ломанные линии, но волхвы, судя по всему, в них разбирались.
выяснилось потом, что поставлен гипноблок, и мой ранг лазутчика сразу
повысился. Жрецы-техники ушли, взамен явился, как я решил, настоящий
палач. Привязав к столбу, меня снова накачивали ядами. Теперь химическими.
Дикая боль выворачивала внутренности, разбухшее сердце стояло в горле...
Но дозы были подобраны так, что сознание я почти не терял. Что я кричал,
что говорил - не помню. Знаю зато твердо: хотел бы что-то утаить, не
вырвали бы. Сам открыл в себе упрямство интеллигента, которое не сломить
примитивной физической болью.
но только теперь попал к настоящему мастеру заплечных дел. Меня отволокли
в другую комнату, где я увидел дыбу, "испанские сапоги", горн с
раскаленными железными прутьями...
суетливо посадили его в кресло. Волхв движением бровей услал их прочь,
оставив палача, тупое животное, которое вряд ли вообще могло говорить.
шепота:
пытками можно заставить признаться даже в том, чего он не понимает... Твои
пыточные приемы рассчитаны на животных, а я человек... Или тебе еще не
встречались люди? Или тут все ломаются перед болью? Или у вас, животных,
ничего нет дороже, кроме тела? Дурак ты, а еще волхв! Не понимаешь... Не
по разуму... Нет, разум тут ни при чем... Тебе не понять... ты сам всего
лишь животное... пусть разумное, но животное...
чистой белой комнате. Я лежал в просторной мягкой постели, на мне было
легкое одеяло из пуха. В воздухе сильно пахло травами. Я чувствовал себя
слабым, но боли не было. Справа на придвинутом столе играла в солнечных
лучах хрустальная ваза, доверху наполненная отборным виноградом. На столе
громоздились сочные груши, яблоки, персики.
хорошо сложенная. Видя, что я обнаружил ее, приподнялась с готовностью:
повиновалась. - Ты кто?
Если это в моей власти, отпускаю тебя на волю. Если нет, будь рядом, но
рабыней себя не чувствуй. В моей стране рабов нет.
богаче, теперь я понимаю, насколько богаче. Тебя зачем прислали?
уверенно.
головокружение. - Я не терял. Зачем я понадобился?
преодолев головокружение, открыл глаза, Илона, уже одетая стояла возле
моего ложа. В ее протянутых ладонях были гроздья винограда:
не терял. А тебя лечат, чтобы отправить в Рим. Верховный волхв сказал, что
у тебя стоит сверхмощный гипноблок. Здесь его не сумели вскрыть, зато в
Риме настоящие мастера...
затопило мозг. Свет померк.
обезболивающими... Точнее, это было даже не обезболивающее, а более
опасное, потому что вместо боли я чувствовал удовольствие, когда мне
вправляли суставы на руках и ногах, когда отдирали при перевязке
пересохшие бинты.
как он сокрушается. Кто я ему? Да и привык он к жестокости своего мира, к
пренебрежению человеком. А все-таки навещает, что-то приносит.
Рассказывает воинские истории с жуткими подробностями, в наивной попытке
развлечь.
вокзал. На обществе Тверда я настоял, угрожая в противном случае
остановить себе сердце. Верховный волхв согласился, скрипя зубами. Я
доказал свою крепость, а такой, как они поняли, в самом деле может
заставить себя умереть по своей воле.
распоряжении, а стража располагалась в крайних купе с обеих сторон вагон.
Тверд откровенно радовался, предвкушая рассказы о необычной поездке, о
роскоши княжьего вагона, Илона присматривалась ко мне, не в состоянии
понять своей роли. Мне было не до того, чтобы читать лекции о равенстве.
Надо объяснять с нуля, а я еще не придумал, как спасти свою шкуру.
Духовное раскрепощение Илоны подождет, ей пока неплохо. Главное -
придумать, как миновать застенки Рима.
самом деле по-княжески. В вагон доставляли лучшие фрукты, лучшую дичь,
несли лукошки, доверху заполненные земляникой, черникой, брусникой,
подносили жареных голубей, тетерок, глухарей, рябчиков, тащили только что
пойманную севрюгу, стерлядь...
все больше сдруживались. Илона держались поближе к Тверду, а у меня, когда
я видел их вместе, щемило сердце от жалости и недоброго предчувствия.
Боль меня не отпускала, но это была другая боль. Из окна я часто видел
просторные виселицы, поставленные на самых видных местах. Петель было
много, они почти никогда не пустовали Чувствовалось в таком отношении к
преступникам какая-то гордость. Словно бы, чем больше повешенных, тем
крепче и чище княжество, тем жестче - а значит, лучше! - законы, тем
безопаснее законо... княжепослушным гражданам.
техники - планетные колонии, экспедиции к звездам, о чем мы только
мечтаем! - и гнусное рабство. Что тут произошло?
через небольшое селеньице. На площади перед приземистым зданием торчали
отрубленные головы на длинных острых кольях. По обе стороны здания на
заостренных столбах были насажены люди со связанными руками.
Варвары!.. Чего с них взять. У нас честнее: голову на плаху, всего один
удар... А на колья - нет. Разве что во время войны, когда все можно...
отдернул ладонь, глядя на меня виновато.
мужчин! Полная свобода! Свобода от всего. Некоторые шуткари такое
вытворяют со своими полонянками, обхохочешься. И во сне не привидится!
меня. Я постучал пальцем по лбу. Тверд с удивлением поднял брови. Видимо,
у них этого жеста не было. Или он больше уповал на мощь рук, чем на
какие-то мозги.
головами. У некоторых в зубах торчали курительные трубки. Я вспомнил, что
в моем мире тоже шла борьба с курением: в допетровской России били кнутом
и ссылали в Сибирь, в Турции рубили головы и насаживали с курительной
трубкой на кол...
виднелся деревянный крест. Мне показалось, что на нем распят человек.
мода уже и сюда пролезла. Обезьянничают, подражают. А по-моему, распинать
- подлое дело. Рубить голову - другое. Или уж, на худой конец, посадить на
кол. Все же как-то по-нашенски.
стоял перед глазами, хотя я плотно стискивал веки.
встречались все чаще, наконец полностью вытеснили колья. Мы въехали во
владения Рима. До самого Рима еще далеко, но здесь жили покоренные народы,
здесь стояли римские гарнизоны, здесь велось знаменитое римское
судопроизводство.
"Т", с которых свисали прибитые за раскинутые руки длинными гвоздями люди.
Иногда висело уже то, что оставалось от человека. На перекладинах сидели
толстые разжиревшие вороны. Здесь начиналась собственно Римская империя,
населенная чистокровными квиритами - гражданами Рима. А также ее рабами.