Чтение 8–й страницы книги ~Фарамунд~

- Не обязательно, - ответил Долм, он широко улыбался, - но и слушаться
не станет. Он знает только самого хозяина...

Фарамунд быстро оседлал, его пальцы ласково коснулись подрагивающей
кожи умного сильного зверя. Долм ахнул, когда этот человек вскочил в седло,
не коснувшись стремени.

Жеребец дико заржал, то ли от изумления, то ли оскорбившись, поднялся
на дыбы. Крепкие копыта замолотили по воздуху с такой силой, что разбили бы
любые черепа вместе со шлемами.

- Останови!..

Фарамунд услышал далекий удаляющийся крик. Мимо мелькали стены. Далеко
впереди блеснул свет, ворота распахнуты, в бург медленно заезжает повозка.

Он успел увидеть насмерть перепуганное лицо, вскинутые руки, словно
возница защищался от призрака. Конь каким-то чудом перемахнул наискось
повозку, под копытами загремела сухая, утрамбованная колесами земля.

Ветерок превратился в сильный встречный ветер. Копыта стучали часто,
стук перешел в мелкую дробь, словно из порванного мешка сыпался сухой горох.

Он ощутил, что конь слушается, и что, самое дивное, он сидит на нем
так, как будто родился и жил в седле. А этот могучий зверь несется уже как
птица над землей, словно огромный стриж! Ветер свистит в ушах, треплет
волосы, а грудь разбухает, то ли раздуваемая ветром, то ли потому, что
изнутри рвется неведомое ликование...

Дурацкое ликование, ведь он раб, он слуга этих людей, но почему так
счастлив, так безумно рад, что земля несется навстречу, исчезает за спиной,
ветер уже не треплет волосы, а дергает, далекий горизонт приближается
быстро! Оттуда появляются дома и деревья, но дальше еще мир, еще люди, еще
неведомые страны, еще Неведомое...

Он внезапно заорал, завопил, даже пытался свистеть, но воздух раздувал
рот и выворачивал губы, вбивал свист обратно. Ноги напряглись, он
чувствовал, что вот-вот взлетит в небеса, что с ним творится нечто
неведомое, непонятное...

Конь начал хрипеть, с удил срывались клочья желтой пены. Он сам хотел
мчаться и мчаться, но бока покрылись мылом, раздувались часто и бурно,
словно жабры у выброшенной на берег рыбы.

Долм вскочил с бревна, едва заслышал стук копыт. Лицо его было бледным,
в глазах страх.

- Цел? - вскрикнул он. - Конь цел?

- В порядке, - прохрипел Фарамунд. Его раскачивало в седле от
усталости. - Он как ветер...

- Еще бы! Это же конь Свена! Если бы с ним что случилось, хозяин бы нам
обоим головы снял...

Фарамунд не слез, а сполз по мокрому боку измученного животного. Долм
подхватил под уздцы, бегом повел по кругу, охлаждая, не давая запалиться
дорогому жеребцу. Когда он, сделав круг, приблизился, Фарамунд спросил
сипло:

- Я точно был конюхом?

Долм бросил на него свирепый взгляд, в котором были страх и отчаяние. В
следующее мгновение Фарамунд видел только удаляющуюся спину старшего конюха
и блестящий от пота круп жеребца.

Впрочем, теперь он и сам чувствовал, что вряд ли был именно конюхом.

Стаи воробьев с веселым щебетом бросились расклевывать конские каштаны.
Сквозь тучи проглянуло слабое солнышко, непереваренные зернышки овса
заблестели как крупинки янтаря.

Он перевернул тележку, вытряхнул. Колеса почти не вращаются, подумал
угрюмо, надо попросить кузнеца поправить, иначе проще вместо колес поставить
полозья.

Воробьи чуть отпорхнули с дороги, а он покатил тележку, толкая впереди
себя. Голова сегодня не болит, даже когда тупо пытается проломиться сквозь
стену: кто он? Что с ним было? Как его зовут на самом деле?

Тележка вдруг остановилась, будто налетела на пень. Дорогу загораживал
толстый, поперек себя шире, массивный мужик. Брюхо выпирало из-под
полотняного передника. Рядом с ним стояли еще двое, Фарамунд ощутил на себе
их наглые ощупывающие взгляды. Тоже крепкие, пропахшие деревом, смолой,
стружками, все трое явно плотники...

- Ты... эта... - прогудел мужик в переднике. - Ты эта... чего?

- Что? - спросил Фарамунд. - Просто работаю.

Они некоторое время рассматривали его, один даже обошел со всех сторон.
Фарамунд почти наяву увидел, как мучительно во всех трех черепах бьется одна
и та же мысль: что же такое учинить, если к Неяссе не пойти: там старший
конюх забавляется, к Голунде тоже не заглянешь - дворецкий почтил вниманием
самую пышную бабенку, а пива больше не подадут...

Наконец, самый толстый, который в переднике, с некоторым изумлением
указал пальцем:

- У него ж сапоги почти новые!..

- Да, - согласился второй. - Мне впору.

- Ну, нет, - оскорбился третий. - За них Киззик даст не меньше, чем по
две кружке пива на каждого!

Оглянулись на самого массивного, тот вытер руки о передник,
подбоченился. Глаза его не отрывались от сапог на неподвижном Фарамунде.

- Да, - раздался его густой голос, похожий на рев. - Да.

- Что "да"? - переспросил первый быстро. - Отдаешь мне сапоги?

- За пиво! - крикнул второй. - Носач, за пиво!

- За пиво, - бухнул толстяк, которого звали Носачем.

Первый повернулся к Фарамунду:

- Эй, чужак! Быстро скидывай сапоги.

Фарамунд тупо уставился в их лица. Все трое стояли такие огромные,
сильные, здоровые, что он сразу ощутил не только усталость после тяжкого
рабочего дня, но и как ноют еще не зажившие раны.

- Это мои сапоги, - прошептал он.

- Уже нет, - весело сказал второй. - И даже не Куцего. Они уже
Киззикины.

А первый добавил с кривой усмешкой:

- И вообще это уже не сапоги, а шесть кружек пива.

Во взгляде его было сожаление. Фарамунд попробовал обогнуть их с
тележкой, но они со смехом загораживали дорогу. Он беспомощно поднял голову.
Из окон кое-где выглядывали смеющиеся бессердечные лица. Мужчины и женщины
смеялись над его беспомощностью.

Он попятился с тележкой, повернул и попытался объехать их слева, но
гигант Носач выставил ногу, и колесико уперлось как в дерево.

Фарамунд попросил торопливо:

- Пропустите меня. Мне надо в конюшню.

- Так иди, - разрешил Носач. - Только сапоги оставь.

- Кони тебя и босым узнают, - добавил первый.

А второй, которому это наскучило, или же торопился вкусить пива, грубо
ухватил Фарамунда за плечо, развернул и ударил кулаком в лицо. Боль ожгла
скулу, Фарамунд отшатнулся, его левая нога поднялась, словно он пытался
сохранить равновесие, но вместо этого, каблук ударил в колено обидчика.

Тот охнул, выругался, бросился, ковыляя, вперед, потому что помощник
конюха сам упал от толчка на спину. Его бы хорошо ногами, лежачего, можно
запинать до смерти, но тот неожиданно перевернулся через голову и встал на
ноги.

- Убью! - заорал дико Куцый.

Он ринулся, размахивая крепкими желтыми кулаками. Фарамунд слегка
сдвинулся вправо, затем влево, так подсказывало само тело, а ему некогда
спорить, его собственный кулак неуловимо быстро метнулся вперед. Пальцы
другой руки захватили за кисть руку противника, тело разом согнулось... Он
услышал хруст лопнувшей чужой переносицы, затем тяжелое тело перевалилось
через спину. Снова хрустнуло, а третий раз хруст раздался в тот момент,
когда Куцый обрушился на землю и застыл там, раскинув руки. Лицо было
кровавой маской, оттуда толчками выбивался бурунчик крови. Сломанная в
броске через спину рука была неестественно вывернута.

Мгновение двое смотрели, выпучив глаза, затем оба бросились остервенело
и слаженно. Фарамунд отступил на шаг, уклоняясь от ударов. Руки задвигались,
словно сами по себе. Тело увертывалось, а когда он каким-то образом сумел
ухватить второго и завернуть к себе спиной, нога ударила с такой силой, что
он сразу с холодком ужаса понял, что позвоночник этого дурака сломан...

Носач ухватил его за плечо, пальцы сжались как железные. Огромный кулак
метнулся прямо в голову Фарамунду. Мелькнули налитые бешеной злобой глаза
плотника. Кулак просвистел мимо, чуть задев ухо, а он рывком освободил
плечо, ударил в великана в середину груди, а затем, развернув, сильным
толчком швырнул в стену.

До стены было не меньше десяти шагов. Однако Носач пронесся как олень,
стена задрожала от удара. Мускулистый толстяк сполз по ней, похожий на
огромный жирный плевок.

Фарамунд стоял, весь дрожа от страха и ярости. В черепе безумной
чередой проносились страшные картины мести: все сжечь, всех убить,
растерзать, вешать на стенах, пламя пожара, крики...

Он шумно вздохнул. Он стоял посреди двора, в трех шагах перевернутая на
бок тележка, а три неподвижных тела... нет, второй очнулся, стонет, пытается
ползти, волоча за собой вытянутую ногу. За ним полоска темной в пыли крови.

Не зная, что делать, он поднял тележку и пошел, толкая ее перед собой,
к раскрытым дверям конюшни, как делал все эти дни.

Старший конюх, посматривая на него опасливо, привел его к Свену. Тот
оглядел с головы до ног, сказал резко:

- Я не знаю, кто ты. Говорят, тебя нашли без памяти. Но, кто бы ты ни
был, ты искалечил мне троих лучших плотников!.. Я мог бы повесить тебя
сразу, но сперва хочу спросить, зачем ты это сделал.

Фарамунд сказал с мольбой, хотя в душе разгорался гнев: