полосатый воздушный змей.

- Дедушка, ты Черномор? - спросил мальчонка. - Это ты таскал Руслана
над лесами и морями?

Я лежал в полусфере, голова утопала среди серебряных нитей. То были
мои, мои седые волосы до плеч, моя седая, разметавшаяся по груди борода.

- Отменный у тебя змей. Сам смастерил? - проскрипел я.

- Знамо дело, сам. Бумага, клей, ножницы. Но запомни: ножницы маленьким
детям в руки брать нельзя.

Воспитательница не велит, - обстоятельно поясняло дитя.

- Ножницы с собой?

Он закивал головенкой и опасливо вложил их мне в руку. Я сел в
полусфере, кое-как обкорнал седые пряди.

Налетевший ветер подхватил серебряный комок, поволок по лужайке, как
перекати-поле.

- Чериоморья борода! Черноморья борода! - распевал счастливый
повелитель змея.

- Слушай, малец, где здесь поблизости озеро или ручей? Хотя бы лужа...
- сказал я вставая и сошел с того, на чем возвратился домой. На моих
глазах полусфера сжалась до размеров подсолнуха или арбуза.

По мере уменьшения над нею сперва прояснился синеватый купол, но сразу
же затянулся изнутри тума- ном.

- Здорово ты колдуешь, Черномор, - восхитился златокудрый. - Озеро за
теми вон кустиками. Озеренок, озерный детеныш.

- Пошли поглядим, - сказал я и поднял из травы невесомую полусферу. -
Давай, поведу змея.

- Ты страшный. Змей испугается и улетит.

Из синевы озерца на меня воззрился глубокий старик. Так вот что они
имели в виду, намекая на энергию, .

которая во мне. Я расплатился за возвращение временем. Засеребрились
снега на горе небес, потому что небыстро поворачивают зеркало братья на
голубой звезде...

- Гляди, Черномор, на мне такой же костюм, как твой, - потрогал меня за
пояс малец. - Теперь много дядей и тетей носят такие.

- Какие такие?

- В каком улетел на Индру самый великий астронавт. Иван Пересветов. Ты
его случайно не знал?.. Когда дядя Ваня вернется с Индры, я буду старик,
как ты.

И борода такая же будет. А он прилетит молодой.

Не веришь, что ль?

- Когда улетел Пересветов? - быстро спросил я и с трудом проглотил ком
в горле.

- За три лета, как меня принесли аисты. В аистином платке.

Змей трепетал, дрожал, метался в небе, силящемся отделиться и улететь
от Земли.

- Тебя небось дома обыскались, - сказал я.

- У меня нет дома, - вздохнул он. - Живу в детском дворце. В той вон
роще, на бугре. Нас там тридцать восемь мальчишек и девчонок. Вся наша
родня погибла на Плутоне. Целый город погиб в ураган. Но детей спасли.

Я посмотрел в его отчаянно синие глаза и вдруг понял, даже не понял,
как бы вспомнил, что знаю о нем все.

- Алексей, я твой прадедушка. Хочешь со мною жить? С прадедушкой Иваном?

- Хочу, - улыбнулся он. - Жаль, воспитательница не разрешит.

- Таисия Сергеевна? Разрешит, не бойся.

- Если ты взаправду мой прадедушка, а не Черномор, то почему ты не
умер? - засомневался Алексей.

- Потому что прадедушки редко умирают. Хочешь, отпустим змея? И
смастерим другого. В три раза больше. И летать он будет без ниток.
Отпустим?

И змей улетел.

Расплатившись снегами на горе небес, я кое-что приобрел взамен.
Ребенка, которого я учу читать карту звездного неба, собирать травы в
горах, пускать встречь ветра змеев без ниток. Приобрел возможность
предугадывать ход событий - обычно за день, за два, но если
сосредоточиться, то и за больший срок. Одно мне поначалу досаждало:
мгновенно, помимо своей воли, сосчитываю все, что вижу. И даже чего подчас
не вижу, а чувствую или предчувствую, например, опадающие листья в
вечерней роще. И еще кое-что приобрел, но этому я постараюсь выучить
только Алексея, который сейчас спит и видит во сне, как Сивка-Бурка
задевает копытом золотые струны в чудесном саду...

Как жить дальше Колумбу, вернувшемуся ни с чем?

Явиться в Академию наук? Засмеют. Единственное доказательство в моих
руках - это полусфера, где я усилием памяти показываю Алексею живые