способны находить общий язык, колеблющий и без того шаткое равновесие. К
сожалению, всегда хватает преступников, чью кровь можно продать, и
найдутся лишние варки, которых Девятка с легкостью подставит под Тяжелое
Слово салара. А расплата... Неугодные убираются поцелуем варка, а в форме
Скользящего в сумерках гуляет ночной волк, безнаказанно дышащий страхом
городских баранов.
поцелуй Гасящих свечу. И я не думаю, что Верхние и Сарт встанут из-за
этого на твоем пути; хотя Сарт непредсказуем...
сжатые кулаки. - Я погашу их свечи и...
взял бы на себя даже я. Мне нужно, чтобы ты выполнил порученное, а не
ломал шею под непосильным...
- В скиту живут одну жизнь, таков закон Отверженных, и даже вы после
смерти вынуждены будете покинуть Обитель... Как же уйду я - живущий?
человека, названного Бьорном-Су, нащупывая основание черепа. - Ты умрешь.
Сегодня. А через три дня, согласно закону, отправишься в Город.
покачнувшись, попятился к выходу из беседки. У самого проема его догнал
ровный голос хэшана.
раз. Я не могу сказать, добро или зло скрыто в этом повороте судьбы, но
если ты встретишь его в Городе...
одного-единственного года в лесу. Впрочем, у меня нет выбора. Иди.
пошатнулся, вздрогнув всем телом, и сполз прямо на спавшего у изгороди
грязного оборванца. Тот проворно отскочил в сторону, поморгал слипшимися
веками, и лишь потом, по-обезьяньи подпрыгивая, приблизился к упавшему.
Голова Ушедшего в ночь была запрокинута, и покой сползал на глаза охотника
и пророка, глаза Скользящего в сумерках. Оборванец ухмыльнулся, стянул
засаленный колпак и долго чесал вспотевшую лысину, мотая жиденькой пегой
косичкой. Потом нищий завопил дурным голосом "Караул!" и, не дожидаясь
ответа, припустился по пыльной дороге, смешно семеня короткими ногами.
вечера.
щетинистый подбородок, - и в кабаке у тебя все в порядке - разве только
насчет девок ты слабоват... Что, может, сползаем в "На все четыре",
разомнемся, а?.. Да ладно, вечно у тебя отговорки, какое сегодня
патрулирование? - парни еще от Калорры не отошли! Ну и зря, приятель,
девочки у Мамы еще очень даже девочки...
Мамы. От окон борделя тянуло кислым вином и недопетыми песнями - из похода
на Калорру все вернулись довольные: при деньгах, экзотических побрякушках,
с новыми нашивками и браслетами. Гуляй, солдат, забудь печали...
городские окраины. Вынырнувший из темноты Чарма затрусил рядом,
начальственно косясь на недовольных патрулей; покривившиеся хибары
обступили крохотный отряд, и топот наших шагов гулко отдавался в пустынных
ночных улицах. Может, и впрямь надо было плюнуть на наряд и не тащиться по
затаившемуся Городу, думать, к чему бы это свет в окне углового дома,
робкий какой-то свет, настороженный - а вдруг заметят с улицы, войдут...
сбежавшими от ревнивых жен и нервничающими до потери и без того невеликой
силы мужской. Так что мне их, рубить за это?
дома, украшенной тяжелым медным кольцом. Я жестом остановил сунувшихся
было вперед караульных и сдал на шаг в густую тень бесконечного забора.
Глаза Чармы загорелись у бедра, и сквозь ткань я почувствовал ровную дрожь
напрягшегося собачьего тела. Тихо, умница, ты же знаешь...
руку к резной филенке - и тут же отдернул, словно обжегшись. Потом он
засуетился, забегал вокруг двери, подпрыгивая и пытаясь заглянуть в окна;
что-то важное происходило там, очень важное для него; и когда отблеск
света упал на его лицо, я покачал головой и вышел из укрытия.
кстати, очень...
плащ властной уверенности - он суетился, он спешил, потирая холеные белые
руки; и он боялся!
спешить. Войди туда - и все мои объяснения будут лишними!..
задержались на пороге.
деревянного столба, в кругу коптящих толстых свечей и бронзовых витых
переплетений на подставках стояла девушка; белое, просвечивающее платье,
белые тонкие пальцы, судорожно вцепившиеся в нитку жемчуга под кружевным
воротничком, и на белом остановившемся лице - огромные тоскливые омуты
умирающей ночи.
бесформенном балахоне, и руки его любовно поглаживали ряд металлических
инструментов, в назначении которых трудно было усомниться; его квадратный
напарник сосредоточенно листал потрепанную книгу, горбясь над неудобно
низким столиком красного дерева - и шуршащие страницы никак не вязались с
длинным мечом у пояса и широкополой шляпой, обшитой стальными пластинами.
разбираться в странных интонациях моего берийца.
выпрямился, но коротышка уже взмахивал граненой дагой с выгнутым эфесом, а
Чарма плохо относится к такого рода объяснениям. Хрипящий клубок покатился
по доскам пола, сшибая свечи и подставки, беззвучно кричащая девушка
вжалась в сучковатую древесину столба, и длинный меч любителя старинных
фолиантов зацепился за низкую притолоку в самый неподходящий для этого
момент...
отшвырнул носком сапога раздавленную свечу и подошел к девушке.
с их железом... Не с твоими казарменными мерками подходить к этим глазам,
сотник, - тони в них, пей восхищение и благодарность и не забывай подавать
даме руку в таком темном и страшном коридоре...
галантную чепуху, стараясь отвлечь девушку от происшедшего в комнате,
унять нервную дрожь пережитого ужаса - Лаик Хори даль Арника, Джессика цу
Эрль, Серебряные Ветви, можно просто... ну, скажем, Эри, не проводите ли
вы меня, сотник, и вы еще спрашиваете, вот мой плащ, на улице холодно, да,
конечно...
проводить?..
девушки - и растворился в чернилах улиц.
Трепетного дерева - и застыл на пороге.
шляпе с металлическими пластинами откатилась к столбу; несколько
раздавленных свечей валялись на полу, круг был стерт, и разбросанные Знаки
отсвечивали пурпуром. Ее не было!
ветер засмеялся ему в лицо, и сброшенная со столика книга ответила
извиняющимся шепотом.