Чтение 8–й страницы книги ~Пятое измерение~

зашел. Все по-прежнему. Стрижевич на конференции в Таганроге... то есть в
целом ситуация после провала "мигалки", но еще до катастрофы, в которой он
погиб. И погибнет?!.. Ой, не хочу. Да-да, я понимаю: у надвариантника много
жизней и много смертей, каждая имеет свою вероятность и свою логику я не
хочу, и все. От одной мысли об этом боль и злость. Надо дождаться,
предупредить.

...Мы называем переходы из варианта в вариант "вневременными". Строго
говоря, это не так, на них расходуется время, как и на другие дела. Но
изменения обстановки и предыстории часто несравнимы с временем переброса;
они куда больше как для месяцев, лет, десятилетий. При этом многие варианты
выглядят будто сдвинутыми во времени одни в прошлое, другие в, будущее
относительно исходных. Мы еще не понимаем, почему так получается: вольная,
казалось бы, комбинаторика событий, решений-выборов... и на тебе! но
благодаря этому можно по известным вариантам предвидеть логику развития
сходных с ними.

А по логике этого Сашка доживает свой последний год. И это будет самая
глупая из его смертей глупей даже, чем разбиться на мотоцикле.

Комната между тем наполнилась привычными звуками: шипит вытяжка,
сдержанно щелкают реле в термостатах, журчит в раковину струйка теплой воды
из дистиллятора, мягко, как шмель, гу-1ит стабилизатор напряжения.
Травитель, раствор перекиси водорода, закипая в высоком стакане на
электроплите, пенится, как шампанское; раскаленная спираль окрашивает
жидкость в рубиновый цвет. Маша склоняется над стаканом и, наморщив лоб,
опускает в раствор пинцетом серебристо-серые пластинки германия. Хорошо мне
сейчас здесь, уютно. Дома я. ...Между прочим, Маша мне не нужна, в Нуле ее
нет. ...А техник Андруша Убыйбатько ничего, нужен. Во всех вариантах он
паяет схемы, во всех сачкует. Вот и сейчас сидит в картинной позе, чистит
нос. Темный кок навис над лбом. Паяльник, поди, давно нагрелся.

Между прочим, не выдерживаю я, Александр Иванович завтра возвращается.

Техник косит глаз в мою сторону, очищает палец о край стула, бурчи г:

Двухваттные сопротивления кончились.

Вот так материально-ответственный, дожился! Выпиши.

Так и на складе же нет! кричит Андруша.

Хочу посоветовать поискать в ящиках, одолжить в других лабораториях, но
спохватываюсь. До всего-то мне дело!

...Ник-Ник, который мне-надвариантному тоже ни к чему, трудится вовсю.
Набычился над микроманипулятором, смотрит на приборы, слегка касается
острием контакта края шин измеряет характеристики своей матрицы. Солнце,
мимоходом заглянув в комнату, просвечивает его редкую шевелюру, обрисовывает
выпуклости черепа, пускает зайчики от никелированных деталей ему в глаза.
Толстобров морщится, подносит пинцет с образцом к лицу, вставляет в правый
глаз цилиндрик с лупой. Он сейчас похож на Левшу, который блоху подковал. Да
и предмет у него не проще.

Откинул голову, надул щеки, выпустил воздух: не то! Кинул эту матрицу в
коробку с браком, добыл пинцетом из чашки Петри другую, укладывает ее на
столик манипулятора под зажимы.

Я люблю смотреть, как работает Ник-Ник. Его руки не сильные, не очень
красивые, с желтыми от табака подушечками пальцев и ревматически красными
суставами в работе становятся очень изящными, умными какими-то, точными в
каждом движении. Это руки экспериментатора.

Можно выучить формулы, запомнить числа, описывающие свойства веществ,
но в прикладной работе от них будет мало толку, если ваши руки не чувствуют
эти свойства: хрупкость стекла и германия, гибкость медной проволоки,
чистоту протравленной поверхности кристалла, неподатливость дюралюминия,
вязкость нагретой пластмассы и согласованность их в опытной конструкции...
Вот, пожалуйста: Толстобров взял полоску отожженного никеля, приложил
плоскогубцы, примерился раз, раз, раз! три изгиба. И готов никелевый
держатель для матриц, который нечувствителен к травителю и захватывает
образец нежно и плотно.

Покажите, Ник-Ник!

Я неделю придумывал конструкцию держателя с винтами и пружинами,
собирал их и все было не то. А это и для моих матриц годится.

Мелочь? Без таких "мелочей" не было бы ничего: ни колеса, ни ракет.

Руки экспериментатора... Мы почитаем мозоли на ладонях рабочих и
хлеборобов, воспеваем нежные руки женщин, удивляемся изощренной точности
пальцев хирургов и скрипачей-виртуозов. Но вот руки экспериментатора. Их
загрубил тысячеградусный жар муфельных печей, закалил космический холод
жидкого азота; их обжигали перекиси и щелочи, разъедали кислоты, били
электрические токи при всяких напряжениях. Загоревшие под ртутными лампами,
исцарапанные (всегда поцарапаешься, а то и порежешься, пока наладишь
установку) они все умеют, эти руки: варить стекло и скручивать провода,
передвигать многопудовые устройства и делать скальпелем тончайшие срезы под
микроскопом, орудовать молотком и глазным пинцетом, снимать фильм и паять
почти незримые золотые волоски, клеить металлы и поворачивать на малую долю
делений кониусы манипуляторов. В них соединилась сила рабочих рук и чуткость
музыкальных, методичная искусность пальцев кружевницы и точная хватка рук
гимнаста. Все, чем пользуются люди, что есть и что будет в цивилизации,
проходит еще несовершенное, хлипкое через эти руки. Проходит в первый раз.

Потому что повторяться не по нашей части. Наше дело: новое, только
новое.

А ведь предо мной сейчас, можно сказать, ущербный Николай Никитич
Толстобров упустивший из-за войны свое время, растерявший здоровье и силу.
Каков же он в полном блеске своих способностей?

...Обобщающая мысль и сразу побочный эффект надвариантности: замерцала
вперемежку с левой кистью у Ник-Ника та культя-клешня, расщепленная на два
громадных сизо-багровых "пальца". Но главное, и ею он работает: вставил в
щель между "пальцами" хитроумный зажим, держит в нем на весу свою
фотоматрицу а в правой, здоровой, поправляет в ней что-то пинцетом. При
хорошей голове и одна рука не плоха. ; ...Но я знаю и крайний вариант
Толстоброва (смыкающийся и с моим таким же, где я "по фене ботаю, по хавирам
работаю"):

седой побирушка с одутловатым, красным от пьянства а может, и от стыда?
лицом. Промышляет в пригородных поездах. Завернутые рукава гимнастерки
обнажают две культи. К ремню пришпилена консервная банка для мелочи. Я тоже
ему кидал когда медяки, когда серебро.

Огрызок, который, не дожевав, выплюнула война. Без рук и голова не
голова.

Э, к черту, прочь от этих вариантов! Мне надо в другую сторону. Волевое
сосредоточение. Восстановились нормальные кисти Толстоброва с желтоватыми
пальцами, ревматическими суставами, четким рисунком синих вен.

...И повело в другую сторону: руки эти напомнили мне руки моего отца
тоже неплохого вояки и мастера. Только у бати кисти пошире да ногти плоские,
а не скругленные.

Как он вчера горделиво посматривал, когда те двое пришли за советом!

Никогда я не видел ни отца, ни рук его. Судить о них могу только по
своим родичи говорят, что мы похожи. Командир разведроты двадцать пятой
Чапаевской дивизии Е. П. Самойленко погиб при обороне Севастополя в том
самом 42-м году, в котором родился я. Неизвестно даже, где похоронен, в
какой братской могиле. Только и знаю его по той фотографии комсостава
дивизии, где он с краешку, молодой лейтенант.

А в варианте, где он жив, до обороны Севастополя дело не дошло. И
близко там немцев не было.

Маша приближается ко мне походкой девушки, которая уверена в красоте
своих ног; несет образцы.

Алексей Евгеньевич, поглядите хватит?

Рассматриваю образцы, сам думаю о другом. Поверхность пластинок
германия серебристо блестит, нигде ни пятнышка, контактные графитовые кубики
притерты проводящей пастой точно посредине и паста не выступает из-под них.
У меня даже улучшается настроение: что значит школа!

Маша пришла к нам после десятилетки, сразу попала ко мне. Она смешлива,
целомудренна, очень усердна но умения, конечно, не было. И немало пережила
огорчений, даже пролила слез от придирок этого зануды (моих то есть),
порывалась уйти в другую лабораторию, пока научилась работать. Зато теперь в
ней можно быть уверенным, не гадать всякий раз при неудаче опыта: кто
подгадил природа или лаборантка?

...Но дело же не в том, соображаю я сейчас, при такой ее дрессировке и
аккуратности здесь и за Сашку можно быть спокойным:

не перепутает Машенька наклейки на ампулах. А раз так, то зачем мне она
и зачем мне быть здесь! Эта возня с образцами и матрицами для меня
бездействие в форме действия. Действие же мое совсем в ином...

Колеблюсь (как не заколебаться, когда решаешься на заведомое свинство!)
и разделяю реальность альтернативными ответами:

Ну, блеск!

Никуда не годится, грязно. Переделай все.

В "варианте числителя" Маша со скрытым достоинством откликается:

Нет, а что же! И щеки ее с двумя тщательно замаскированными прыщиками
краснеют: приятно.

В варианте знаменателя она говорит растерянно:

Алексей Евгеньевич... ну, я уже просто не знаю как! И щеки ее краснеют
от досады и обиды.

Она поворачивается, отходит... все, ее нет. Точнее, меня-надвариантного
нет более там, где похваливший Самойленко-ординарный начинает работать с