эту редкую позу. Позади отчаянно дребезжат колокольчики, и вдруг
становится тихо. Только шорох дождя.
Ни в каком окне. Хочешь - посмотри? Но уже меньше... - Тяжелая голова
медленно поднимается. - Все. Как всегда.
сначала.
различить в мокрой, плотной зелени.
что это была засада и что паяц должен был меня отвлекать. Никак ему не
понять, что в этом случае засада бы удалась, потому что паяц меня
действительно отвлек так, что я ничего не видел и не слышал, кроме него.
Вандерхузе предлагает выслать к нам группу поддержки, но я отказываюсь.
Задание у нас пустяковое, и скорее всего нас самих скоро снимут с маршрута
и перебросят в поддержку хотя бы тому же Эспаде.
Похоже, предупредительный обстрел. Эспада продолжает движение. Мы - тоже.
Вандерхузе взволнован до последней крайности, голос у него совсем
жалобный.
Желтухина капитан - Прогрессор. А у нас - Вандерхузе. Все это оправдано,
разумеется: Эспада - это группа контакта, Рэм - основной поставщик
информации, а мы со Щекном - просто пешие разведчики в пустом безопасном
районе. Вспомогательная группа. Но когда что-нибудь случится, - а ведь
всегда что-нибудь случается, - то рассчитывать нам придется только на
себя. В конце концов старый милый Вандерхузе - это всего-навсего
звездолетчик, опытнейший космический волк. В плоть и кровь впиталась у
него инструкция 06/3: "При обнаружении на планете признаков разумной жизни
НЕМЕДЛЕННО стартовать, уничтожив по возможности все следы своего
пребывания..." А здесь - предупредительный обстрел, очевиднейшее нежелание
вступать в контакт, и никто не только не собирается стартовать немедленно,
а наоборот, продолжает движение и вообще прет на рожон...
ясно, чем здесь питаются змеи. А чем питаются лягушки? Комарами. Дома
становятся все выше, все роскошнее. Облезлая, заплесневелая роскошь.
Длиннейшая колонна разномастных грузовиков, остановившихся у обочины с
левой стороны. Движение здесь, видимо, было левосторонним. Многие
грузовики открытые, в кузовах громоздится домашний скарб. Похоже на следы
массовой эвакуации, только непонятно, почему они двигались к центру
города. Может быть в порт?
треугольные уши. Мы совсем недалеко от перекрестка, перекресток пуст, и
проспект за ним тоже пуст, насколько позволяет видеть серая дымка.
Много. Идут сюда. Слева.
грузовиков. И вдруг тысяченогий топот и костяное постукивание, взвизги,
приглушенное рычание, сопение и фырканье. Тысячи ног. Тысячи глоток. Стая.
Я озираюсь, ища подходящий подъезд, чтобы отсиживаться.
Тысячи. Плотный серо-желто-черный поток, топочущий, сопящий, остро
воняющий мокрой псиной. Голова потока уже втянулась в переулок направо, а
поток все льется и льется, но вот несколько тварей отделяются от стаи и
круто поворачивают к нам - крупные облезлые животные, худущие, в клочьях
свалявшейся шерсти. Бегающие нечистые глазки, желтые слюнявые клыки.
Тоненько, словно бы жалобно потявкивая, они приближаются к нам трусцой и
не прямо, а по какой-то замысловатой дуге, горбя бугристые туловища и
заводя под себя подрагивающие хвосты.
рукоятку скорчера. Щекн говорит:
принимает боевой позы. Он просто идет.
опущенной руке, иду вдоль колонны грузовиков параллельным курсом. Мне надо
увеличить сектор обстрела на тот случай, если грязно-желтый поток разом
повернет на нас. Щекн все идет, а собаки остановились. Они пятятся,
поворачиваясь к Щекну боком, еще сильнее горбясь и совершенно упрятав
хвосты между ногами, и когда до ближайшей остается десяток шагов, они
вдруг с паническим визгом бросаются наутек и мгновенно сливаются со стаей.
перекресток перед ним совершенно пуст. Тогда я стискиваю зубы, поднимаю
скорчер наизготовку и перехожу на осевую позади Щекна. Грязно-желтый поток
уже совсем рядом. От нестерпимой вони (или страха?) выоврачивает
наизнанку. Я стараюсь глядеть прямо перед собой и думаю: два удара влево и
сразу же удар вправо, два влево и сразу вправо...
разрывается, очищая дорогу. Давя друг друга, карабкаясь друг на друга,
кусая и топча друг друга, визжа, воя, рыча, псы устремляются долой с
перекрестка. Через несколько секунд в переулке справа не осталось ни одной
собаки, а переулок слева забит шевелящейся массой косматых тел,
упирающихся лап и оскаленных пастей. И над этой массой столбом поднимается
белесый вонючий пар, и тясячеголосый вой отчаяния и смертельного ужаса
забивает мне уши, словно ватой.
ад остается за спиной, и тогда я заставляю себя остановиться и поглядеть
назад. Середина перекрестка по-прежнему пуста. Стая повернула. Обтекая
колонну грузовых машин, она двигается теперь от нас по проспекту в сторону
окраины. Визг и вой понемногу стихают, еще минута - и все становится как
прежде: слышится только деловитый тысячелапый топот, костяное
постукивание, сопение, фырканье. Я перевожу дух и засовываю скорчер
обратно в кобуру. Я здорово перетрусил.
наглость и мальчишество. Вообще говоря, Щекн чрезвычайно чувствителен к
репримандам, но сейчас он почему-то не протестует. Он только ворчит:
"Скажи ему, что никакого риска не было. - И добавляет: - Почти..." Я
диктую донесение об инциденте. Я не понял, что произошло на перекрестке, и
естественно, что еще меньше понимает Вандерхузе. Я уклоняюсь от его
расспросов. Напираю главным образом на то, что сейчас стая движется в
направлении корабля.
продолжать движение. Я совершенно отчетливо представляю себе, как он,
выразив свое неудовольствие, привычным щелчком взбивает левую бакенбарду,
подправляет правую, а затем, откинувшись в кресле, принимается вновь
настороженно ревизовать обзорные экраны в покорном ожидании очередной
неминуемой неприятности.
живность совершенно исчезла с улицы - ни одной крысы, ни одной змеи, и
даже лягушек совсем не видно. Попрятались из-за собак, думаю я
нерешительно. Я знаю, что это не так. Это Щекн.
неплохо владеет английским языком. Примерно тогда же я выяснил, что Щекн
сочиняет музыку - ну, не симфоническую, конечно, а песенки, простенькие
песенные мелодии, очень милые, вполне приемлемые для слуха землян. А
теперь вот еще что-то.
успел?
быть, доведется узнать нечто важное. Если не торопиться. Если подавать
точные реплики. Когда же это я говорил об огне? Да! "Пугните их огнем".
Поэтому я и догадался. Разве это было так трудно - догадаться?
догадывался.
умница. Понимает, что либо я не понял, либо не хочу говорить при
посторонних... И в том, и в другом случае разговор лучше закруглить...
Итак, я догадался про огонь. На самом деле я ни о чем не догадался. Я
просто сказал Вандерхузе: "Пугните их огнем". И Щекн решил, что я о чем-то
догадался. Огонь, огонь... У Щекна, естественно, не было никакого огня...
Значит, был. Только я его не видел, а собаки видели. Вот так так, этого
только еще не хватало. Ай да Щекн.