какую-то высшую по отношению к собственной персоне ценность человек еще не
заслуживает имени человека, он всего лишь чрезвычайно хитрое и очень
прожорливое животное. Более того, чем многочисленнее веры - тем
разнообразнее и богаче творческая палитра Человечества. Другое дело - как
эта высшая ценность влияет на их поведение. Если вера в своего бога, в
свой народ, в свой коммунизм или во что-либо еще возвышает тебя, дает силы
от души дарить и прощать - да будет славен твой бог, твой народ, твой
коммунизм. Если же вера так унижает тебя, что заставляет насиловать и
отнимать - грош цена твоему богу, твоему народу, твоему коммунизму.
в чем, собственно, состоит ваше учение?
сигарете, потом неторопливо стряхнуть в пепельницу белоснежный пепел.
довольно. Разглагольствования богословов меня всегда очень мало
интересовали, вне зависимости от их конфессиальной принадлежности.
Теоретизировать можно долго, если теория - твой удел; но в каждодневном
биении сердца любая вера сводится к нескольким простым и самым главным
словам. Я слушаю, князь.
поведения, направленные на непричинение неоправданного вреда друг другу и
на элементарное объединение усилий в совместных действиях. Нормы эти
возникают вполне стихийно - так срабатывает в коллективе инстинкт
самосохранения. Человеческая этика, в любой из ее разновидностей, является
не более чем очередной стадией усложнения этих норм ровно в той мере, в
какой человек является очередной стадией усложнения животного мира. Однако
индивидуалистический, амбициозный рассудок, возникший у человека волею
природы, встал у этих норм на пути. Оттого-то и потребовалось подпирать их
разнообразными выдуманными сакральными авторитетами, лежащими как бы вне
вида Хомо Сапиенс, как бы выше его. И тем не менее, сколь бы ни был
авторитетен тот или иной божественный источник призывов к добру и
состраданию, всегда находились люди, для которых призывы эти были пустым
звуком, ритуальной игрой. С другой стороны, всегда находились люди,
которым не требовалась ни сакрализация ни ритуализация этики; в простоте
своей они вообще не могут вести себя неэтично, им органически мерзок
обман, отвратительно и чуждо насилие... И то, и другое - игра генов. Один
человек талантлив в скрипичной игре, другой - в раскрывании тайн атомных
ядер, третий - в обмане, четвертый - в творении добра. Но только через
четвертых в полной мере проявляется генетически запрограммированное
стремление вида сберечь себя. Мы убеждены, что все создатели этических
религий, в том числе и мировых - буддизма, христианства, ислама -
принадлежали к этим четвертым. Ведь, в сущности, их требования сводятся к
одному интегральному постулату: благо ближнего превыше моего. Ибо "я",
"мой" обозначает индивидуальные, эгоистические амбиции, а "ближний",
любой, все равно какой, персонифицирует вид Хомо. Расхождения начинаются
уже на ритуальном уровне, там, где этот основной биологический догмат
приходится вписывать в контекст конкретной цивилизации, конкретной
социальной структуры. Но беда этических религий была в том, что они, дабы
утвердиться и завоевать массы, должны были тем или иным способом
срастаться с аппаратом насилия - государством, и, начиная включать в себя
заповеди требования насилия, в той или иной степени превращались в в свою
противоположность. Всякая религия стремилась стать государственной, потому
что в этой ситуации все ее враги оказывались врагами государства с его
мощным аппаратом подавления, армией и сыском. Но в этой же ситуации всех
врагов государства религии приходилось объявлять своими врагами - и
происходил непоправимый этический надлом. Это хорошо подтверждается тем,
что, чем позже возникала религия, то есть чем более развитые, жесткие и
сильные государственные структуры существовали в мире к моменту ее
возникновения - тем большую огосударственность религия демонстрирует. От
довольно-таки отстраненного буддизма через христианство, претендовавшее на
главенство над светскими государями, к создавшему целый ряд прямых
теократий исламу.
подавшись вперед и не сводя пристальных глаз с моего лица. Вяло дымились
забытые сигареты.
совершенно не стремимся к организованному взаимодействию со светской
властью. Мы апеллируем, по сути, лишь к тем, кого я назвал четвертыми - к
людям с этической доминантой в поведении. Им во все времена жилось не
легко, нелегко и теперь. Они совершенно непроизвольно принимают на себя
первый удар при любых социальных встрясках, до последнего пытаясь стоять
между теми, кто рвется резать друг друга - и потому, зачастую, их режут и
те и другие. Они часто выглядят и оказываются слабее и беспомощнее в
бытовых дрязгах... Мы собираем их, вооружаем знаниями, объясняем им их
роль в жизни вида, закаляем способность проявлять абстрактную доброту
чувств в конкретной доброте поведения. Мы стараемся также облегчить и
сделать почетным уподобление этим людям для тех, кто не обладает ярко
выраженной этической доминантой, но по тем или иным причинам склоняется к
ней. Это немало.
- это просто. Просто и претворить эти слова в жизнь, когда с ближним вы на
необитаемом острове. Но в суетном нашем мире, где ближних у нас уж всяко
больше одного, ежечасно перед человеком встают проблемы куда сложнее тех,
что решают математики в задачах о многих телах.
- безусловно. Определенные тренинги, медитативные практики... но я не
силен в этом, государь, прошу простить.
пепла, уже изогнувшийся под собственной тяжестью. - Я как-то упустил...
Ведь коммунизм начинался как экономическая теория.
Европа! Похоже, Марксу поначалу и в голову ничего не шло, кроме чужих
паровых котлов и миллионных состояний! "Бьет час капиталистической
собственности. Экспроприаторов экспроприируют"! В том, что коммунисты
отказались от вульгарной идеи обобществления собственности и поднялись к
идее обобществления интересов - львиная заслуга коммунистов вашей державы,
государь.
император.
двусмысленно.
когда его произносит сатана. Речь идет, разумеется, не о том, чтобы всем
навязать один общий интерес, а о том, чтобы всякий индивидуальный интерес
учитывал интересы окружающих и, с другой стороны, чтобы всякий
индивидуальный интерес, весь их спектр, был равно важным и уважаемым для
всех. Это - идеал, конечно... как и всякий религиозный идеал.
они не заинтересовали меня, не увлекли.
самоуверенны. Жизнь представлялась веселой, азартной игрой, в которой все
козыри у вас в руках.
обстоятельствах я с удовольствием побеседовал бы с вами об этом, вы
изрядный собеседник. Но сперва покончим с тем, что начали. В изложенном
вами я не вижу религиозного элемента. Вполне здравое, вполне
материалистическое, чрезвычайно гуманистическое этическое учение, и
только. Через несколько минут вы поймете, почему я так этим интересуюсь.
Скажите мне вот что. Возможен ли религиозный фанатизм в коммунизме, и
какие формы он может принять, коль скоро сам коммунизм религиозного
элемента, как мне кажется, не имеет?
учения? Лишь тем, что ее догматы опираются на некий священный авторитет,
некую недосказанную истину, каковая, в сущности, и является предметом веры
- а все остальные предписания уже вполне материалистично вытекают из нее.
Священным авторитетом для нас является вид Хомо. Недоказуемой истиной, в
которую нужно поверить всем сердцем - то, что вид этот заслуживает
существования. Ведь это не из чего не следует логически. Никто не писал
этого кометами на небесах. Люди вели и ведут себя зачастую так, словно бы
им все равно, родится ли следующее поколение или нет. Презрение к людям
лежит в основе такого поведения - подсознательно укоренившееся, в
частности, еще и оттого, что все религии рассматривают наше бытие лишь как
предварительный и греховный этап бытия вечного. Уверовать в то, что сей
греховный муравейник есть высшая ценность - нелегко, а иным и
отвратительно. То, что я рассказывал прежде, было от ума - а вот то
короткое и главное из сердца, что вы просили, государь, своего рода символ
веры. Род людской нуждается в существовании, значит, всякое мое
осмысленное действие должно приносить кому-то пользу. И речь идет не
только о благотворительности или тупом жертвовании собой. Коль скоро наш
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Русанов Владислав
Пехов Алексей
Майер Стефани
Володихин Дмитрий