Чтение 8–й страницы книги ~Освобождение беллетриста Р.~

руки и ноги. Его бицепсы были на редкость велики и эффектны, и мне пока-
залось странным, что такой человек прозябает в швейцарах, не находя себе
лучшего применения. Я невольно подумал: а что бы делал я без своего па-
паши, если даже такой атлет не находит себе достойного места. Я всегда
завидовал культуристам, хотя не любил в этом признаваться.

Когда мы подходили к ресторану, я заметил, что Кора с вожделением
разглядывает могучего стража. Никакой ревности я не ощутил, разве лишь
легкое раздражение. Как можно небрежнее я осведомился, подают ли за
"Круглым столом" портвейн. С вежливой улыбкой "рыцарь" отвечал, что за
"Круглым столом" есть все. Я сунул ему в руку пару монет и тотчас же по-
чувствовал на себе неприятный взгляд Коры. В этом взгляде промелькнуло
презрение, а возможно и отвращение. Вроде я ничего плохого не сделал -
все дают чаевые швейцарам - но чувствовал себя неправым. Обыкновенно,
швейцар - существо безликое, однако данная ситуация содержала в себе оп-
ределенную психологическую подоплеку, превращавшую этого парня чуть ли
не в элемент извечного любовного треугольника, причем мне, скорее всего,
отводилась роль "тупого угла". Так или иначе, я пытался его уязвить, а в
результате уязвил лишь себя; он же, разумеется, ничего не заметил да еще
получил от меня деньги на водку.

За "Круглым столом" (Кору поразило, что стол и впрямь оказался общим,
большим и круглым; я бы, напротив, предпочел отдельный столик и с другой
женщиной - хотя бы даже и с Лисой) я первым делом залпом выпил стакан
портвейна. Я видел, что Коре это не понравилось, но она промолчала, к
тому же ее внимание привлекли румяные, дешевого вида, сосиски с горошком
(какое убожество!), и я наложил ей полную тарелку, а себе взял дюжину
устриц и новый стакан портвейна. Кору злило мое поведение, но все вокруг
было для нее новым и чудесным; при этом с одной стороны - окружающее ве-
ликолепие делало Кору добрее и веселее, но с другой - на столь богатом
фоне я раздражал ее еще сильнее.

Я вышел из ресторана изрядно охмелевшим с определенным ощущением, что
меньше всего я хочу вновь оказаться в постели с Корой, а больше всего -
еще выпить. Для последнего в "Замке короля Артура" имелись все условия.
Мы отправились играть в рулетку - играл я, а Кора стояла сзади - и я по-
минутно "добавлял", а она злилась, и я злился на нее и на себя, но не
мог ничего с собой поделать. Одним словом, к полудню я был "готов". Как
комментировал подобные ситуации покойный Гамбринус (иронично поглядывая
на нас, студентов, из под своих кустистых, как у Президента, бровей): "С
утра выпил - весь день свободен".

События того дня я помню смутно. Мы обедали с водкой в соседнем оте-
ле, после чего Кора "выгуливала" меня на морском берегу. Помнится я еще
где-то пил пиво, а потом у меня болела голова, и двоились предметы перед
глазами. Засыпал я вновь под "музыку Мерлина" - видно Коре она тоже нра-
вилась - и даже помню, как подумал, что надо бы все-таки сходить на его
шоу.

Проснулся я на другое утро в том "безобидном" (можно было ожидать
худшего) состоянии, когда очень хочется пива, и когда - я знал это по
опыту - сей благородный напиток особенно хорошо усваивается организмом.
В номере звучала все та же музыка - Кора уже проснулась и включила теле-
визор. Увидев, что я зашевелился, она уставилась на меня вопросительно и
недовольно; затем в ироничной манере осведомилась насчет наших планов на
сегодня ("Кто-то обещал сводить меня на Мерлина"). "Сначала пиво, - от-
вечал я и тут же, уловив ее нараставшее возмущение, поспешил добавить: -
Кассы, торгующие билетами на шоу, все равно открываются лишь в полдень".

В стильном пивном баре (излишне говорить, что это было в "Европе") я
залпом выпил две кружки, после чего заказал третью и - конечно же! -дю-
жину устриц. Мое пересохшее за ночь нутро впитывало пиво, словно губка.
Я выпил еще кружку, полил устрицы острым соусом и вновь подозвал барме-
на. Тут Кора взбеленилась и заявила, что я могу отдыхать, как мне взду-
мается, она же пойдет погуляет, посмотрит другие казино. Я испытал нечто
даже вроде облегчения, возражать не стал, спросил только - есть ли у нее
деньги. Она ничего не ответила и ушла.

Я чувствовал себя последней свиньей. Мне было стыдно перед самим со-
бой за то облегчение, которое я испытал при уходе Коры. Надо уметь всег-
да оставаться джентльменом, подумал я. Надо, но порой очень не хочется.

Я выпил еще две кружки и вернулся в свой номер. Я ощущал настоя-
тельную потребность выспаться, но все же собрался с силами и, прежде чем
лечь, порылся в телефонной книге и заказал два билета на вечернее шоу
Мерлина.

Спал я долго, а когда проснулся - в вполне, кстати, удовлетвори-
тельном состоянии - часы показывали шесть. Кора еще не возвращалась, и я
начал тревожиться. Впрочем, времени до шоу еще оставалось достаточно, и
я решил пока принять ванну, а затем спуститься в бар, чтобы взбодриться
рюмкой коньяку. Стоя под душем, я напевал вьевшуюся в память "волшебную
мелодию" и вспоминал фокусы Мерлина. Я чувствовал себя последней скоти-
ной и думал о Коре не без нежности. Возможно, это был похмельный синд-
ром.

Когда я вышел из ванной, Кора была уже в номере и собирала свои вещи.

- Отдай мне, пожалуйста, мой билет на самолет, - потребовала она.

- Кора я взял билеты на вечернее шоу, - сказал я глупо и растерянно.

Она не ответила и продолжала упаковывать свою необъятную сумку. Вид у
нее был удовлетворенный и победоносный. По всему чувствовалось, что она
нашла себе нового партнера и переселялась к нему в номер. Я отдал ей
авиабилет.

Когда он ушла, я позвонил в roomcervice и попросил кофе, пирожных и
бутылку коньяку. Еще я подумал, что неплохо бы завтра же поменять авиа-
билет, чтобы не лететь обратно вместе с Корой.

Я определенно пребывал в расстроенных чувствах, хотя еще несколькими
часами ранее не знал как отделаться от Коры. Теперь же больная совесть
не давала мне покоя. Я перебирал в уме все недостатки Коры, напоминал
себе, как еще два дня тому назад пришел к выводу, что она мне не пара.
Ничего не помогало; меня не покидало ощущение вины и тревоги; стоило Ко-
ре уйти, как моя любовь к ней вспыхнула с новой силой, если только можно
столь благородно охарактеризовать одолевавшие меня чувства.

В следующие два часа я выпил почти весь коньяк и отправился на шоу.

Я спустился в казино (вход в театр Мерлина расположен там же) за чет-
верть часа до начала представления и присел пока поиграть в покер. Од-
новременно, я попробовал поприставать к грациозной чернокожей красавице
(с лишним-то билетом на шоу!), но она отшатнулась от меня, как от прока-
женного; вид я имел, скорее всего, ужасный.

Проиграв несколько монет, я прошел в зрительный зал, занял свое место
за столиком прямо перед сценой; грустно взглянув на пустой соседний
стул, заказал рюмку коньяку. Вот эта-то рюмка, по-видимому, меня и ско-
сила. А может, меня разморило в полумраке душного зала. Так или иначе,
дальнейшие события я помню не слишком отчетливо.

Мерлин парил над сценой, распиливал себя пополам, целовался с девуш-
ками, подносившими ему цветы, а я поминутно заказывал себе еще коньяку и
пребывал в том состоянии опьянения, которому свойственны восторженность
и отсутствие желания ее скрывать; мне все нравилось, я улыбался незнако-
мым людям, кивая им головой в сторону сцены, и одновременно - помню это,
хотя и смутно - с нетерпением ждал своего излюбленного чуда.

Оно не преминуло свершиться - оно свершалось здесь каждый вечер; на
сцену вышла женщина в черном, расписанном звездами халате, заиграла моя
любимая мелодия, и легким мановением руки Мерлин выбросил женщину в ни-
куда, обратил ее в ничто, а мгновенье спустя уже улыбался и кланялся,
небрежно накинув пустой халат себе на плечо. Зал взорвался аплодисмента-
ми, как взрывался после каждого номера; для всех это был рядовой фокус,
далеко не самый яркий в программе, и только я почему-то внушил себе осо-
бое к нему отношение. Теперь уже невозможно объяснить причину - все мог-
ло сложиться по-иному - но в силу странного стечения обстоятельств имен-
но этот фокус вызывал у меня особое чувство восторга. Быть может, тому
имелись и объективные предпосылки - гармония музыки, женской грации,
изящества иллюзиониста, простоты средств (да-да, всего лишь неизвестная
мне игра света и тени, не более); но скорее всего моя слабость к этому
маленькому чуду Мерлина носила случайный характер.

Повторюсь: события того вечера сохранились в моей памяти не слишком
отчетливо - что-то лучше, что-то хуже. Словно в ярком цветном сне помню,
что как только Мерлин начал кланяться, я выпил новую стопку и неистово
заорал: "Браво!". Мой крик не утонул в шуме аплодисментов; с улыбкой
всесильного мага, вызывающе поглядывая на меня, Мерлин поведал залу, что
другой женщины у него нет, а потому он сможет повторить последний номер
лишь в случае, если кто-нибудь из гостей согласится выступить ассистен-
том. Он явно меня провоцировал, кое-где в зале раздались надсадные смеш-
ки; меня это задело, и пошатываясь я поднялся на сцену.

Я вовсе не уверен, что это происходило наяву, а не в моих пьяных гал-
люцинациях. Я не берусь утверждать, какие из запомнившихся мне событий
того вечера были реальностью, а какие - иллюзией, и сколь велика роль
магии Мерлина в тех иллюзиях. Едва я очутился на сцене, Мерлин накинул
мне на плечи черный халат, зазвучала все та же музыка, затем рука факира
легко коснулась ворота халата, а в следующее мгновенье я уже сидел на
своем месте в зале, а Мерлин кланялся, и гремели аплодисменты.

Дальше у меня полный провал в памяти, а очнулся я уже в госпитале.
Лечащий врач понятия не имел, был ли я в тот памятный вечер на шоу Мер-
лина. Он лишь утверждал, что госпитализировали меня в полночь прямо из
казино, где охваченный алкогольной горячкой я буянил и приставал к нез-
накомым женщинам, угрожая обратить их в ничто.

Я пролежал в госпитале несколько дней. Горячка периодически возвраща-
лась, но все реже и лишь на короткие часы. Медсестра потом рассказывала,
что в своем безумии я был чрезвычайно озабочен сексуально и неоднократно
пытался "вытряхнуть" ее из халата. Когда приступы окончательно прекрати-
лись, я выписался из госпиталя и вернулся в Армангфор.