Чтение 8–й страницы книги ~Войти в образ~

пришел, и ты меняешься слишком быстро. Следовательно... Так уже было - и
не только здесь, - загадочно ответил шаман.

"Впрочем, шаманам и положено говорить загадками", - подумал
Безмозглый, и, немного осмелев, решился наконец задать вопрос, мучивший
его все время.

- Скажи, шаман, а где твоя Бездна? Ты покажешь мне ее, правда, шаман?

- Вряд ли... И не зови меня шаманом. Мое имя - Сарт. Зови меня так -
но только, когда мы наедине. А Бездна... Она везде: вокруг нас, внутри нас
и особенно - внутри тебя. Я полагаю, ты уже видел ее.

- Нет, - покачал головой Безмо. - Во всяком случае, не помню.

- Да, ты не помнишь, - согласился шаман.

Странная мысль пришла Безмо на ум, и тщетно затряс он головой,
пытаясь отогнать гостью. Шаман Бездны ни разу не упомянул о Бездне, пока
его не спросили, да и то - весьма неохотно. И вопросы он задавал какие-то
неправильные, и нету у него того, что положено шаманам - амулетов, птичьих
перьев, снадобий... вино хлещет... Это был какой-то неправильный шаман по
имени Сарт. Каким должен быть правильный шаман, Безмо точно не знал - но
не таким! Это он почему-то знал твердо...

- А что ты здесь делаешь? - спросил он, сам удивившись сказанному.

- То же, что и ты, - спокойно ответил шаман Сарт. - Играю свою роль.
Ты еще помнишь, что это означает?

Сарт впился вспыхнувшими глазами в лицо Безмо; тот попытался отвести
взгляд, но не сумел, и в надвинувшемся тумане вырос деревянный холм, и
пять узких желтых солнц, и глядящий на него мрак под куполом расписанного
неба, чужие, дикие слова, чужая одежда, и мрак вдруг обрушился обвалом
хлопающих звуков; он кланялся, кланялся, в изнеможении, моля о тишине,
покое...

- Нет, не помню, - пробормотал Безмо, с трудом выныривая на
поверхность обыденного. - Когда-нибудь вспомню. Потом.

- Ну что ж, тогда мы и вернемся к нашей беседе. Иди. Мне было приятно
говорить с тобой.

...Уже у выхода Безмо обернулся.

- И все-таки, Сарт, что связывает тебя с Бездной? - бросил он вглубь
пещеры последний вопрос.

- Я ее боюсь, - коротко и серьезно ответил шаман.

- Слушайте меня, люди племени пуран! Слушайте меня, взявшего посох
старейшины Гэсэра по праву ножа! Слушайте!..

Легко сказать - слушайте... Ну, вот они стоят и слушают: суровые
мужчины степей и испуганные женщины, беспощадные стрелки и дряхлые старцы,
внуки и прадеды, сыновья и дочери - стоят, слушают... Кан-ипа никогда не
умел говорить и страстно завидовал тем, кто умел. Шаманам. Безмо...
Табунщик уже поведал племени о смерти толстоязыкого Гэсэра Дангаа, о
надвигающемся потопе воинов Белой кобылы, о тайне Занавеса - они слушали,
не перебивая, но Кан-ипа не видел в их глазах того блеска, того огня,
который отсвечивал костром Безмо. Где ты сейчас, великий друг мой? Где...

- Зачем вы слушаете этого глупого табунщика? - раздался в тишине
надменный голос шамана Юрюнга. - Неужели он укажет вам путь во тьме? Или
отведет от вас ледяное дыхание Бездны? К кому придете вы за советом - к
убийце-конокраду?!

Время шло. Он должен был ответить.

- Подавись своими угрозами, Юрюнг! Безмо открыл нам ночь - он откроет
и свет! А что можешь ты? Ты и твои косматые собратья?! Вы можете жевать
мясо, которое не способны добыть сами, и рассказывать о временах, когда
слова повелевали миром! Даже если это и правда - ваше время упало за
горизонт! Оно прошло, и...

Нет, не то. Настороженный ропот пошел по толпе, и дед Хурчи
переглянулся с полудюжиной воинов, стоявших за спиной Кан-ипы. И тогда
табунщик выхватил копье у одного из них и шагнул вперед.

Позднее он скажет, что на него снизошел дух Великого Безмо. Но это
будет потом.

- Ша-ма-ны не ну-жны! - выдержав две томительные паузы в конце
первого и начале третьего слова, закричал Кан-ипа, подкрепляя каждую паузу
звонким ударом копья о столб коновязи. - Ша-ма-ны...

- Не ну-жны! - воины за спиной уловили необычный ритм, и их голоса
подхватили срывающийся вопль табунщика.

Удар копья. Второй. И племя пуран согласно топнуло в конце фразы.
Вместе.

- Ша-ма-ны... - люди кричали единым существом, упиваясь общим ритмом,
согласованностью, цельностью; и глаза горели сопричастностью, слитным,
неукротимым порывом. - Не нужны!..

Звон копья. И удар сотен ног о землю - все, как один.

Ритм. Шаманы. Не нужны. И звон копья.

Великий Безмо был доволен.

...У костра сидели шестеро - шесть неподвижных фигур, в длинных
складчатых одеяниях и высоких меховых шапках, увешанных костяными
амулетами; они сидели молча, глядя в огонь невидящими, остановившимися
глазами - и пламя извивалось в глубинах черных зрачков, словно свет шел
изнутри.

Еще одна фигура возвышалась у самого костра.

- Как хотите, - наконец сказал Юрюнг Уолан. - Это ваше право. Лично я
не хочу умирать, подобно безропотному жирному валуху. Не хочу - но,
похоже, придется...

СОН

...Я шел по бесконечному сумрачному лабиринту, держа руку на эфесе
меча; я шел и шел, казалось, этому не будет конца, казалось, здесь сроду
не было никаких ловушек, а только вечное кружение по нескончаемым
коридорам и вечное напряжение от ожидания неведомо чего. Я ускорил шаги.
Потом побежал. И ничего не произошло...

Я вылетел на залитую солнцем площадь - и замер. Металл конских
нагрудников, металл тяжелых лезвий, металл солдатских глаз. Вперед
выступил толстый безбровый евнух в ярко-бирюзовом халате.

- Что видел ты в лабиринте, человек?

- Ничего...

- Вы слышали? - скопец торжественно махнул рукой в адрес застывших
воинов. - Разве ты не знал, что повелевающие словами не являются на
площадь Истины?! Ты не из Высшей Ложи; я вижу меч на твоем бедре - но
мастера не носят оружия. Ты - чужой, оборотень. Убейте его!

Стена конских морд и тускло горящего металла сдвинулась с места. Она
поплыла перед глазами, и на фоне стремительно вырастающих всадников
возникла фигура упавшего на колени старика, тщетно пытающегося вытащить
стрелу, по самое оперение вошедшую под ключицу; на старика наслоился
маленький лысеющий человек с торчащей из груди витиеватой гардой
нездешнего кинжала; и бесстрастный шейх в клетчатом покрывале над телом
ученика с расширенными глазами; и еще одна смерть, и еще...

Множество нелепых смертей, прошлых и грядущих, и глядя на последнюю,
я уже понимал, что натворил, и сцена была залита настоящей, густой, быстро
темнеющей кровью...

...Алогубый гигант лежал у покосившегося дощатого забора, и убийца -
пятнистый проклятый Мом, его тело, его согнутая спина! - выдергивал из
широкой груди серебряный меч. Но когда Мом повернулся, глядя сквозь меня -
на его лице были чужие глаза, глаза пророка и охотника; а знакомый мне
кошачий прищур вертикальных зрачков остывал на белом лице убитого. Глаза
убитого и тело убийцы - все это некогда стояло передо мной, слившись в
одно целое, и, отшатываясь, я понял, что заглядываю в недозволенное, в
Бездну... Вдоль забора скользнула тень уходящего шамана Сарта, убийца
оторвался от созерцания тела с его украденным взглядом; и я радостно
обрушился в беспамятство пробуждения...

О, если б знал я, как бывает, когда решался на дебют...

"И канули годы.

И снова,

Все так же, но только грубей,

Мой бог,

Сотворенный из слова,

Твердил мне:

"Иди и убей!"

А.Галич

- Мама, расскажи сказку!

- Поздно уже... Спать пора.

- Ну, расскажи!.. Ну, мама...

- Ладно уж... Ложись и закрывай глаза. Не то перестану. На чем мы в
прошлый раз остановились? Ах, да...

...И поднял богатырь Кан-ипа над собой огромного Хозяина Белой кобылы
- а тело его подобно было бурдюку с арзой, и голос разрывал уши
перепуганных воинов - и бросил насильника за девять гнилых перевалов в
бездонное болото. И все народы склонились перед добрым богатырем Кан-ипой,
лучшим слугой Великого Безмо; и дальние пришли к нему, и ближние, и только