удивился волшебник. - Век живи, век учись, как говорится...
города. Мало-помалу вечерело, на юге вообще темнеет рано. Кое-где появились
уже первые фонарщики.
от страха вампирьи глаза, сказал он. - Ослушаешься - прямиком к святым отцам
отправлю. Ваш брат меня знает.
не отступлю, пусть даже луна на землю падать начнет.
узкой, где, похоже, кроме мусорщика со своей тележкой, вообще никто не бывал.
Улица вывела их на другую, широкую и мощеную, с дорогими лавками и аккуратными
гостиницами по обе стороны. Здесь ходила ночная стража, здесь можно было
встретить и нанятого городом чародея, чьей обязанностью было следить, чтобы
Ночной Народ не слишком безобразничал на улицах.
с факелами.
пятно, просверлившее темноту, заметное только для глаза того, кому не впервой
ходить по темным дорогам - дорогам, где нет и не может быть фонарей.
сходились в одно-единственное сочетание, которое только и годилось для его
замысла. Хорошо, что ему встретился этот вампир. Упростит дело, хотя...
Впрочем, после того что он совершит в эту и ряд последующих ночей, станут
неважны никакие "хотя".
расставлены, разве что добавить пару-тройку завершающих штрихов.
бесцельно, улица казалась теперь узким ущельем, пробитым призраками в
неприступных скалах темноты. Дома исчезли, вместо них высились угрюмые громады
скалящихся исполинских лиц - словно закопанные по плечи в землю каменные
великаны со всей нерастраченной злобой щерились окрест.
возникла жуткого вида фигура. Какой там младший вампир! - чуть ли не сам
великий Основатель этого странного рода предстал глазам волшебника! Алый
плащ развевался, подобно паре громадных крыл, вокруг лица и рук расползалось
холодное серое свечение, не рассеивающее мрак, а, напротив, словно б сгущавшее
его еще больше; из-под верхней губы тянулись вниз настоящие, тонкие, словно
иглы, клыки; глаза полыхали зеленым.
воплями ринулись кто куда, на бегу швыряя факелы. Самые разумные, они первыми
поняли, что происходит.
ноги - отец ее засуетился было рядом, но миг спустя, поняв, что бежать
бессмысленно, заслонил ее собой, высоко поднимая свой роскошный, но, увы,
сейчас почти что бесполезный посох. Бесполезный, разумеется, потому, что
противостоял провинциальному волшебнику отнюдь не вампир, пусть даже самый
могущественный из всех ныне живущих.
вампира сгустился плотным щитом, алый плащ обернулся вокруг тела, словно
латы, - жалкое подобие молнии бессильно ушло в землю, не причинив никакого
вреда.
зубы, чтобы не застонать от боли, - противник оказался отнюдь не слабаком, и,
чтобы заставить его выглядеть таковым, пришлось пустить в ход едва ли не все,
на что он был способен.
хохотать упырю из сказок, неизменно побеждаемому добрым чародеем, в последний
миг приходящим на выручку беспомощной жертве.
в одну сторону, а пожилой волшебник - в другую. Вновь захохотав, упырь
склонился над так и севшей на землю девушкой.
вскочить на ноги, бросился на вампира сбоку, мелькнул короткий взблеск
серебряного клинка, распоровшего алый плащ и скользнувшего по ребрам кровососа.
вспышку нестерпимой режущей боли. Да, если такое ощущают вампиры, когда их
касается серебро, изначально зачарованный против них металл, - им не
позавидуешь.
оружием рана оказалась самой обычной, даже серой крови вытекло совсем
немного - плащ мгновенно прилип к телу, останавливая ее истечение.
вторично. Упырь вновь не сумел защититься - оно и понятно, заклятие изменило
его облик, но не смогло даровать истинного умения высших, настоящих вампиров.
сейчас ему приходилось играть его роль. План явно начинал трещать по швам,
следовало торопиться.
Вокруг него вилось и плясало пламя, рука заносила над головой кривую саблю,
выкованную из сгустков черного огня, глаза метали молнии. Это была сама
смерть, это было нечто хуже смерти, страшнее даже упыря-кровососа, страшнее
всего, что она только могла себе представить, - а ведь ничто не страшит
сильнее непредставимого. Страх силен и могущественен, пока это скрип половиц
за нашей спиной, отблеск лунного луча в запыленном зеркале, движение тени,
схваченное уголком нашего глаза; если же ты нашел в себе силы повернуться к
ужасу лицом - он потеряет половину своей мощи.
раскрытые, не мигая, смотрели на волшебника. И он чувствовал, как то, что не
смогли заметить и разбудить все здешние чародеи, то, что могло бы стать ее
гордостью и призванием, - медленно ожило и стало пробуждаться к жизни.
осознает свою силу, она разнесет вдребезги полгорода - и хорошо еще, если
только половину.
девушку на спину, резко и грубо растолкнул в стороны судорожно сжавшиеся в
последний миг колени. И - вошел в нее.