хватило, а уж от заказов на ремонт личного автотранспорта ему отбою не
стало. Но недалек уже был день, когда события его личной жизни обернулись
доя нашего маленького городка совершенно ошеломляющим образом. Цитируя из
одного моего любимого писателя: "Последовательность событий была так
стремительна, как будто развернулся свиток и со всеми иероглифами ужасов
упал к ногам".
когда прочли, смущение и страх овладели вами. Причастность Кима выявилась
для нас не сразу, да и вообще с точки зрения современной науки вряд ли
может быть доказана, но все же наступил момент, когда мы, движимые своими
представлениями о гражданском долге, принялись искать истину - выявлять
координаты Кима в пространстве и времени в момент свершения очередного
"жестокого чуда". Многое совпало. По нашему убеждению, совпало все, а если
покопаться, то открылись бы и еще многие чудеса, имевшие место вне нашего
поля зрения и зарегистрированные равнодушными чиновниками или вовсе не
зарегистрированные...
первый осенний день того года, когда Ким был отлучен от официальной
идеологии. Он явился в больницу и вошел ко мне в кабинет, не постучав,
когда еще одевалась, покряхтывая и постанывая, одышливая бабка семидесяти
с лишним лет. Я поднял голову от своей писанины, готовый разразиться
раздраженной отповедью, взглянул и слегка обалдел.
стола.
шар. Фиолетовые шрамы на его черепе выглядели так, словно кто-то вылил на
него склянку с краской. И на свободной от черной повязки поверхности его
лица тоже не было ни волоска. Ни ресниц, ни брови.
недостает.
тоже уставилась на Кима, распустив беззубый рот. Я спохватился.
подвел к двери. - Я к вам потом зайду в палату. И скажите там в коридоре,
чтобы пока разошлись и вернулись через часок...
разглядывал меня.
произошло? Когда?
Жаль, я себе такие кудри отрастил, можешь полюбоваться... - он ткнул
пальцем в пакет на столе, - роскошные кудри. И нигде на всем теле ни
волосинки не осталось. Ни под мышками, ни в шагу, ни на груди. Все либо на
простыне, либо в трусах...
сухощавый, поджарый, мускулистый. Мы с ним одногодки, а у меня грешное
тело дрябловатое, жирненькое, никак не спортивное.
сваливаться, пиджак как на вешалке... Значит, и это еще...
ждали, я спросил, зачем он принес ко мне свою волосню. Он осклабился:
медикам, может понадобиться?
невооруженным глазом было видно, что волосы именно выпали, а не были,
скажем, выдраны, и даже не столько выпали, сколько вылезли: дружно и
одномоментно. А тут и кожник явился. Ким повторил ему свой короткий
рассказ. Кожник похмыкал, осмотрел его и велел одеваться. Потом кожник
взглянул на меня, а я взглянул на кожника. Кожник едва заметно приподнял и
опустил плечи. Неожиданно Ким, натягивавший брюки, произнес брюзгливо:
пришел. Отчего это у меня - я и без вас знаю. Вы мне скажите, как
лечиться!
диагноза, врач не может сказать пациенту, как лечиться. Во-вторых... но и
во-вторых, не может! Я буркнул недовольно в том смысле, что нечего зря
языком трепать. Но кожник мой сообразил правильнее.
вскрикнуть и хлопнуть со всего размаху по своему лбу, назвавши себя
публично при всех телятиной. Кожник же, в два шага оказавшись возле Кима,
проговорил с придыханием:
вольнодумцем и диссидентом. - То есть не то что рад... Сожалею, конечно,
что такие обстоятельства... - Тут он кашлянул, вернул себе
профессиональный вид и сухо объявил: - Боюсь, Волошин, что в нашей
больнице вам ничего не светит. У нас нет специалистов по радиационным
поражениям.
нашей осведомленности в области лучевых заболеваний - я имею в виду
районный медперсонал - вряд ли выше сведений из букваря для армейского
санинструктора... или как они там называются.
моча, кал, рентген... Большая часть лучевых поражений сводится к
ослаблению иммунитета... Волосню твою на место мы, конечно, не водворим,
но от дифтерита, дизентерии или какой-нибудь другой обычной гадости
умереть не дадим.
книжку, полистал и прочел: - "Москва, улица Щукинская, шесть. Шестая
больница Третьего главного управления". Не возражаете?
- Оформим в райздраве, и счастливого пути.
однако...
работает. Сейчас он, правда, в Полынь-городе. Богатая, пишет, практика...
перед очередной партией в шахматы. Он скорбно покачал головой, вздохнул,
но большого интереса не выказал. "Дрянь это - радиация, - пробормотал,
помнится, он. - А слоника вашего, Алексей Андреевич, я с удовольствием
беру. При всем моем к вам уважении..."
явился. Признаться, я не очень по нему скучал. Не мой он был пациент, и
человек он был не мой. А о Моисее Наумовиче и говорить было нечего. Для
него Ким был тогда всего лишь автор скандальной публикации.
представление о действительности пошло сначала неторопливо, а затем все
скорее и скорее переворачиваться вверх дном. Рассказ об этом событии я
выслушал из первых уст: от секретарши нашего Первого. Причем в тот же
день.
(кажется, еще в детском садике на горшочках рядом сидели), тянула свое
зрелое девичество, в компании с престарелой своей матушкой неподалеку от
нашего жилища и частенько забегала к нам пошушукаться насчет районного
начальства, а покончив с этой волнующей темой, уединялась с Алисой в нашей