потому что в четвертой был сжат зазубренный и ободранный долгой работой
совок.
Вокруг никого не было, и Марина принялась шарить возле пустых прилавков,
пытаясь отыскать хоть что-нибудь съедобное. Минут за двадцать она нашла
множество давленых груш и яблок, несколько слив, два полуобглоданных
кукурузных початка и совершенно целую виноградную гроздь. Она наполнила
всем этим найденный здесь же рваный пластиковый пакет и пошла к пустым
столикам возле угасшего мангала - днем она заметила, как здесь пили пиво и
ели шашлык, и решила посмотреть, не осталось ли чего на столах.
Но когда она оглянулась, то испугалась еще сильнее и отпрыгнула на
несколько шагов назад. Перед ней стояла худая женщина в измазанных глиной
синих трусах и рваной блузке. Ее глаза дико горели, волосы были
перепачканы землей и всклокочены, а руки и ноги сильно исцарапаны. Одной
рукой она прижимала к груди фанерный ящик с объедками, а в другой держала
точно такой же совок, как у Марины, и по этому совку Марина поняла, что
перед ней тоже муравьиха.
только там нет больше. Кончился.
горящих глаз. Марина сразу все поняла, пригнулась и выставила перед собой
совок. Тогда женщина бросила ящик в траву, зашипела и прыгнула на Марину,
целясь ей головой в живот. Марина успела заслониться от удара пакетом и
смазала женщину совком по лицу, а потом еще пнула ногой. Самка в синих
трусах завизжала и отскочила.
к нам, суки позорные...
убежала в темноту. Марина склонилась над ее ящиком, выбрала несколько
мягких мокрых помидоров получше и положила в свой пакет.
ту сторону, где скрылась женщина, и зашагала к мосту; не дойдя до него
нескольких метров, она остановилась, подумала, вернулась и захватила
брошенный сраной уродиной ящик.
крыльях, на четвереньках понеслась к пансионату. У нее было очень хорошее
настроение.
сена, накрытый полиэтиленом. Марина заметила его еще в первый день. За
несколько рейдов она перетаскала к себе все сено, потом, удивляясь и
радуясь своей лихости, подкралась к стене пансионата и медленно пошла
вдоль нее, пригибаясь, когда проходила мимо окон. Одно из них было
открыто, и из-за него доносилось громкое дыхание спящих. Марина,
отвернувшись, чтобы случайно не увидеть своего отражения в стекле,
подкралась к черному проему, подпрыгнула, одним сильным и красивым
движением сорвала висевшую в окне штору и не оборачиваясь кинулась назад к
норке.
кровати, казалось совершенно черным, потому что отражало самую темную
стену комнаты. Иногда Митя щелкал зажигалкой, и по черной поверхности
зеркала проходили оранжевые волны, но зажигалка быстро нагревалась, и ее
приходилось гасить. Из окна на кровать падало чуть-чуть света, хотя уже
был вечер, и на танцплощадке начала играть музыка. Сквозь марлевую
занавеску можно было различить в темноте далекие вспышки разноцветных ламп
- точнее, не сами вспышки, а их отсветы на листве.
спинку кровати, и поглаживал рукой Марка Аврелия Антонина, сплющенного
веками в небольшой зеленый параллелепипед, листать который было уже темно.
Рядом лежала другая книга, китайская, называвшаяся "Вечерние беседы
комаров У и Цэ".
больше она трогает. Только ни в коем случае не надо задумываться, о чем
они поют. Иначе все..."
бумаги, сложил его вчетверо, сунул в карман и встал. Нашарив на столе
сигареты, он отпер дверь и вышел наружу. Узкий проход между курортными
домиками освещало только соседнее окно; была видна калитка, лавка у
проволочной изгороди и длинные бледные травы в русле высохшего ручья. Митя
запер дверь, увидел свое отражение в стекле и хмыкнул. С некоторых пор он
стал выглядеть в темноте довольно странно - тяжелые крылья, сложенные на
его спине, казались плащом из серебряной парчи, доходившим почти до земли,
и Мите иногда бывало интересно, что видят на их месте другие.
разговаривали. Там жила семейная пара, а сейчас у них, судя по голосам,
были гости.
Оксан. Ты еще спрашиваешь. С тобой все по-другому стало.
голосок.
мужской голос. - Знаю, куда после работы идти. Ну и ребенок, сама
понимаешь... Играю втемную.
крохотных насекомых), прошел через калитку и перепрыгнул сухое русло.
Осторожно преодолев несколько метров полной темноты, он продрался сквозь
кусты, вышел на асфальт, остановился и поглядел назад. Светлая линия
дороги доходила до вершины холма и обрывалась, а дальше были видны черные
силуэты гор. Одна из них, та, что справа, напоминала со стороны моря
огромного бронированного орла, наклонившего голову вперед; с катера,
который ходил по вечерам мимо, бывали иногда заметны непонятные огни на
вершине - наверное, там стоял маяк. Сейчас огней не было.
раздавил его и медленно побежал вниз по дороге. Крылья расправились и
легли на волну набегающего воздуха, а еще через несколько шагов он
взлетел, пронесся между кронами деревьев, поджал ноги, чтобы не зацепить
натянутый между двумя столбами электрический провод (тот был невидим в
темноте, один раз Митя уже ободрал о него голень), и, когда вверху
осталось только чистое темное небо, стал широкими кругами набирать высоту.
Вскоре стало прохладнее, спина заныла от усталости; Митя решил, что
поднялся достаточно высоко, и поглядел вниз.
Источников света, достаточно ярких для того, чтобы возникло хотя бы слабое
желание направиться к ним, было мало - две ресторанные вывески, розовая
неоновая язвочка слова "Люэс" на углу темной башни пансионата и мерцающее
зарево расположенной рядом танцплощадки. С высоты она была похожа на
большой раскрытый цветок, все время меняющий цвета и вместо запаха
источающий музыку, которая была слышна даже здесь. Инстинкт гнал к этому
цветку всех окрестных насекомых каждый раз, когда чья-то лапка включала
электричество, и Митя решил спуститься посмотреть, что там сейчас
происходит.
Когда танцплощадка приблизилась, она перестала походить на цветок и
превратилась во что-то виденное в детстве, новогоднее - это был огромный
клубок просвечивающих сквозь ветви электрических гирлянд, из которого
сочилась музыка удивительной пошлости и красоты.
мощных динамиков голос неизвестной сумасшедшей.
он обычно садился, Митя широко раскрыл крылья, повернул их навстречу
бьющему в лицо воздуху - они задрожали под ветром - и повис на месте.
Мягко спружинив о сухую твердую землю, он сошел с тропинки и зашагал по
газону.
забором. К забору прилепилась невысокая деревянная эстрада, на которой
громоздились черные коробки динамиков. По периметру площади в несколько
рядов стояли занятые народом лавки, а само пространство для танцев было,
как автобус в час червей, заполнено извивающимися распаренными телами.
Митя заплатил полтинник за вход, миновал несколько мух у входа и сел на
краю лавки. За вечер состав толпы успевал полностью смениться несколько
раз; устав, народ расползался по лавкам или уходил совсем, но на смену
вставали другие, и танец ни на миг не прерывался. Митя любил размышлять о
том, как это похоже на жизнь, - правда, наслаждаться своей отрешенностью
немного мешало сознание того, что он тоже почему-то сидит на лавке и
глядит на чужие потные лица.
вспыхивать на долю секунды, вырывая из темноты то зеленую, то синюю, то
красную монолитно-неподвижную толпу, которая в короткие моменты своего
существования напоминала свалку гипсовых фигур, свезенных сюда со всех
Нортон Андрэ
Мацумото Сэйте
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Березин Федор
Бажанов Олег