Чтение 8–й страницы книги ~Золотая шпага~

Когда неравная схватка кончилась, Савельич сказал обеспокоенно:

-- А ведь атаку наших отбили!

Он тяжело отдувался, лицо его было красным и распаренным, несмотря на утреннюю прохладу. Немецкий мундир был изорван, напудренная косичка стала серой от пыли, белые гетры покрылись черными пороховыми пятнами, среди которых были и красные пятна от крови. Засядько в который раз, даже в столь неподходящее время, подумал, как нелепо выглядит прусская форма на русском мужике.

-- Мы выполняли отвлекающий маневр,-- объяснил он солдату.-- Главный удар наносят севернее.

-- Ту атаку тоже отбили,-- как будто равнодушно заметил Савельич.-- Еще раньше, чем мы взяли эту башенку.

Засядько прислушался. Орудия продолжали греметь с обеих сторон, но беспорядочная торопливая пальба превратилась в организованную. Так стреляют, когда цели можно выбирать без особой спешки.

-- Атаки наших будут идти одна за другой,-- сказал Засядько, успокаивая солдат. Сам же с тревогой думал о том, что в интервалах между атаками ничто не помешает французам выбить их из башенки в два счета. Солдаты это тоже понимают.

-- Вот откуда придется идти к солдатскому богу,-- сказал Савельич неторопливо.-- Что ж, служил честно и жил честно. И все здесь могут выложить свои души без страха...

Засядько лихорадочно раздумывал. Держать осаду здесь? И четверти часа не продержаться. Сделать вылазку? Но куда?

-- Савельич! -- окликнул он старого гренадера.-- Не помнишь, ворота крепости где-то под нами?

-- Вроде бы...-- ответил ветеран, с досадой потеребив косичку.-- Надо лишь спуститься по этим чертовым ступенькам...

-- Вот-вот,-- подхватил Засядько.-- Другого пути у нас нет. Ты останешься здесь. Бери половину молодцов по своему выбору, будешь поддерживать огнем.

-- А вы, ваше благородие?

-- А я с остальными попытаюсь прорваться к воротам. Изнутри! Если сверху ударят нам в спину -- задержи.

Он оглядел свою группу. Двадцать два человека... Савельич уже расставил людей у бойниц, солдаты открыли заградительный огонь. Вот и не говори о преимуществе стрельбы, подумал Засядько. Он видел как падают французские кирасиры, что пытались перебежать площадку. А в штыковом бою мы полегли бы сразу...

-- Пора!

Они выскочили из башенки, пересекли площадку и побежали не вдоль стены, как ожидали от них, а вниз по широким каменным ступенькам. По дороге сшибли оторопевшего от неожиданности француза с зарядным ящиком на плече и, будто лавина, понеслись дальше.

Засядько гигантскими прыжками мчался впереди. Каменная лестница, лепившаяся к крепостной стене, и в самом деле вела к воротам, но... там оказался целый отряд кирасиров!

Остановиться было уже невозможно. Засядько прыгнул прямо на головы защитникам, следом с громовым "ура" ринулись его солдаты. Он сразу же бросился сбивать с ворот громадные запоры. Ему торопливо помогали два здоровенных молодых парня, уроженцы Белой Руси. Сзади за спиной кипела жестокая схватка. Русские дрались отчаянно, однако французов было в несколько раз больше. Солдаты падали на каменные плиты, чтобы уже никогда не подняться...

Засядько яростно сбивал запоры. Помогавший ему солдат охнул и сполз на землю, цепляясь ногтями за металлическую обшивку ворот. Второй шагнул в сторону и тоже упал. На спине у него расплылось кровавое пятно.

-- Убрать стрелков! -- крикнул Засядько, не оборачиваясь.

Еще две пули прожужжали возле его головы. Крики и лязганье сабель приблизились вплотную. Значит, гибли последние из его солдат...

Отчаянным усилием он сбил последний засов и навалился на ворота. Тяжелые створки медленно, словно нехотя, распахнулись. В воротах завязался последний кровавый бой. Французы старались выбить русских за ворота и закрыть створки, а русские отчаянно цеплялись за каждую пядь земли. Все знали, что если отступят -- все жертвы будут напрасными.

Внезапно сверху раздался торжествующий крик. Засядько увидел бегущих по лестнице французов. "Савельича, значит, уже нет..." -- подумал с горечью.

К воротам со всех сторон сбегались французские солдаты. Засядько оказался в толпе неприятелей. Он с трудом отражал удары, рядом уже не осталось ни одного русского. Его медленно оттесняли за ворота. Несколько французов ухватились за створки, пытаясь свести их и снова запереть ворота крепости. "Я сделал все, что в человеческих силах",-- успел подумать Засядько.

Вдруг его буквально оглушило неистовое гиканье, что-то потное и тяжелое отбросило в сторону. В крепость ворвалась казачья конница! Плотной лавиной казачий полк вливался в распахнутые настежь ворота, растекался по улочкам.

Засядько в изнеможении опустился на землю. Сабля выскользнула из ослабевших пальцев и вонзилась в почерневшую от пороховой копоти землю.

Вслед за казаками промаршировали солдаты с ружьями наперевес и офицерами во главе. Вроде бы даже под музыку. И откуда только взялся оркестр в этом аду?

Мантуя пала.

Было захвачено 260 орудий, 400 пудов пороха, 30 тысяч пушечных ядер и много продовольственных складов, однако уже опустошенных местными жителями. Трофеи были велики, но Суворов предпочел бы вместо них еще пару складов с продовольствием. В соответствии со своим планом он собирался пройти к морскому побережью, а оттуда ударить всеми силами по столице революционной Франции. Оружия хватало, но с продовольствием было неважно. Австрийский военный совет не позаботился о своевременном снабжении союзных войск.

В расположении русских войск было тихо. Солдаты чистили обмундирование, драили кивера, вспоминали недавнее сражение. Горячо и с восхищением говорили о том, как фельдмаршал Суворов прямо на развалинах крепости срывал с Засядько знаки различия поручика, чтобы тут же произвести его в капитаны, Все понимали, что геройским подвигом молодой офицер облегчил взятие неприступной крепости и тем самым сохранил жизни очень многим.

На другой день после падения крепости прогремели боевые трубы.

Тревога!

Солдаты вскакивали, торопливо строились в каре. Издали было видно, как от штаб-квартиры фельдмаршала во все стороны на лошадях помчались адъютанты.

Засядько неспешно обходил своих людей. Он догадывался о причине: французская армия перешла в наступление. Командовал ею молодой генерал Жувер. Вообще, как заметил Засядько, у французов большинство командиров были молодыми и талантливыми полководцами. Они успешно били пруссаков и австрийцев, опираясь на революционный энтузиазм и коренную реорганизацию армии. Новые порядки позволили занимать командные посты действительно одаренным людям. Титулованные ничтожества не имели перед выходцами из народа никаких преимуществ. К тому же аристократы и без того почти все были уничтожены штормом революции или спаслись бегством в Англию, Россию и другие страны с монархическими режимами.

Утром Засядько со своим батальоном выступил в поход. Шли на фланге 6-го гренадерского полка. По всей видимости, им предстояло выполнить важную задачу: Засядько несколько раз видел Суворова, гарцевавшего на своей любимой казачьей лошади вдоль сдвоенной колонны. Узнав Александра, фельдмаршал крикнул:

-- Что нос повесил, капитан? Посмотри, какие у тебя чудо-богатыри!

Засядько козырнул, вспомнил Савельича и других, первыми взобравшихся на стену Мантуи, и ответил тихо:

-- Мои чудо-богатыри остались в крепости. Одни на площади, другие у ворот. Надо бы наградить их. Посмертно...

-- Напишите реляцию,-- велел Суворов сухо. Он стегнул коня и поскакал дальше.

В тот день составить реляцию не удалось. Через два часа под небольшим городишком Нови Суворов атаковал армию Жувера. Как Засядько и предполагал, его батальон вступил в бой в числе первых.

6-й гренадерский полк, построившись в линию развернутых батальонов, дал залп и пошел в штыковую атаку. Засядько подивился молодости и стойкости французских солдат. Сражались они неистово, так бьются, подумал Засядько, только за правое дело. Хотя, вроде бы, сражения идут на земле Италии с русскими войсками. Или они все знают, что несут свободу и более справедливые порядки? Закаленные суворовские солдаты, привыкшие к победам над войсками таких же королей и султанов, с молодой революционной армией дрались тяжело, несли тяжелые потери, каждую пять итальянской земли поливали своей кровью.

Первая атака была отбита с большими потерями для русских войск. На левом фланге та же участь постигла австрийцев. Кое-где французы пытались перейти в контратаку, но были остановлены стрелками.

Вторую атаку французы отбили с еще большими потерями для русских и австрийских соединений. Засядько заметил внутри французских порядков перестроение и попридержал свой батальон. Как оказалось, не зря.

После третьей атаки, которую французы отбили с большим уроном для нападающих, кирасирский полк по указанию Жувера стремительно ударил во фланг 6-го гренадерского, стремясь с ходу смять батальон Засядько и выйти в тыл основных мушкетерских соединений.

Натиск был столь стремителен, что русские даже не успели выстрелить. Передние ряды французов неожиданно выросли перед ними и ударили в штыки. Как оказалось для чудо-богатырей, штыковой был знаком и французам, и дрались они в рукопашной яростно и умело. Засядько поспешил в гущу схватки. Нужно было, во что бы то ни стало задержать атакующую колонну, иначе исход всей битвы будет решен в пользу французских войск. Из его воинов ни один не дрогнул. Сражались остервенело, не выпуская оружия.

Жувер бросил в бой отряд конницы, чтобы она довершила начатое. В это же время Суворов перегруппировал отступающие части и сам повел их в последнюю отчаянную атаку.

Страшное и печальное зрелище предстало перед ним. Только что здесь стоял батальон молодого капитана Александра Засядько... А теперь поле усеяно павшими русскими и французскими воинами. Батальон пал смертью храбрых, но не отступил ни на пядь. Тем самым он дал возможность фельдмаршалу собрать разрозненные части для четвертой атаки.

И когда русские пошли в жестокий штыковой бой, один из сраженных зашевелился и тяжело поднялся, опираясь на залитую кровью саблю. Он был высок, широкоплеч и страшен в окровавленной одежде, с запекшейся кровью на бледном лице. Это был капитан истребленного гренадерского батальона Александр Засядько.

Бой решила четвертая атака и рейд русской конницы. Она появилась в тылу противника и вызвала там замешательство. Французские войска стали отступать.

Немного оправившись, Засядько принял участие в преследовании. Его внимание привлек один из французских кирасиров, врубившийся в ряды русских солдат и пытающийся сдержать натиск. Острая сабля сверкала как молния, не один из пехотинцев расстался с жизнью, пока Засядько подоспел к месту схватки.

-- Эй, богатырь! -- крикнул Засядько по-французски.-- Хватит простых солдат рубить, померяйся силами с равным!

Он пришпорил коня. Кирасир злобно оскалился, вскинув огромный палаш. Удар был страшен. Засядько едва успел закрыться. Лезвие палаша скользнуло по его сабле и сорвало с плеча эполет.

-- Теперь держись,-- сказал Засядько мрачно.

Однако француз отразил атаку мастерски. Распалившись, Александр обрушил каскад ударов, но кирасир оказался бывалым воином, не ушел в глухую защиту и, отражая сабельные удары, все время выбирал позицию для ответной атаки.

Засядько ощутил смутную тревогу: впервые за всю войну попался противник, который разгадывал его боевые приемы. И он решился применить прием, которым пользовался лишь в самом крайнем случае. Это было из боевого наследия запорожцев. Когда-то отец показал ему составные части обманного движения и сокрушительного удара. Александр научился наносить его еще в то время, когда скакал верхом на прутике и сек крапиву деревянной саблей...

Он взметнул саблю. Р-р-раз! Поворот... Страшный удар!!!

Француз вдруг странно изогнулся, его палаш повернулся острием к русскому офицеру, и... сабля Александра почти над самой головой противника вырвалась из рук. Вырвалась с такой силой, что удержать ее не было никакой возможности...

И Засядько узнал этот прием. Но его применяли только люди, обученные на Хортице...

Прежде чем француз занес свой палаш над обезоруженным противником, Александр с яростным воплем, от которого в страхе дернулся конь француза, прыгнул навстречу. Сцепившись, они свалились с лошадей. Засядько обеими руками схватил палаш и вырвал его из рук француза. Тот не сопротивлялся, настолько сильно ударился при падении.

-- Отвечай! -- потребовал Александр.-- Кто научил тебя так драться?

Француз злобно плюнул ему под ноги и вдруг ответил на чистейшем украинском языке:

-- Были люди, научили!

Засядько опешил.

-- Ты... ты знаешь украинский язык?

-- Знаю,-- ответил француз зло.

Он попытался подняться, но болезненно сморщился, стиснул зубы, стараясь унять стон. Повсюду мелькали мундиры русских солдат, бежавших вперед, гремело "ура". По их красным, распаренным лицам струился пот, сапоги глухо стучали по накаленной почве.

-- Я сам украинец,-- сказал Засядько, желая вызвать француза на откровенность.-- И меня удивили твои фехтовальные приемы...

-- Меня тоже удивило твое искусство,-- ответил француз.

-- Будем считать, что мы обменялись комплиментами. А теперь скажи: где ты научился так драться?

Кирасир с трудом поднялся и сел. Кисть правой руки кровоточила от удара о камень.

-- На Сечи,-- буркнул он.

-- Я так и думал,-- кивнул головой Засядько.-- Первые уроки я тоже получил там. На саблях.

-- Это заметно,-- проворчал француз.

Он поднялся, пошатнулся, зло осмотрелся по сторонам. С русской стороны уже спешили санитары, показалась повозка для раненых.

-- А как ты попал на Сечь? -- полюбопытствовал Засядько.

-- Отряды запорожцев сражались повсюду в Европе,-- ответил кирасир неохотно.-- Познакомиться и подружиться с украинскими рыцарями было нетрудно. Я был сорвиголовой, искателем приключений... Попросился к ним в отряд, прожил на Сечи три года. Может, и остался бы там навсегда -- ваши девушки не уступают парижанкам,-- но императрица ввела войска в Сечь... Казаки дрались отчаянно, я там был ранен. С тех пор прошло двадцать лет, даже больше, но я не забыл ни одного приема, которыми овладел там.

Подъехал капитан Васильев с двумя драгунами. Он повсюду появлялся не иначе как в сопровождении двух-трех солдат и чаще всего после сражений, когда переставали греметь пушки и затихали крики. Зато, когда войска возвращались с поля боя, он всегда ухитрялся оказаться во главе колонны, размахивал кивером и раскланивался во все стороны.

-- О,-- воскликнул он,-- Засядько снова отличился. Поздравляю вас, капитан! Вы славно потрудились во славу российского оружия.

Один из драгун по его знаку спрыгнул с лошади, помог взобраться на нее пленному офицеру, а сам остался пешим.

Засядько, не отвечая, вскочил на своего коня. В отдалении гремели орудия. По разбитой дороге, огибая опрокинутые повозки, нескончаемым потоком двигался обоз русской армии. Засядько уже отъехал добрую сотню саженей, как вдруг услышал истошный крик:

-- Стой! Стой, сволочь!

Александр оглянулся. Пленный француз повернул лошадь и скакал к нему. Он был невооружен и, очевидно, хотел что-то сказать или о чем-то попросить русского офицера, захватившего его в плен.

-- Стой, сволочь! -- услышал Засядько еще раз вопль Васильева.-- Стреляйте!

И вслед за этим прогремел выстрел. Стрелял спешившийся драгун. Александр увидел, как француз дернулся и поник, обхватив руками шею лошади.

Скакун добежал до Засядько и остановился. Француз медленно сползал на землю. Александр спрыгнул, ошеломленный таким нелепым развитием событий, едва успел подхватить раненого. По пальцам его руки, которой он поддерживал француза за спину, стекала теплая кровь.

Пленный офицер еще пытался улыбнуться ему, словно извиняясь за неприятность, но смертельная бледность уже покрыла его лицо. Губы что-то шептали.

-- Что? -- спросил Засядько.-- Что? Не слышу!

Губы француза дрогнули, и он закрыл глаза. Послышался топот, на взмыленной лошади прискакал Васильев в сопровождении конного драгуна.

-- Каков, а? -- сказал он с истерическим смешком. Руки его дрожали, был он возбужден до крайности.-- Хотел убежать! Вот сволочь, а? Хорошо, что я сразу разгадал его маневр и велел стрелять.

-- Нелепость,-- сказал медленно Засядько, чувствуя закипающий в душе гнев.-- Нелепая ошибка! Он не собирался бежать. Да это было бы невозможно, всюду наши солдаты... Он скакал ко мне.

-- Зачем? -- спросил Васильев подозрительно. Не дождавшись ответа, сказал высокомерно: -- В любом случае хорошо, что мой драгун не промахнулся.

Он повернул коня, махнул своим сопровождающим. Оба были уже на лошадях и послушно последовали за ним по направлению к штабу.

Засядько почувствовал, как неудержимая ярость ударила ему в голову. Такое с ним было впервые. Рука мгновенно оказалась на сабле, пальцы стиснули эфес.

"Придерусь к этой сволочи за что-нибудь,-- пронеслась мысль,-- и вызову на дуэль. Убью как собаку".

На следующий день он разыграл сцену ссоры с Васильевым. Поводом послужила карточная игра. Александр заявил, что только дуэль может дать ему удовлетворение. Присутствующие офицеры видели, как смертельно побледнел Васильев. Все знали, что значит скрестить саблю с Засядько. А увернуться от дуэли -- покрыть себя позором в офицерском обществе. Здесь не поможет и покровительство всесильного фельдмаршала, которому доводился каким-то родственником по материнской линии.

Однако дуэль не состоялась. За два часа до намеченного времени Васильев спешно покинул полк. Как оказалось впоследствии, он вернулся в Россию и с помощью влиятельных родственников устроился при генеральном штабе...

Глава 12

Этой битвой и завершился Итальянский поход. Французы полностью ушли из северной Италии, на которую теперь распространилась власть Австрии.

За воинский подвиг Засядько был представлен к высшей офицерской награде: ордену святого Георгия 4-й степени. Однако обозленный Суворов вычеркнул его из реляции, фельдмаршалу стоило немалых усилий спешно найти повод и отправить Васильева в Россию. Не то, что он любил этого самоуверенного льстивого дурака, которого видел насквозь, просто не мог позволить, чтобы русские офицеры проливали свою кровь в бессмысленных ссорах, а не на службе Его Императорскому Величеству. Ну и, конечно же, это уже не вслух, чтобы избежать воплей многочисленной родни, что не уберег, не охранил, не защитил. И так защищает его больше, чем собственного сына!

Суворов намеревался после короткого отдыха двинуть русские войска во Францию, пройти ее с боями и захватить революционный Париж, чтобы гидру свободомыслия раздавить если не в зародыше, то прямо в гнезде. Отчаянно возражали австрийцы, они панически боялись присутствия русских войск. Где русские войска появлялись, там они и оставались, а земли вскоре вливались в состав Великой Российской Империи. Пока русские войска крушили Казанское царство или якутских царей и захватывали их земли, это не очень тревожило Европу, хотя стремительное усиление России все же нарушало хрупкое равновесие сил. Но когда Петр сокрушил Швецию и захватил побережье северных морей, а свое царство объявил империй, Европа начала беспокоиться. Когда же Екатерина в ряде турецких войн отхватила огромные территории, обеспечила выход и к южным морям, где спешно начали строиться верфи для военных кораблей, то в европейских дворах пошли разговоры о том, что как-то надо остановить стремительный рост евроазиатской державы.

Узнали и о том, что вынашиваются планы по захвату всего Кавказа с его бесчисленными народами, царствами и княжествами, завоевание Бессарабии, выход к Дарданеллам и отвоевание у турков Константинополя, который те кощунственно переименовали в Стамбул... Еще киевские князья намеревались захватить Константинополь для себя, ввести его в состав Руси, великому князю Владимиру осталось лишь протянуть руку, но он удовольствовался званием базилевса-императора и сестрой императоров Анной, которую ему отдали под угрозой захвата и разрушения Константинополя. А тут еще блистательные войска Суворова, которым противопоставить нечего, в самом сердце Европы -- в Италии! Если захотят остаться, кто их остановит, если они уже разбили лучшую в мире армию французов? Только не австрийцы, которых любой петух бьет.

План будущего похода принадлежал Австрии. Австрийскому императору с помощью европейских королевских дворов удалось настоять перед русским императором Павлом на своем варианте войны с революционной Францией. Не на просторы Франции и в блистательный Париж идти русской армии, а в горные теснины Альп, где голые скалы и бездонные пропасти, обледенелые тропки, где не всякий горный козел проберется!

Засядько старательно изучал маршрут. Нужно идти в Швейцарию на помощь русскому корпусу Римского-Корсакова, который вместе с армией австрийского наследника престола стоял в Муттенской долине.

Швейцарский поход начался в сентябре. Засядько вел свой батальон по узенькой тропинке, вившейся по обледенелым склонам скал. Часто приходилось карабкаться по такой крутизне, что даже самые бывалые солдаты закрывали глаза и шептали побелевшими губами молитвы пречистой деве Марии.

-- Простая оплошность или предательство? -- взволнованно спросил у Засядько подошедший поручик Лякумович.-- Нигде нет ни продовольствия, ни лошадей! А ведь австрийцы обещали. Фельдмаршал велел остановиться, искать еду в окрестных селах.

-- И грузить на казачьих лошадей?

-- Вот именно! Выходит, что мы с самого начала лишились конницы.

Засядько хлопнул его по плечу, сказал успокаивающе:

-- А что может сделать конница в горной войне?

-- Все-таки лошади...-- ответил Лякумович неуверенно.-- В походе пригодились бы. Ведь беспримерный рейд! Провести такую армию через Альпы! Подобного еще не было в истории.

Засядько расхохотался.

-- Плохо вы знаете историю, юноша! Здесь не только лошади, но и слоны проходили. Я имею в виду боевых слонов в армии Ганнибала. Он тоже перешел Альпы в этом районе. А Карл Восьмой?

-- Что Карл Восьмой? -- спросил Лякумович пристыженно.

-- Осенью 1494 года,-- ответил Засядько,-- французский король Карл Восьмой с большой армией перешел Альпы и двинулся на Италию. Захватил Рим, Неаполь... А Франсиск Первый? Не слышал о таком? Тот пересек Альпы со своей армией в 1515 году. В аббатстве Сен-Дени близ Парижа находится его гробница, на ее барельефе изображен это поход.

-- Откуда ты все это знаешь?! -- воскликнул пораженный поручик.

-- По работам Пьера Бонтана. В библиотеке училища были альбомы с его рисунками. На одном из них изображена гробница, которую Бонтан украсил барельефами в 1555 году.

-- Поразительно,-- пробормотал поручик,-- такая память...

-- Моя память, возможно, была слабее твоей,-- ответил Засядько,-- но я ее постоянно упражняю, как и мускулы.

-- Господи, да как ты живешь все время в такой узде?

Засядько улыбнулся:

-- А мне нравится! Конечно, сначала сто потов сходит, зато результаты...

Впереди раздался отчаянный крик. Лякумович бросился вперед, но замер на полдороге. На их глазах с узкой тропинки сорвались два солдата и исчезли в глубокой пропасти.

Засядько поглубже надвинул капюшон. Из висящих прямо над головой туч посыпались тяжелые крупные капли, затем хлынул дождь, превратившийся в ливень. Солдатам пришлось совсем плохо. Они привыкли переносить тяготы походной жизни на равнинах, к горным же условиям никто не был готов. Засядько с болью и горечью отмечал, что люди скользят по обледенелым скалам, падают, срываются в пропасти.

Особенно трудно пришлось при переправе через стремительные горные реки. Вода несла громадные валуны, и люди исчезали под ними, не успев даже вскрикнуть. Пронизывающий горный ветер валил солдат с ног, многие не могли подняться. Путь армии был густо усеян трупами замерзших, а горы становились все выше...

Лякумович поскользнулся, удержался на ногах с великим трудом. Весь дрожа, смотрел с ужасом в бездонную пропасть, куда все еще катились камни.

-- Повезло! -- сказал он проводнику, что шел рядом с Засядько.-- А если бы сломал ногу? Смогли бы меня стащить вниз к людям?

-- Конечно, монсеньор! -- ответил проводник невозмутимо,-- В прошлом году я здесь подстрелил кабана. Еще толще! И ничего, спустил.

Он покосился на Засядько. Тот подмигнул, и проводник признался:

-- Правда, в три приема.

Но самое страшное ждало впереди. На перевале засели французские авангардные отряды. Передовые русские части попали под смертельный огонь французов. Подступы к перевалу обагрились кровью, склоны были густо усеяны трупами в русских мундирах. Суворов подозвал Багратиона. Тот, выслушав фельдмаршала, направился к Засядько.

-- Берите своих людей, пойдем в обход.

-- А здесь есть обход?

-- Ищи. Нужно выбить французов с перевала, иначе здесь ляжет вся наша армия.

Засядько пошел поднимать солдат, а Багратион подозвал еще нескольких командиров батальона. Все сознавали, насколько трудная задача им предстоит. Солдаты молились, офицеры старались не показывать своего волнения.

Батальон Засядько сделал марш-бросок и оказался перед неприступными скалами. От земли прямо в синее небо поднималась совершенно отвесная каменная стена, на которой не было ни травинки, ни трещины, ни выступов...

К Засядько, рассматривавшему стену, подъехал Багратион. Его смуглое лицо побледнело.

-- Александр Дмитриевич,-- сказал он просительно, и это обращение здесь прозвучало настолько непривычно, что Засядько ощутил неловкость: властный и горячий Багратион никогда никого не просил.-- Александр Дмитриевич, надо как-то взобраться. Иначе... Сами понимаете, мы все тут останемся. Что погибнем, ладно -- мы к этому готовы с начала ратной службы, но какой позор падет на русскую армию! А ваш батальон наиболее подготовлен...

Засядько хотел было в сердцах ответить, что он не рысь, а казак, а те, как известно, привыкли сражаться в чистом поле, и что по скалам привычнее лазать всяким там горцам, но, встретившись взглядом с Багратионом, смолчал. Какой из Багратиона горец, горы видит впервые в жизни.

Сбросив сапоги и, обвязав вокруг пояса тонкий шнур, подошел к стене. Трещины и выступы все же нашлись, но совсем крохотные! Разве что ящерица могла бы удержаться на них. Александр остановился в раздумье. Багратион и солдаты выжидательно смотрели на него. Не желая показывать перед ними свою нерешительность, Засядько стал взбираться наверх. В нескольких саженях от земли ноги соскользнули, и он повис, вцепившись пальцами рук за уступ. Снизу донесся вопль ужаса. Но он сумел подтянуться, нащупал ногой опору. В мертвой тишине Засядько продолжал лезть вверх. На большой высоте, откуда падение грозило неминуемой гибелью, он почувствовал, что дальше двигаться не может. Руки и ноги дрожали, соленый пот застилал глаза, сердце готово было выскочить из груди. Он прижался к скале и расслабил мышцы, чтобы немного отдохнуть. Сильный порыв ветра чуть не оторвал его от камня; еще один такой порыв -- и он полетит в пропасть.

Засядько скосил глаза вниз. Крохотные, похожие на игрушечных, солдаты стелили на камни шинели на случай, если он сорвется. Александр горько усмехнулся: разве подушка спасет?

Передохнув в таком положении, он стал карабкаться дальше. Еще дважды ноги соскальзывали и он оказывался на краю гибели, но выработанная цепкость и жажда жизни все-таки вывели на вершину. Вконец обессиленный, он несколько минут отдыхал, затем подтянул наверх толстую веревку, которую Багратион привязал к шнуру. Намертво закрепив петлю вокруг огромного камня, подал знак подниматься. Солдаты крестились и обреченно подходили к каменной стене.

Багратион приказал оставшимся солдатам подобрать трупы товарищей, которые не смогли преодолеть преграду даже с помощью веревки, и вернулся к основным частям.

Не дожидаясь, пока поднимутся все, Засядько взял три роты и повел в тыл французам. Никто из засевших на перевале не ожидал появления русских с этой стороны. Произошла короткая схватка. Французы поспешно отступили к основным своим силам. Засядько поднял на вершине флаг, давая Суворову знак продолжать поход.

Но еще более грозное испытание ждало русские войска уже после того, как они перешли Сен-Готард и начали спускаться крутым оледеневшим склоном к ущелью реки Рейс. Дорога шла берегом по краю глубокой пропасти, что приводило в отчаяние солдат, привыкших к равнинам России и Украины. В самом непроходимом месте, где река с трудом пробивалась сквозь сплошные отвесные скалы, французы устроили редут и прочно закрепились в нем. Это было в районе так называемого Чертового моста, который французы успели разрушить.

Батальон Засядько первым попал под обстрел. Пули щелкали по камням, разили солдат. Одна чиркнула по эфесу шпаги Засядько, который ехал впереди, но он даже не обратил внимания. Солдаты считали своего капитана "заговоренным".

Промчался на коне Багратион. Засядько впервые видел генерала в таком возбуждении. Здесь нечего было и думать о рейде в тыл противника. Через реку можно перейти лишь по мосту, который не зря называли Чертовым. Висящий на огромной высоте, он был бы страшен новичкам и целехоньким...

Засядько оглянулся по сторонам, заметил стоявший неподалеку сарайчик. Почему не попробовать?

-- К сараю! -- скомандовал громко.-- Разобрать по бревнышку, быстро! У кого уцелели шарфы -- снять, пойдут вместо веревок.

Воспрянувшие духом солдаты бросились к сарайчику. Французы перенесли огонь на саперов. Засядько, сорвав с себя пояс, стал связывать доски. Кто-то принес найденную в сарае длинную веревку. Солдаты связывали жерди, которые нужно было перебросить через разрушенную часть моста.